– Да, – тихо ответил я, стараясь говорить спокойно. – Я слушаю.

– Простите, надеюсь, я не поздно? Я мама Жени… – начала женщина, но я её тут же остановил.

– Я знаю, кто вы. Нет, не поздно, я сам хотел позвонить и узнать, как Алина.

– С ней всё будет хорошо. Операция прошла удачно и она легко её перенесла, – голос на мгновение стих. – Я бы хотела поблагодарить вас за помощь. Женя очень просил вам позвонить, но времени не было, а сейчас я еду домой из больницы и поэтому время для благодарности нашлось. Надо было дождаться утра, но…

– Простите, как вас зовут?

– Ирина.

– Я понимаю, Ирина, что вы очень устали и, наверное, это будет неуместно, но, может быть, вы согласитесь выпить со мной кофе?

– Странно, я хотела предложить то же самое вам.

– Тогда это непременно нужно сделать.

Мне стало почему-то очень хорошо, словно я собирался встретиться с родным человеком после долгой разлуки.

– Простите, я даже не знаю, как вас зовут, – Ирина чуть смутилась, и это почувствовалось в её интонации.

– Константин, – представился я.

– Костя, вы не могли бы приехать ко мне? У меня замечательный кофе и много-много всяких сладостей, – она на миг замолчала, и мне показалось, что она пропала совсем.

– Ирина, вы здесь?

– Да, – тихо ответила она. – Я вообще-то сразу не приглашаю мужчин к себе, надеюсь, вы это понимаете.

– Конечно.

– Я не могу оставить сына одного. Уже поздно, да и в школу ему с утра.

– Ирина, я знаю дом, где вы живёте, но не знаю квартиры.

– Квартира сто сорок восемь.

– Я постараюсь приехать быстро.

– Буду ждать.

Я вскочил, как ненормальный. Мне безумно захотелось увидеть её, познакомиться с ней, узнать, как они живут. Может быть, Женя ещё не спал и я бы мог пообщаться с ним.

Я бросился к шкафу, чтобы переодеться. Через пять минут переодеваний, перед зеркалом предстал вполне приличный человек, если не считать чуть помятой щеки, которую я отлежал, пока дремал. Схватив ключи, права и кошелёк я выпрыгнул из квартиры и быстро спустился по лестнице вниз, так как жил на втором этаже.

26 июня 2010 года

Мы неслись на лошадях по огромному, залитому лунным светом полю. Неслись куда-то от бессмысленного дома, в котором мне стало душно, тягостно, почти смертельно отвратительно.

На свободу, верхом! Так стремительно и бешено я пытался скрыться от преследующих меня назойливых корявых измышлений о какой-то виноватости, грешности, неправильности. Я пытался сбросить с плеч этих шепчущих и нервирующих меня клеветников силой встречного дикого ветра, от которого стоял свист в ушах, но это помогало мало. Совсем не помогало.

Почему они преследуют меня? Рядом была та, которую я вспомнил, которую любил и люблю. Я готов на всё ради неё. Она улыбалась мне, смеялась, протягивала руку на скаку. Я же горел желанием повиниться, правда, непонятно откуда оно взялось. И ничем это распроклятое чувство не извести. Не виноват я, греха не помню, и если был таковой, то она должна помочь мне объяснить его. Помочь понять, что происходит и стать моим спасением.

Я улыбался ей, придерживая чёрную, неизвестно откуда взявшуюся шляпу на голове, но нервозность и иногда опускающиеся уголки губ говорили сами за себя и выдавали моё настроение. Я посмотрел вперёд и увидел вдалеке небольшой дом, с крышей, выкрашенной в нежно-голубой цвет. Если бы сейчас был день и светило солнце, то эту странную крышу поглотил бы небосвод, так её оттенок совпадал с чистой лазурью ясного неба.

– Смотри, дом! – прокричал я и указал рукою вдаль.

– Вижу, – прокричала в ответ Роза, но сама была спокойна и нетороплива. – Тпруу.

Я остановил свою лошадь чуть поодаль. Развернувшись, я бросил на Розу, как мне показалось, многозначительный вопросительный взгляд.

– Почему ты остановилась? Разве ты не хочешь познакомиться с теми, кто там обитает?

– Надо вернуться.

– Я не хочу. Мне там плохо… А этот дом… Он такой красивый. Там наверняка живут замечательные люди.

– Они стали странными, когда получили покой.

– Покой?

– Только его они и заслужили.

– Мне это всё чертовски надоело, Роза! – нервно произнёс я, пытаясь справиться с раздражительностью. – Я заслужил немного свободы здесь, если уж я не могу вернуться туда, откуда ты меня вытащила.

– Ты же знаешь, зачем ты здесь.

– Ничего я не знаю! Мне с чего-то стало паршиво, хочется просить у тебя прощения, а за что и сам не знаю. Что я тебе сделал?

– Не переживай, ты всё поймёшь. У нас ещё есть время.

– Нет у нас времени! Скажи ты мне всё прямо, и тогда всё закончится!

– Не закончится.

– Моя вина перед тобой такая тяжкая, что я обязан искупить её? Чем? Смертью?

– Оставим смерть, хотя она творит чудеса и меняет людей радикально.

– Вот как? А если я найду здесь другой дом и захочу остаться жить?

– Это решать не тебе.

Роза изящно спрыгнула с седла, подошла к своей лошади и ласково погладила морду этой красавицы.

– Значит, я всё-таки умер, – произнёс я в отчаянии, и мне показалось, что глаза мои заволокло слезами, что было из ряда вон выходящим.

– Это просто мания какая-то. Что ты всё о смерти, да о смерти? Надо просто вернуться.

Я тоже спрыгнул на землю и подошёл ближе к Розе.

– Не знаю, правильный ли я задаю вопрос, но… Ты меня любила? Ты дала мне почувствовать себя, дала мне – мои чувства, а твоей боли я так и не узнал. А её наверняка предостаточно, если я, сам того не понимая, хочу просить у тебя прощения? Я ведь за этим здесь? Объясни.

– Жила такая странная дама, она не меняла гардероб несколько лет. Шкаф её был полупустой; ей было почему-то очень жалко денег на новые наряды. А потом, вдруг что-то на неё нашло, и она принялась наряжаться и скупать вещи разных фасонов и стилей, дорогие и не очень. И у неё их стало так много, что места в стареньком шкафу совсем не осталось. Когда она попыталась впихнуть в него очередную порцию нарядов, он взял и развалился. И шкафа нет, и одежда валялась в совершенном беспорядке. Ей бы шкаф новый купить, но она уже не могла остановиться и продолжала скупать одежду. Теперь ей было жалко денег уже на шкаф.

– Мои желания не одежда. Неужели я не имею права знать, что со мной происходит?

– Права? – произнесла Роза, и мне показалось, что она улыбнулась.

– Если мы любили друг друга, и наши чувства были подлинными, не проходящими для наших душ, значит, это наказание любовью?

– Хорошо. Ты понял, что речь идёт о душе.

Я огляделся, поднял глаза к сверкающей холодной луне и выдохнул, словно пытался скинуть с себя невидимую тяжесть.

– Я, наверное, глуп. Я не понимаю и никогда не понимал женщин. Я не представляю, что вам нужно.

– Не забивай старый шкаф, купи новый, он тебе скоро пригодится, – Роза протянула мне руку. – Ладно, идём, я тебя познакомлю с обитателями этого вечного дома.

Мы направились в сторону голубой крыши, взявшись за руки. Лошади куда-то исчезли. Лёгкий ветерок играл подолом розиного платья и трепал невысокую густую траву.

Мы быстро дошли до песчаной дорожки, ведущей к веранде. Там за столом сидел мужчина лет сорока. Он что-то начинал писать пером, но тут же комкал бумагу и откидывал в сторону. Проделав это раза три, он брал стоящую рядом с ним фарфоровую чашку, делал глоток и снова брал чистый лист. Чуть поодаль на тахте сидела женщина и что-то вышивала. Она была красива и молода. Её тёмные волосы были собраны в небольшой аккуратный пучок, но мне он показался нелепым и неуместным, портящим её красоту.

Они не смотрели друг на друга. Женщина поворачивала голову в сторону мужчины, только когда он откидывал очередной испорченный лист.

– Приветствую вас, – Роза махнула рукою и склонилась к моему уху. – Здесь не спрашивают имён. Если они пожелают, то как-нибудь себя назовут.