Мелькнуло что-то яркое, в глаза брызнул яркий оранжевый свет, рассыпаясь на мелкие подвижные точки, словно я смотрел в микроскоп на растущую колонию каких-то микробов, отчего дорога на мгновение исчезла, а в голове застучало множество молоточков. Я остановил машину на обочине и вышел. Солнечный свет прямо-таки бил в глаза; пришлось прищуриться, чтобы оглядеться вокруг. Для начала дня было удивительно тихо: никаких машин вокруг. Похоже, длинный путь в эту чёртову Проабу и почти бессонная ночь накануне дали о себе знать. Пройдя к траве, что росла вдоль дороги, я уселся прямо на неё и устало выдохнул.
– Кто ты?
Я не сразу понял, откуда раздался этот голос. Подняв голову, я приставил ладонь ко лбу козырьком и сузил глаза. Передо мной стояла девушка, примерно лет двадцати, в серой косынке и кипельно-белом сарафане. Она держала в руках небольшую корзинку, полную дикой земляники. Девушка улыбнулась и присела передо мной на корточки.
– Я – Роман, – чуть оторопев и помедлив, словно вспоминая собственное имя, произнёс я. – А ты кто, красавица?
Я огляделся вокруг, пытаясь сообразить, откуда могла выйти эта милашка. Никаких тропинок из леса рядом я не заметил.
– Я – Роза. А ты, я так понимаю – наследник?
Голос её был низок и чуть смешлив. Мне даже показалось, что она усмехнулась. Я смерил её взглядом, встал и протянул руку, чтобы помочь ей подняться, но она сама легко вскочила на ноги. Сделав один шаг ближе к машине, Роза поставила корзинку на капот и принялась поправлять косынку, из-под которой выбивались светлые пряди. После двух неудачных попыток завязать узел как нужно, она просто стянула мягкую серую ткань и тряхнула головой. Русые кудрявые волосы упали ей на плечи. Они показались мне совсем светлыми на фоне загорелой кожи. Карие глаза девушки смотрели на меня изучающе и чуть загадочно.
– Вот что Роза, или как там тебя… Не твоего ума это дело, – деловито пробурчал я, продолжая рассматривать красавицу, похожую на маленькую куколку. У неё была очень тонкая талия, и мне вдруг подумалось, что я мог бы легко обхватить её пальцами обеих рук.
– Уж так ли не моего?
На это я не нашёлся, что ответить.
Роза взяла с капота корзинку, лукаво вскинула брови и, отвернувшись от меня, направилась к дороге.
– Может, тебя подбросить до дома? – поинтересовался я. Мне почему-то не хотелось так быстро расставаться с нею. Во-первых, девушка была очень хороша, а во-вторых, она похоже, знала, кто я, и могла помочь мне найти дом отца.
– Нет, спасибо, – ответила она и медленно пошла по дороге в сторону деревни. Я тут же запрыгнул в машину и медленно поехал за нею.
– А ты давно здесь живёшь? – высунувшись в открытое окно, поинтересовался я.
Я решил разговорить её, надеясь, что мне сказочно повезет, и я проведу пару-тройку дней в приятной компании.
– Нет, не очень…
– И не скучно тебе в такой глуши?
– Так получилось… А тебе, я так понимаю, хочется повеселиться?
– Иногда надо расслабляться. Ты не согласна?
Я сверлил её взглядом, оценивая её прелести со спины. Что и говорить, природа не поскупилась на щедрые дары для этой деревенской мадемуазель; внешность очаровательной девы вполне себе дотягивала до стандартов, пропечатанных в самых модных глянцевых журналах.
– Не знаю. И ноги у меня самые обычные, – пропела Роза, даже не повернувшись ко мне.
– У тебя что, глаза на затылке?
– Ага, – ответила она и снова усмехнулась.
Эти усмешки стали меня чуть напрягать. Я не знал, как на них реагировать.
Роза резко остановилась, замерла на пару секунд, а потом развернулась ко мне с неизменной полуулыбкой на лице.
Я остановил машину и замер, вцепившись в руль пальцами. Она в этот миг показалась мне настолько красивой и настоящей, что грязные мыслишки, которые пару минут назад одолевали меня, тут же исчезли.
– Ты очень красивая, – проговорил я, оторопев. Вообще, это было мне не свойственно. С красивыми женщинами я всегда вёл себя непринуждённо.
– Да и ты тоже ничего, – ответила Роза и ещё больше прищурила взгляд, словно пыталась рассмотреть меня лучше в этом ярком солнечном свете. – Ты уж как-то слишком красив.
– Это плохо? – ляпнул я первое, что пришло на ум.
– Нет, отчего же, – она почти незаметно повернула голову налево, в сторону леса, потом снова перевела взгляд на меня. – Но мужчинам с такой внешностью живётся куда сложнее, чем женщинам.
Она отвернулась и сделала шаг от меня. Я следил за ней и никак не мог уловить смысл её действий и слов. Возможно, она просто вела себя так – это её манера, и она такая всегда и со всеми. А может быть, она почувствовала во мне ту самую мужскую притягательность, особую силу и энергию, откровенную, нежную, но не управляемую, не подвластную им, но ту, что указывает женщинам смысл их существования. Хотя, скорее всего, это свежий опьяняющий воздух стал сводить меня с ума, выдавая фантасмагории за реальность.
Я вышел из машины и подошёл к ней вплотную.
– Приходи ко мне вечером, я накормлю тебя. Я живу возле реки в синем доме.
Она вскинула на меня взгляд и уже не улыбалась. Мы смотрели так, словно знали друг о друге всё и даже больше. Роза отвернулась от меня и пошла по дороге, с корзинкой, полной земляники, в одной руке и с легкой серой косынкой в другой.
Я нехотя подошёл к машине, остановился возле дверцы и продолжил следить за удаляющейся тоненькой фигуркой моей новой знакомой. Тут же к ней подбежала та огромная собака, что недавно облаяла меня, и пристроилась возле её ног.
« Точно, это её собака», – подумал я и аккуратно присел на раскалённое сиденье.
II
Я не помню, как оказался возле двери её дома. Я даже не могу вспомнить, занимался ли я делами наследства. Мне так хотелось увидеть Розу, что я и не собирался ничем лишним забивать себе голову. Как только я очутился возле двери, голова моя начала проясняться. Возможно, это вечерняя прохлада привела меня в чувства, а может просто мысль о времени, прекрасно проведённом с новой знакомой, заставила просветлеть мою голову. Как бы то ни было, я осмелел и постучался. Дверь через мгновение растворилась, и я увидел улыбающуюся Розу.
– А, это ты? Я тебя ждала. Проходи, красавчик, – Роза перекинула на плечо белое вафельное полотенце и махнула рукою в сторону комнаты.
– Спасибо.
Я прошёл вдоль небольшого коридора и повернул направо, оказавшись возле двери, окрашенной светло-зелёной краской. На ней была нарисована собака или, может быть, волк, я так и не понял кто. Остановившись, я перевёл взгляд на Розу.
– Что ж ты не заходишь?
Роза потянулась к ручке и тихонько толкнула дверь от себя. Петли чуть скрипнули, и я прошёл в комнату; она была погружена в вечерний полумрак сизо-дымчатого оттенка. Этот цвет показался мне каким-то неестественным и даже неприятным глазу, но аромат, что стоял в этом сумраке тут же успокоил меня. Пахло земляникой вперемешку с ароматом обычной садовой розы. Довольно предсказуемо для хозяйки дома, чьё имя соответствует названию цветка, но этот запах приятно дурманил и расслаблял. Щёлкнул включатель, и по комнате разлился мягкий приглушённый свет.
– Красиво и уютно, – наконец, произнёс я, сделав шаг вперед, и подошёл к столу, на котором стояли приборы и бутылка довольно приличного вина.
«Значит, я не ошибся», – пронеслось у меня в голове.
Я подошёл к дивану, устланному пледом шоколадного цвета.
«Два дня пройдут шикарно и возможно с приятными последствиями. Главное, сильно не спешить», – подумал я.
– Нравится? Вот и хорошо, – Роза развернулась к двери и взялась за ручку.
– А ты куда? – поинтересовался я, неохотно усевшись на диван, чуть откинув край пледа. Я ненавижу шоколадный цвет, терпеть его не могу, особенно с тех пор, как женился. Моя же бывшая обожала его и привносила в наш дом, то есть в мою квартиру, всё, что содержало его оттенки. Она заставляла меня надевать футболки и рубахи этого цвета, купила диван и цветочные горшки, даже сервиз на кухне был именно цвета молочного шоколада. В конце концов, она купила машину цвета серая умбра, что, по сути, было цветом обычного шоколада. Правда, через пять недель благополучно её разбила. Машина восстановлению не подлежала, а она сама отделалась только ссадиной на локте. Разбитая машина стала прекрасным поводом для развода. В течение трёх дней после её ухода я избавился и распродал всё, что носило оттенки шоколада, и смылся на пару дней в Москву к другу детства. Это было настоящее блаженство. Свобода и никакого шоколада.