— Как это приготовлено? — спросил он.

Спросил вообще-то Росса, но тот кивнул мальчишке, и ученик, краснея от Генрихова внимания, старательно проговорил, для верности загибая пальцы:

— Белый хлеб замочить в молоке. Кожу с ножек подрезать и снять чулком, мясо отделить от костей и дважды провернуть в мясокрутке, посолить, добавить рубленый чеснок либо зелень по вкусу. Смешать с размоченным хлебом, заполнить снятую кожу, панировать в муке либо в молотых сухарях, либо в молотых же орехах. Обжарить сперва на сильном огне, затем на медленном довести до готовности. А ежели готовить не из мяса птицы, а из говядины либо баранины, то налепить вроде как пирожков, так же панировать и жарить так же.

— Сам всё сделал? — с любопытством спросил Генрих, потому что выглядело это самым настоящим уроком, который мальчишка только что сдал наставнику.

Росс кивнул, а его ученик покраснел до самых ушей, довольный и гордый собой. Генрих же утвердился в мысли забрать со временем мальчишку в замок. Пока Росс здесь, пусть ещё учится, но делать ему в Вязах точно нечего. Здешняя кухарка этакого маленького умника в жизни на своей кухне не потерпит, но он-то, Генрих, не мягкосердечная сира Катриона. Пусть попробуют против его решения хоть слово сказать.

Он расспросил про мясокрутку, посредством которой жилистая деревенская курица превратилась в нежное и сочное блюдо. Росс указал на штуковину, разобранную на части и разложенную для просушки. Части сияли полированной бронзой и чернёной сталью, но ничего такого, с чем не справился бы хороший кузнец, там вроде бы не было. Договорились, что Генрих заберёт мясокрутку, чтобы показать кузнецу, а потом сразу же вернёт с посыльным.

Под разговоры эти и закончили очень уж поздний ужин, Росс сгрузил посуду в ванну с мыльной водой и отправил мальчишку поспать часа два: «Ты мне пока не нужен, а потом меня под утро подменишь, чтобы я опять выпечку не сжёг». Тот послушно покивал, но и сам наверняка догадался, что его отправляют с кухни, чтобы не мешал серьёзному разговору.

— Если позволите, сир, — сказал Росс, заново повязывая фартук, — я буду работать и слушать вас. Честное слово, я неплохо совмещаю подобные занятия.

— Хотите убраться с кухни раньше, чем сюда заявится скандальная баба? — усмехнулся Генрих.

— В том числе, — не стал спорить Росс.

Тесто у него под полотенцем уже подошло, белое, гладкое, маслянисто блестящее, даже на вид мягкое, словно младенческая попка. Генрих, глядя, как Росс мнёт его, раскатывает и защипывает, ничего такого не ощущал, о чём говорил Каттен — просто удовольствие от работы мастера, на которую всегда приятно посмотреть. И пахло приятно от гладкого белого теста и от сладких начинок для крошечных, на один укус, пирожков. И от самого Росса наверняка тоже пахло сдобным тестом, ванилью, яблоками и вишней. Не могло не пахнуть среди этаких ароматов.

«Девки здешние должны за ним хороводом ходить, просто как собаки за горячим хлебом», — подумал Генрих. Вроде бы ни одной ничего не перепало, сколько он знал — а он постарался-таки узнать, не зря с тётушкой Еленой всегда старался ладить, даже когда бабушка ещё была жива, пошли ей Девятеро удачного перерождения. Что бы там бабушка ни бурчала, Генрих твёрдо знал, что жена его дяди без всякого отца и брата, сама по себе, очень неплохо умеет зарабатывать немалые деньги. Так что будущему барону совсем не вредно у такой тётки поучиться не только правильные вилки за столом выбирать. Сам по себе Росс, на трезвую голову и без похабных каттеновских намёков, не вызывал у Генриха никаких плотских желаний. Но опять-таки всё та же Елена Ферр горячо одобрила выбор своего супруга, сделавшего фаворитом не слишком молодого, невеликой красы, зато образованного и вообще очень полезного для баронства мужчину. «Что там у Ламберта с целителем творится под одеялом, касается только их двоих», — ответила она, когда Генрих набрался нахальства спросить, не ревнует ли она: он тогда уже, еле отметив совершеннолетие, на своём опыте убедился, что ревность к любви не относится никаким боком и вообще две эти сучки, отравляющие жизнь порядочным людям, не сёстры и даже не кузины. «А вот беглый зеленодольский маг, — сказала тётушка, — получив на палец кольцо баронского брата, может выдохнуть и спокойно, ничего не боясь, заняться делом, которое неплохо знает и любит. Для всеобщей пользы».

Россу, какой бы непроницаемой ни казалась его физиономия, точно не помешало бы тоже выдохнуть и спокойно заняться делом, которое он неплохо знает и любит. У него-то весьма опасные недоброжелатели водились не на восточном берегу Данувия, а куда поближе, и ему-то колечко баронского сына не помешало бы тем более. А уж чем они займутся под одеялом… «Может, и ничем, — подумал Генрих, не сводя глаз с ловких пальцев, защипывавших мелкие пирожочки как-то хитро и вычурно. — Просто можно будет на законных основаниях завалиться к человеку, который занят своим делом, и хоть поболтать с ним не о делах баронства, а о какой-нибудь ерунде, хоть помолчать. Вот как сейчас».

Росс, если и ждал предполагавшегося серьёзного разговора, никак этого не показывал. Лепил себе пирожок за пирожком, ровненькие, с красивым шовчиком-рюшечкой, до того одинаковые, словно их из формы вынули, а не вручную слепили.

— Сложно получить мастерство в вашей гильдии?

— Дорого, — усмехнулся Росс, совсем вроде бы вопросу не удивившись. — Открыть в ранге подмастерья своё заведение и не разориться как минимум в течение пяти лет, после чего подать заявку в Совет. Не бесплатно, сами понимаете. Потом к тебе заявится кучка старых пердунов, совершенно не расположенная выдавать свидетельство типу, у которого нет среди них ни отца, ни деда, ни хотя бы тестя, — Генрих вспомнил, что подобное вроде бы и Каттен говорил про свою гильдию, — и начнёт придираться к каждой плохо отмытой миске и к тому, как ты держишь скалку. Напишет тебе во-от такой список замечаний и через месяц вернётся проверить, исправил ли ты то, что не понравилось старцам. А потом ещё раз. Разумеется, каждый раз ты должен оплатить этот налёт саранчи и сверх того кормить-поить пятерых зажравшихся проверяльщиков. Не угодишь — через год начинай сказку сначала. Мой настоящий, не формальный наставник в конце концов плюнул и остался подмастерьем. Чего и мне настойчиво советовал.

— Настоящий?

— Да, тёткин муж, который меня и учил. У Саккара я пробыл учеником неполный год, только чтобы получить его рекомендацию — дядя не имел права брать ученика. И то, если бы не Каспар, Саккар бы меня и близко не подпустил к своей кондитерской. Даже по просьбе Серпентов меня взяли не учеником, а так, на чёрную работу. У своего как бы наставника я весь этот год мыл посуду, чистил фрукты и просеивал муку. В собственно кухню у меня доступа не было, чтобы не вынюхивал семейные секреты.

— Но звание подмастерья вы всё-таки получили?

— К подмастерьям не так цепляются, там проще. — Правда, судя по тону, проще было ненамного.

— Хм, — проговорил Генрих, прикидывая перспективы. С одной стороны, его людям вполне вроде бы хватает брауновской пекарни. С другой, тот самый торт, который Росс испёк на имянаречение Эмметова сына, до сих пор по всему баронству вспоминают. И когда он, Генрих, едет сюда, в Вязы, то матушка всякий раз просит привезти чего-нибудь «для девочек». Себя, видимо, тоже к этим девочкам относя. Не для них ли, кстати, эти пирожочки на один укус? — Патент дам бесплатно, участок под кондитерскую тоже бесплатно выделю. Со старыми пердунами ничем, конечно, помочь не смогу, но можно попробовать через Меллеров что-то сделать — они же вроде не последние люди в вашей гильдии? Останетесь? Или боитесь, что жена отравит?

— Шуточки ваши, — буркнул Росс. — Алхимики только тем и заняты, разумеется, что травят всех встречных. Спасибо, сир, но… я не знаю, что ответить. Вернее, знаю, что ничего не могу обещать. Стою, как на кочке в болоте: куда ни ступи, в любой момент затянет с головой.

Он замолчал и принялся перекладывать пирожки на противень. Тоже новенький, блестящий, зеркально-гладкий. Напомнивший о запертых в карцере хитроумных штуковинах.