— Его ткани полностью заменились. Когда я его увидела, то сразу же вспомнила феникса, восставшего из пепла. Его кожа была, как у младенца. Ни шрамов, ни крошечных рубцов, даже родинок — ничего нет. Он будто живая кукла. И это меня в первые секунды даже напугало.

— Это не случилось по его воле, выздоровление было кем-то организовано, — произнесла Татьяна задумчивым тоном. — Себастьян сказал, что в палате было много крови.

— Да. Будто он сбросил с себя кожу и вырастил новую, — нервно усмехнулась Кристина. — Как в каком-то фантастическом романе.

— Мы и есть герои фантастического романа, и его автор явно не совсем здоров, если придумал нам такую замечательную жизнь, — сжала губы в узкую полоску та. — И я уже начинаю думать, что так оно и есть. Так хотя бы можно понять, что же с нами происходит…

— Я сегодня собиралась съездить с сыном в парк, мы планировали это целую неделю. Знаешь, я безумно ждала этого момента и в голове прокручивала моменты, где мы с Адамом идем по засыпанной снегом аллее и просто смеемся. И теперь понимаю, что все это так и останется моими придуманными мыслями. А все из-за чего? Я могла с легкостью отказаться от этой работы, найти себе совершенно другое занятие. И радовалась бы жизни. Но не могу. Не выходит. Я продолжаю мучить себя, заставляю смотреть на кошмар каждый день, на эти обезображенные трупы… Зачем? Что я пытаюсь этим себе доказать? Удовлетворяю какие-то внутренние желания? Или это что-то большее?

— Я спрашиваю себя об этом каждый день. Но всякий раз прихожу к выводу, что это было предрешено, что я родилась для того, чтобы стать тем, кем являюсь сейчас. И не существует никаких «если». Есть только то, что перед нами. И другого быть не должно.

— Но ведь есть шанс отказаться от этого настоящего и пойти другой дорогой.

— Если был бы шанс, мы бы обе уже давно вышли на соседнюю тропу. Но мы сидим здесь и разговариваем. И ничего не меняется. Все по-старому. Джордж был моим указателем, он привел меня сюда много лет назад. И он по-прежнему ведет меня по этой дороге, хотя наши жизни уже давно ничто не связывает. Я ненавижу этого человека, презираю, но при этом понимаю, что бесконечно готова его благодарить за все, что со мной случилось после нашей первой встречи с ним. Будучи подростком, я впервые увидела его из окна своей квартиры. Он помогал отцу и матери красить дверь. У них была своя собственная обувная мастерская. И целая улица приносила им обувь. Тогда я не думала, кем станет этот человек для меня, как повлияет на мое будущее. Я видела в нем лишь симпатичного и доброго мальчишку, с которым мечтала познакомиться и, наверное, поцеловаться. Забавная первая любовь, самая искренняя и вместе с тем обманчивая, — Татьяна снова потеребила свадебное кольцо, что уже стало становиться вредной привычкой, затем, недолго помолчав, продолжила. — Я долго боялась подойти к нему, искала повод. И потом решила схитрить. Специально сломала свои новые туфли. После отнесла в эту обувную мастерскую. Там и прошло наше первое знакомство. Вблизи он казался мне еще идеальнее.

— Он не догадывался о твоей симпатии к нему?

— Думаю, он испытывал ко мне те же чувства, — улыбнулась она с какой-то мечтательностью в глазах. — Мы не разговаривали, не общались. Нам было достаточно посмотреть друг на друга. Через какое-то время я стала замечать, что он наблюдает за окном моей квартиры. Я не сразу это поняла, заметила совершенно случайно, когда переодевалась. Мое зеркало стояло прямо перед окном. И я не задумывалась над тем, что со стороны улицы можно было разглядеть, что происходит в моей комнате. Нормальная девушка просто перестала бы менять одежду рядом с окном, а я же специально стала подходить к нему ближе. Мне тогда исполнилось уже двадцать. А Джорджу было, наверное, около шестнадцати, если не меньше. И только сейчас я понимаю, что осознанно совращала несовершеннолетнего и испытывала от этого некое сексуальное возбуждение. Теперь чувствую такой стыд. Но тогда… мысли были иными.

— В шестнадцать он мог свободно переспать с тобой, — хмыкнула Кристина.

— Я знаю. Но… Я старше его на четыре года. И в подростковом возрасте эта разница играла существенную роль, нежели сейчас. Когда мы впервые увиделись, мне было, наверное, лет семнадцать или восемнадцать. А он был еще совсем ребенком. Боже, как-то неловко теперь об этом даже думать, — поежилась та. — Но так или иначе этот подросток уже тогда начал менять мою жизнь. Наполнять ее чем-то новым одним лишь своим присутствием где-то поблизости. Потом он резко исчез. В один прекрасный момент я выглянула в окно и увидела, что мастерская закрылась. Прошел день-два, а она все еще была закрыта. И я ощутила такую пустоту. Я не знала об этом парне совершенно ничего, он был мне, можно сказать, чужим человеком. Но при этом я скучала по нему, ждала его возвращения.

— И он вернулся.

— Почти четыре года спустя… — едва слышно сказала Татьяна и снова принялась мучить кольцо. — В то время в моей жизни творились самые неприятные вещи. Я уже начинала отчаиваться, перестала верить, что что-то наладится. И внезапно, выглянув из окна, заметила, что дверь мастерской снова открыта… — женщина резко набрала воздух и на миг застыла в такой позе. — И будто ночью выглянуло солнце. Меня буквально трясло от волнения. Я думала, что теперь все наладится с возвращением Джорджа. Но ошиблась. Передо мной был совершенно другой человек, от того светлого ангела с русыми волосами остались лишь смутные черты. Время обошлось с ним крайне жестоко. Но я пыталась помочь ему вернуть себя прежнего, окунулась в его проблемы с головой. А он отверг меня и опрокинул, причинил боль, от которой вот уже восьмой год я не могу оправиться, хотя пытаюсь изо всех сил забыть случившееся. И сейчас я боюсь, что, увидев его в новом обличье, вновь буду затянута во что-то ужасное, что перевернет мою жизнь с ног на голову и просто-напросто раздавит меня. Джордж стал ядовитым десертом.

— Ты хочешь увидеть его?

— Себастьян сказал, что Джордж сейчас находится у него дома, и я заявила, что хочу отправиться туда, что посмотреть на Майлза собственными глазами. Но сейчас чувствую, что у меня просто трясутся коленки от одной лишь мысли о встречи с ним.

— Вряд ли он сейчас находится в квартире. Когда мы с ним пересеклись в полицейском участке, он сказал, что приехал сюда, чтобы о чем-то поговорить с Себом. Потом мы поднялись на первый этаж и разминулись, но перед расставанием он сообщил, что ему нужно найти еще одного человека, который знает что-то, чего не знает он.

— Почему ты не рассказала об этом во время допроса? — удивленно взглянула на нее Татьяна, выпустив из своих объятий.

— Потому что Джорджа сразу бы записали в список главных подозреваемых. Он был последним, кто вышел из морга. Следовательно, мог сжечь тело Ларри. Себастьян пока сомневается, что там действительно находится тело нашего почившего коллеги, он думает, что, скорее всего, труп спрятали где-нибудь в другом месте. Но тогда зачем убийце было устраивать весь этот спектакль?

— Я тоже хочу думать, что Себастьян прав, ведь морозильную камеру никто предварительно не отключал от подачи холодного воздуха, там нет следов горения на металлических стенках, только малая часть пепла и отрезанные человеческие стопы, обутые в ботинки, в которых при этом лежала записка. Эта записка — единственное доказательство, что в камере находились останки Ларри. Будем надеяться, что его жена сможет опознать его по одним лишь пяткам.

— Да, я тоже считаю, что тело невозможно было уничтожить в камере. К тому же я отключилась, кажется, на пару часов. У убийцы было полно времени, чтобы сотворить подобное с телом. Только что он пытался этим показать?

— Играет с нами. И прекрасно осведомлен о нашей деятельности. Сожжение — прямая отсылка к смерти Стива. И это было своеобразное послание тебе, потому что все происходило прямо у тебя перед носом.

— Но ведь это…

— Ненормально? — усмехнулась Татьяна, скрестив руки на груди. — Соглашусь. Но я начинаю думать, что так оно и есть. Особенно после того, как мне подложили собаку у входа в спальню.