— Не спи, тебе нельзя спать. Это убьет тебя, — прошептала девочка и, закрыв глаза, уткнулась носом в теплую грудь молодого человека и тихо умиротворенно засопела.

Юноша улыбнулся и погладил ее по волосам, почувствовав к этому невинному ребенку такие приятные эмоции, словно он был с ней знаком уже целую вечность и не мог представить и дня, чтобы она была вдали от него. Возможно, что-то похожее испытывают родители к своим детям, молодой человек не был знаком с родительским инстинктом, так как никогда не выступал в роли отца. Но сейчас ему пришлось столкнуться с этим чувством. И оно было крайне приятным. И не поддавалось объяснению.

— Тебе нельзя спать, — парень потер пальцами переносицу и резко встряхнул головой, пытаясь отогнать от себя остатки сна, но те наваливались на него таким весом, что находиться в бодрствующем состоянии становилось практически невыносимой задачей.

Запахло мятой. Этот запах был невероятно резким. И заставлял глаза слезиться, отчего из них градом посыпались слезы. Молодой человек посмотрел на землю под ними и увидел причудливые кустики, выглядывавшие из влажной почвы. Возможно, это и есть те самые травы, о которых ему рассказывали ребята. И именно они могли вызывать столь сонливое состояние, опьяняющее разум. Эрван снова встряхнул головой и быстро заморгал, пытаясь сфокусировать свое внимание на чем-нибудь одном, чтобы желание погрузиться в сон отошло на второй план. Но ничего не получалось.

Глаза продолжали закрываться. Звуки исчезли. Он стал проваливаться в пропасть.

— Нельзя спать. Нельзя! Это убьет тебя!

***

Он чувствовал их боль, слышал крики, которые вырывались из далеких глубин. Они были настоящие, живые, объемные, словно находились здесь, рядом. До них можно дотянуться рукой, почувствовать их жар, плавящий кожу. Возник свет, горячий, как и все вокруг. Молодой человек прикрыл глаза рукой и увидел перед собой комнату. Голые каменные стены, глиняная посуда, скудная деревянная мебель, состоявшая из одного стола и пары плетенных стульев, а на полу лежали две подстилки, на которых, как он понял, совсем недавно спали люди. Рядом с подстилкой находились скомканные шкуры животных, служащие их хозяевам в качестве одеяла. И вряд ли Эрван обратил бы на них внимание, если бы не почувствовал острый запах крови, человеческой, совершенно свежей. Он склонился над местом ночлега жильцов этого строения и провел рукой по соломенной подстилке. На пальцах отпечаталась кровь, хотя самой ее нигде не было видно. Эрван ощущал лишь ее аромат.

— Пожалуйста, пощадите нас! Мы все вернем! Дайте нам немного времени! Прошу вас! Нет!!! — донесся едва уловимый женский голос. — Эмми! Не трогайте ее! Не трогайте мою дочь! Ублюдки! Осирис вас покарает! Уже ничто не спасет вашу ка! Ничто!

Молодой человек вздрогнул, почувствовал колющую боль в висках, и прищурился от яркого солнечного света, который проникал в единственную комнату в доме через крошечные вырубленные в стенах окошки.

— Это уже случилось. Если здесь кто-то и был, то он замел следы, — прошептал Эрван и поднялся на ноги. — Почему я это вижу? Что же здесь произошло?

— Бездна была сильна, но действия прежней Старшей ослабили ее, сделали беспомощной, донельзя уязвимой. Она была таким же живым существом. И пыталась найти защиту. Во мне. В моем сердце. Я видел то, что видела она. Я чувствовал то, что чувствовала она. Я стал ею. Стал Бездной. И мне следовало принять это как данное. Как самый щедрый подарок. Но страх во мне доминировал. Моя прежняя сущность пыталась взять все в свои руки. Но Бездна подавляла ее, тратила на это последние силы. Ей следовало показать мне правду в самые краткие сроки.

— Мама! — раздался голос девочки. — Мамочка! Пожалуйста! Не трогайте ее! Мама!

Эрван различил звуки борьбы, едва уловимые крики. Он приблизился к двери и прислушался, пытаясь интуитивно осознать, что происходило снаружи. Несколько взрослых мужчин били женщину, рвали на ней одежду, смеялись. Но та уже не сопротивлялась, лишь беспомощно мычала что-то неразборчивое. А в комнате слышался детский плач, ребенок находился в доме. Ждал, когда все закончится. Эрван ощущал ее присутствие, но не видел. Девочки здесь больше не было. Это уже произошло. Она давно покинула этот дом. И больше сюда не возвращалась.

Молодой человек толкнул дверь и неуверенно перешагнул через порог. Его ноги коснулись горячего песка, высокая температура которого ощущалась даже через толстую подошву ботинок.

Песок. Повсюду был только он. Бескрайняя пустыня и палящее солнце, зависшее так высоко, что приходилось запрокидывать голову, чтобы разглядеть его яркий диск. Молодой человек оглянулся назад и с удивлением обнаружил, что дом неизвестным образом исчез, не оставив после себя ничего, кроме рыжеватой пыли, витавшей в воздухе от слабого ветра.

— Мама! Мама!

Молодой человек двинулся вперед. Каждый шаг давался с большим трудом, ноги буквально проваливались в песок, словно Эрван шел по болотистой почве, утопая в вязкой глине и тине. Голос девочки доносился где-то впереди. Она была рядом. Ее крик постепенно переходил в плач. Эрван слышал ее страх, боль, отчаяние. Девочка боролась, тратила на это последние силы. Но уже было слишком поздно.

Юноша нашел ее кудрявую голову, торчавшую из песка. Кожа уже давно слезла, остался лишь голый крохотный черепок и малая часть некогда пышных кудрявых волос, которые грациозно продолжали развиваться на ветру. Рядом с ней из песка выглядывали сломанные маленькие пальцы. Возможно, ей удалось освободить одну руку. Но тяжесть земли не позволила обреченному созданию продолжить борьбу. Она умерла от жажды.

Эрван сел на колени рядом с детским телом и осторожными движениями засыпал крошечный человеческий скелет раскаленным песком, завершив погребение невинной. Он почувствовал ее спокойствие, слова благодарности. Теперь эта жизнь оставит душу бедной Эмми. Больше не станет мучить и возвращаться в ее сны.

— Теперь ты свободна, Эмми. Тебя ждет новая жизнь, — прошептал Эрван и с улыбкой посмотрел на сооруженную им могилу, которая была совершенно незаметна среди бескрайних просторов африканской пустыни.

— Бездна отныне была умиротворена. Ее дитя, самое невинное и беззащитное, обрело покой. Эмми была свободна. Ее душа должна переродиться. Стать частью нового существа, такого же особенного и светлого. Новая жизнь отнимет у нее всю боль, все страдания, что она здесь пережила. Но тем самым сделает меня уязвимым. Проводникам не суждено переродиться. Перерождение подобно проклятью. Лимб не оставит их в покое. И заставит страдать. Рано или поздно им придется умереть. И вновь стать частью этого мира. Это неизбежно. Их участь предопределена. Они не были рождены ради жизни.

Молодой человек упал рядом с Эмми, поджал под себя колени и зарыдал, как новорожденное дитя. Он ничего не чувствовал, ни горя, ни страха, ни сожаления. Это было иное ощущение, чужое, доселе незнакомое. Тело словно связали цепями и продолжают сжимать, сдавливая кости, вынуждая их хрустеть, как печенье. Это была внутренняя боль, душевная. Она находилась глубоко, в самом потаенном месте. Плакал не он. Плакала Бездна. И Эрван делал это вместе с ней, стал одним целым с этой невидимой сущностью. Он не понимал причину своих действий, эмоций. И не хотел понимать. Это уже не имело никакого значения.

— Почему я плачу? Почему чувствую такую боль к человеку, которого видел лишь один раз в жизни? Что со мной происходит, черт возьми? — всхлипнул он и перевернулся на спину. — Что я вижу? Где нахожусь? Почему здесь все такое… бессмысленное?

— Иногда смысл не нужен, чтобы понять истину, — рядом с ним сидел он, он сам и улыбался самому себе.

Другой Эрван выглядел значительно старше и вообще как-то по-другому. Молодой человек мог даже и не признать в этом объявившемся перед ним человеке иную версию себя, если бы не голос. Тот самый голос, который он слышал с момента своего пребывания здесь постоянно. Этот властный гордый тембр, легкая озлобленная ухмылка на лице, все это было до боли знакомо и в то же время пугало очевидной чуждостью. Эрван поднялся на локтях и взглянул на другого себя, на этого мужчину в длинном черном плаще, с узкой повязкой на лице, которая скрывала его глаза от посторонних.