— Бедняга, — хмыкнул Юстиниан. — Ну, поживи пока у меня. Я же знаю, что ты не любишь Полуночные покои, а свободны пока что только они.

— Мне там как-то, — Дамиан опять повёл плечами, — неуютно. Тревожно. Ладно, что там с расследованием?

— О, — оживился старший принц, — если бы покушения не было, его бы стоило выдумать, — они переглянулись и враз коротко ухмыльнулись. — Городская стража начала трясти миррийцев и тех из наших торгашей, кто с ними связан, и представь себе, вытрясли оч-чень занятные сведения. На полноценный заговор пока не тянет, но общее направление… настораживает. Фарсийский посол, кстати, выразил желание возместить тебе и твоему супругу причинённый по его недосмотру ущерб и предлагает вам стоимость красивого мальчика в золоте и бирюзе, раз уж раб оказался настолько жаден и глуп, чтобы ввязаться в чужие интриги.

— Нет-нет, ни о чём серьёзном я со своим супругом в ближайшее время говорить не стану, — Дамиан налил себе вина и сделал несколько глотков. — Он, видишь ли, всей душой ненавидит Виссант вообще и меня лично, а смертью своей хотел развязать руки своим соотечественникам, чтобы те прошлись по нашим северным рубежам, разоряя и сжигая всё, до чего успеют дотянуться. У него на это, оказывается, есть личные причины. А меня он, кстати, действительно имеет полное право убить и даже не платить за это виры, если поймает на смазливой девице или под статным гвардейцем. В кои-то веки мошенник-ют не соврал. В смысле, преподнёс мне настоящий нордландский свод законов, а не сказочки с чужих слов.

— А я говорил тебе, что этот нордландский брак — плохая идея.

— Зато у нордландцев нет понятия развода как такового, — возразил Дамиан. — Жаль, Иоланта ему совершенно не приглянулась, — прибавил он, рассеянно глядя в темнеющее окно.

— А то бы…?

— А то бы рос во дворце внук Великого кесаря и короля Ульфринга одновременно.

— Хм, — протянул Юстиниан задумчиво. — Какая интересная задумка. Но даже если матерью этого ребёнка будет пленная скетская разбойница, ни Ингвар, ни Аксель не смогут отказаться принять мальчишку или девчонку в своём замке, верно? Кровь Ульфрингов как-никак. Ладно, — он собрал просмотренные документы, какой-то обрывок серой грубой бумажки тщательно разгладил и положил в отдельный конверт, и потёр ладонями лицо. — Пошлю спросить у дорогой супруги, одна ли она нынче в спальне. А то делить постель с родным братом, так чтобы об этом не пошли дурацкие слухи, может пока что только моя Цинния, да и ей уже недолго.

— Она всё ещё бегает по ночам к Маркелу? — улыбнулся Дамиан.

— Как и ты ко мне лет этак двадцать с небольшим назад, — хохотнул Юстиниан. — Залезают с головой под одно одеяло, шепчутся, хихикают, строят какие-то страшные козни против наставников… В общем, располагайся, а я пока приму ванну.

========== Глава шестая, в которой каждый возвращается к себе ==========

То ли ведьма поила его сонным зельем, чтобы меньше создавал проблем, то ли просто от слабости, но первые два дня он почти полностью проспал, просыпаясь только для того, чтобы проглотить снадобья, что вливали ему в рот по ложечке молчаливые пожилые женщины, совершенно не похожие на дворцовых служанок. Запредельная тошнотворная горечь сменялась приторной сладостью, всё это заливалось чем-то, полным мятного холодка, а иногда это была просто вода… Частенько он, в общем, и не просыпался толком — открывал мутные глаза, видел перед своим лицом серебряный блеск ложки и послушно открывал рот. Ещё дома он привык к тому, что с целителями не спорят, а уж ссориться с ведьмой, вгонявшей в холодный пот человека, хаживавшего и на медведя, и на троллей… Бр-р, ну её!

На четвёртый, что ли, день, пришёл Аксель. Он ещё не был одет по-дорожному, но у того, кто собрался в путь, меняется и взгляд, и голос. Всё меняется, потому что человека этого уже нет здесь. Тело ещё ходит, говорит, собирает вещи, прощается с близкими, а душа уже улетела туда, куда лежит дорога.

— Я должен возвращаться, — виновато сказал он. — Сам понимаешь…

— Конечно, — Гуннар осторожно кивнул. Каждое движение головы перестало наконец отдаваться болью, оставалась только мерзкая липкая слабость. — На тебе наши пленные, многие из них до сих пор толком не оправились от ран, а лето в Нордланде закончится гораздо быстрее, чем вы туда доберётесь.

— Несколько человек хотят остаться с тобой, особенно после этого покушения.

Гуннар хмыкнул: покушение? Дамиан и Акселю соврал? Ладно, пусть так. Если сказать двоюродному брату правду, то его, пожалуй, сложно будет убедить в своём решении. Непременно захочет оставить хоть кого-то для моральной поддержки.

— Нет, — сказал Гуннар, — забирай всех. До единого. — Аксель нахмурился было, но неохотно кивнул на слова: — У Серпентов не должно быть поводка для меня, понимаешь? Все, кто мне дорог, должны находиться далеко отсюда. Лучше всего — за Вьюжным.

Они помолчали. Аксель сидел ссутулившись и зажав руки между коленями. Солнечный свет лился в раскрытое окно, рассыпался мелкими радугами на гранях ламповых подвесок, мягкими бликами сиял на корешках книг, золотил волосы Акселя, небрежно падающие на лицо — он не заплёл косы у висков, просто зачесал волосы назад, но без обруча или ремешка они свесились, закрывая лицо… или этого он и хотел — не смотреть брату в глаза?

Нет, он выпрямил спину, посмотрел прямо на Гуннара и сказал:

— Можно будет передавать письма с ютгардскими торговцами.

— Тоже не стоит, — возразил Гуннар, хотя шевельнулась у него робкая мысль, что так он будет, пусть редко и нерегулярно, но узнавать что-то о своих родных. Однако он усилием воли отогнал её. — Торгаши захотят или больших денег, или каких-то уступок, потому что они рискуют: вдруг их обвинят в участии в каком-нибудь мифическом заговоре? Передают, понимаешь, письма заложника врагам Виссанта. И одно их странное божество знает, чего они потребуют в возмещение.

— Но иначе получится, что мы вообще тебя бросаем!

Это было больно. Очень. Для обоих. Хорошо, что оба с раннего детства привыкли терпеть боль.

— Помочь вы мне в любом случае ничем не сможете. — Гуннар положил руку на пальцы кузена, те оказались неожиданно горячими — или это у него самого были такие ледяные руки? — Аксель, если со мной что-то случится, торговцы об этом обязательно расскажут, просто делите все россказни натрое. А если нет никаких известий, значит, всё в порядке — нечего рассказывать.

— Лучшая новость — отсутствие новостей? — Аксель вымучил кривую, натянутую улыбку.

— Ну, да, — подтвердил Гуннар.

— Отец не зря послал сюда именно тебя, Совёнок, — сказал Аксель, растирая руки Гуннара, чтобы отогреть их, хотя день стоял солнечный, а стало быть, жаркий. — Страшно подумать, чего уже натворил бы Бьорн! И чего он обязательно наделал бы чуть погодя. Ты во всём прав, но именно потому я и чувствую себя последней сволочью.

— Ты будущий король, привыкай. Королю постоянно приходится быть сволочью, иначе его страна развалится.

— Хорошего ты мнения о моём отце!

— Аксель! Даже если бы меня зарезали на алтаре этого их Трёхликого, а не обвенчали с принцем Дамианом в обмен на мирный договор, дело бы всё равно того стоило. — Гуннар улыбнулся так же принуждённо, как и кузен чуть раньше. — Думаешь, младшему брату ярла не приходилось быть безжалостным мерзавцем? Тебе случалось казнить женщину-детоубийцу, которая хотела своим детям быстрой смерти от сильного яда, а не медленной — от голода? Мне пришлось. По сравнению с этим отправить племянника туда, где его будут сытно кормить, укладывать спать на шёлковые простыни и подсовывать ему красивых служанок, совсем не страшно, верно?

— Верно, — вздохнул наследный принц Нордланда. — И всё равно паршиво на душе.

« А уж мне-то как паршиво», — подумал Гуннар, но вслух этого, разумеется, говорить не стал.

***

— Как вы себя чувствуете?

— Если какой-нибудь крепкий парень подставит мне плечо, я совершенно точно не умру по дороге в свою спальню.