========== Пролог, из которого следует, что браки свершаются отнюдь не на небесах ==========

— Король Виссанта предложил заключить мирный договор. — Невысказанное «но» так и повисло в воздухе, однако Гуннар молча продолжал смотреть на дядю, и тот с тяжёлым вздохом закончил: — Он даже готов оставить Вьюжный перевал за нами, но взамен требует заложника королевской крови. И в общем, я его понимаю, — жёстко усмехнулся Ингвар Третий, более известный как Хромой Волк. — С Вьюжного дорога ведёт только вниз и на юг.

Гуннар прикусил губу. Сын сестры короля — особа достаточно высокого происхождения, но не настолько важная для страны, как младший из королевских сыновей, это понятно. А у него есть двое старших братьев и сестра, так что Тёплый Дол без владетеля вряд ли останется, как бы плохо ни пошли дела.

— Тебе нужно моё формальное согласие? — глухо спросил он.

— Я тебе ещё самого плохого не сказал, — болезненно морщась, сказал дядя. — Это будет обставлено как брак младшего из принцев Виссанта.

— Брак? — растерянно переспросил Гуннар. — Но Хильдур ведь…

Он хотел сказать, что двоюродная сестра уже обручена, и разрывать помолвку в угоду королю чужой страны значило бы гневить Предвечных, но дядя перебил.

— Не Хильдур, — тяжко обронил он. — Ты.

— Я?!

Нет, кое-что о южных соседях племянник короля, разумеется, знал. Не мог не знать — враги же, их изучать необходимо. Что в Виссанте разрешено колдовство, например, было Гуннару известно и из книг, и из разговоров. Там, конечно, нет магов, сравнимых с легендарными чародеями древности, но про виссантских целителей он слышал и от торговцев, окольными путями добиравшихся на север в обход мест боевых действий, и от раненых нордландских солдат, вернувшихся с войны (здоровые пока что не возвращались, только те, кто оставил на поле боя руки-ноги или слишком много крови, чтобы воевать дальше). Болтали, будто бы служительницы Тёмной стороны Трёхликого способны человека чуть ли не из могилы вытащить, заплатив за жизнь своего раненого жизнью пленного, например. Можно было бы от слухов таких отмахнуться, но отец, приезжая ненадолго повидаться с женой и сыновьями, — кроме среднего, воевавшего вместе с ним, — рассказал как-то раз, выпив лишнего, будто вогнал меч вражескому капитану под рёбра, а два или три месяца спустя своими глазами видел этого сукиного сына живого и вполне бодрого. «Может, это был его брат?» — недоверчиво спросила матушка. «Ага, — буркнул отец, явно жалея, что вообще вспомнил об этом. — Близнец. И с таким же точно шрамом на морде».

Кроме безбожного пособничества колдовству, да ещё настолько тёмному, славились виссантцы и такой лёгкостью нравов, что плевались не только строгие нордландцы, но и их куда более распущенные соседи с востока. Да-да, те самые, у которых жена вполне могла завести любовника с ведома и попустительства мужа, а муж и вовсе открыто содержал какую-нибудь девицу или вдову. В Виссанте пошли ещё дальше, и в одну постель вполне могли лечь двое мужчин. Не для того, чтобы согреться, как сплошь и рядом вынуждены поступать путники или воины в походе, а ради плотских утех. Разрешались даже браки между мужчинами!

И загадочное виссантское трёхликое божество, видимо, снисходительно взирало на такое непотребство, потому что Виссант не только не проваливался под землю, не вымирал от моровых поветрий и не был захвачен воинственными соседями, а наоборот, расползался понемногу на юг и на запад, глотая одно за другим мелкие королевства. На севере только не вышло. Почти десять лет непрерывных боёв за Пепельные горы измотали обоих участников, но так ни к чему и не привели: отлично выученное и превосходно вооружённое виссантское войско, легко побеждавшее на равнинах, так и не приноровилось воевать в горах, где тем, кто гибнет под камнепадами и снежными лавинами, не помогут ни хитроумные машины, ни ведьмы, способные поставить на ноги практически мертвецов. Скорее всего, горы просто были недоступны пониманию равнинных жителей, и только это спасало Нордланд от неизбежного в ином случае разгрома.

— Не удивлюсь, если с точки зрения Теодориха, этот брак должен был смягчить его требование предоставить ему заложника, — мрачно продолжил король, нервно постукивая по столу пером, переломанным так, словно его в руке комкали. — Глядите, дескать, как мы великодушны: не просто подписываем мирное соглашение, а чтобы скрепить его, предлагаем брак двух наших принцев.

Гуннар хмуро посмотрел на дядю: принцем королевский племянник, как ни крути, мог считаться с большой натяжкой. Чтобы на трон сел сын сестры короля, надо было, чтобы у покойного правителя не осталось ни сыновей, ни племянников по мужской линии, а такое случалось буквально два или три раза за всю историю Нордланда.

— Знаю, что ты думаешь, — опять кривясь, словно у него зубы разболелись, сказал дядя. — Что я отдаю развратникам-южанам тебя, а не Бьорна. Сигне уже высказала мне всё, что она об этом думает. — Он вымученно усмехнулся, посмотрев на стену, чей серый камень был щедро заляпан чёрными брызгами и потёками: похоже, ярла Сигне, более известная как Пурга и на весь Нордланд славная крутым и вспыльчивым нравом, швырнула об эту стену первое, что под руку подвернулось — тяжёлую серебряную чернильницу. И вполне могло быть, что швыряла она её вовсе не в стену, а в брата. С Сигне Пурги, сколько Гуннар знал свою матушку, сталось бы и в короля чернильницей запустить. — Но ты пойми, Совёнок, — Гуннар сердито дёрнул плечом на детское прозвище, но смолчал, — я боюсь не того, что трон в случае чего достанется кому-то из твоих братьев. Нет, — дядя опять вздохнул, — они оба вполне справятся. Гораздо лучше, чем Бьорн, надо признать, если с Акселем, храни Предвечные, что-то случится. Но если умрём и я, и Аксель, а Бьорн будет супругом виссантского принца, то это будет таким прекрасным поводом для Виссанта вмешаться в наши внутренние дела…

Гуннар представил себе, как кузен возвращается из Виссанта, чтобы стать королём Нордланда, а с ним приезжает и его, Предвечные прости, супруг и начинает крутить здесь свои интрижки, и даже вышвырнуть его вон будет сложно — он же приедет с Бьорном на совершенно законных основаниях. «Да уж, — невольно подумал Гуннар, — впусти-ка лису в курятник: не нордландцам тягаться с виссантскими пронырами в интригах…» Не то чтоб он хорошо знал южан, но читал, а тем более слышал о них всё-таки достаточно много.

— А во-вторых, сам Бьорн… — дядя посмотрел на стену, заляпанную чернилами, и вздохнул. — Может, няньки перепутали его с Ульриком в младенчестве? Как сын Сигне может ухмыляться и отшучиваться, когда его поддевают отцовские солдаты, а мой — выходить из себя по любому поводу?

Гуннар сдержанно хмыкнул. Тогда уж, видимо, перепутали всех троих, потому что все сыновья Пурги умудрились унаследовать отцовский характер, сестрица только пошла в матушку.

— И именно поэтому, Совёнок, — безнадёжно продолжил Ингвар, — посылать моего младшего к виссантцам — отличный способ развязать войну заново. Он ведь, как и сестра моя, сначала делает, а думает… хорошо, если потом.

— Надо его женить на Фриде с Белого Берега, — буркнул Гуннар. — Вот уж кому хитрости хватит на себя и на мужа. Будет им вертеть, а он будет думать, будто всё делается так, как он хочет.

— Лисичка моему сыну, даже младшему, не ровня, — возразил король. — Впрочем… кое в чём ты прав, пожалуй. В общем, что я тебе объясняю? Ты и сам всё отлично понимаешь. Ещё два-три военных года — и Нордланд начнёт разваливаться. Все здоровые, сильные, обученные военному делу мужчины в Пепельных горах, а остальные боятся в гости в соседний город съездить: волки, разбойники, нечисть какая-то расплодилась. В стране полно калек, которые не то что семью обеспечить, сами бы как-то смогли прокормиться. Прошлое лето было урожайным, да урожай-то собирать было толком некому, детишки пятилетние в поле работали, а если вдруг дожди затяжные?

— Я всё понимаю, дядя, — тоскливо сказал Гуннар. — Я… согласен, конечно. Но этот… брак?