— Но рядом с драугром он не будет покоиться в мире, — возражает Ари.

Фаннар крестится.

— Мне очень жаль, но нельзя допускать, чтобы драугр и тебя захватил. — Он берёт за руку свою младшую дочь. — Мы должны уходить. Если земля опять затрясётся, могут обрушиться ещё валуны, пар вырвется через провалы. Мне случалось такое видеть.

Мы спускаемся по склону горы. Я придерживаю рукой мёртвое тело сестры. Я отвыкла ходить по траве и несколько раз поскользнулась.

Когда-то давно мы с Валдис обнимали друг друга за талию и беспечно сбегали по склонам, а если спотыкались — смеялись и кувыркались от радости.

Сейчас я напугана и устала. Ноги, что когда-то легко несли нас двоих, ослабели и тяжелы как свинец, словно в них понемногу вливается яд. Они больше не могут выносить нас двоих.

Я чувствую тепло чьей-то руки, тяжесть Валдис уходит. Рядом с ней идёт Ари, помогает мне удерживать безвольное тело. Нужна смелость и немалая толика доброты, чтобы держать в объятиях труп.

Маркоса мы обнаруживаем ниже по склону, или, вернее, он сам находит нас по камням, осыпающимся из-под наших ног. С виду он не ранен, хоть и сильно побит, но судя по усталой походке и опущенным плечам, он не слишком радуется, что уцелел. Подходя ближе, он почти не смотрит на нас.

— Маркос? — Изабела выступает из-за спины Фаннара.

Маркос рывком поднимает голову, глядит на неё, открыв рот, как на призрак, поднявшийся из земли. Он на мгновение застывает, потом бросается к девушке, раскинув руки, будто хочет обнять, но тут же останавливается и, потупив взгляд, что-то бормочет.

Фаннар ведёт нас сквозь узкий проход к долине в горах. Мы отдыхаем, торопливо едим сушёное мясо, которое он тоже украл. Кусочки приходится держать во рту пока не размокнут, чтобы можно было жевать.

По небу над нами плывут лёгкие облака, в тёмном небе горят белые звёзды. Я опять восхищаюсь ими. Я успела забыть, как их много, они похожи на стайки маленьких серебряных рыбок, кишащие в чёрном озере. На глаза наворачиваются слёзы, и звёзды сливаются воедино. Мне хочется, чтобы Валдис была жива и увидела их, хотя бы в последний раз.

— Когда горы волнуются, доверяться пещерам небезопасно, — наконец произносит Фаннар, но я знаю неподалёку одну заброшенную ферму, отсюда всего день пути. Большая часть разрушена, но бадстофа там далеко от склона холма, и пол прорыт глубоко. Зал достаточно прочный, и, если сумеем туда добраться, мы будем там в безопасности, а что ферма заброшена — так даже лучше. А если будем осторожны с огнём — там можно скрываться хоть целую зиму.

— Но как же мы будем кормить детей? — причитает Уннур. — Всё, что мы заготовили на зиму, пропало, и весь скот тоже.

Фаннар обнимает жену за плечи.

— Сначала отыщем убежище, потом подумаем о еде. Я уже становлюсь настоящим вором, хотя и никогда не мечтал приобрести такой навык. А когда был мальчишкой — неплохо умел ловить птиц, и теперь, конечно смогу. Для тебя Эйдис, всегда найдётся почётное место у нашего очага, и для иностранцев тоже.

— Ты добрый человек, Фаннар, — отвечаю я. — Но я не пойду с вами. Теперь мы должны разделиться. Моя сестра умерла, а я клялась упокоить её у реки из синего льда. Я должна отыскать эту реку. Я так долго здесь не была. Нас забрали в пещеру, когда я была ребёнком, но горы ведь не меняются. И я снова найду туда путь. Что же до Изабелы — она ищет белых соколов. Ей нельзя отдыхать, от неё зависят жизни многих людей. Она сделала всё, о чём я просила, она была храброй. Без неё нам бы не справиться с драугром, и тогда ни один мужчина, женщина или ребёнок на этом острове не были бы в безопасности. Я обещала помочь Изабеле найти то, что она ищет, и я не нарушу клятву.

Ари угрюмо кивает, потом, кусая губы, обращается к Фаннару.

— Фаннар, я нанялся к тебе на этот сезон, но прошу меня отпустить, или хотя бы дать на время отсрочку. Я проведу Эйдис к синей реке, а потом помогу девушке поймать белых соколов. Ей не справиться в одиночку, а Эйдис... — он смущённо прерывается. Я понимаю, он считает, что, когда нужно лазать по скалам, от меня мало толку.

Я улыбаюсь.

— Нет, мальчик. Фаннару ты сейчас нужен как никогда. Чтобы семья пережила зиму, потребуются силы вас обоих, а если он заболеет, Уннур одной не справиться. Раз уж им придётся строить новую жизнь, ты для них станешь сыном. Теперь ты не должен их оставлять. Они будут к тебе добры. Я дойду до реки изо льда, и проведу Изабелу. Я всё время буду с ней рядом.

Ари вздыхает, но не протестует. Я знаю, он ещё обвиняет себя за драугра, и сделает всё, что прикажут, чтобы загладить вину.

Фаннар и Уннур обмениваются облегчёнными взглядами от вести, что Ари останется с ними, хотя я знаю, что Фаннар без возражений отпустил бы мальчика, если бы я попросила.

— Но Эйдис, — говорит Уннур, — твоя сестра соединена с тобой. Как же ты упокоишь её у реки? Разве можно её отрезать?

Я улыбаюсь под тёмной вуалью.

— Когда придёт время, мне будет указан путь.

Узнали как-то, что приходской священник держит в сарае сокола. Сам епископ не мог даже мечтать о такой ценной птице. Решили, что этот бедняк мог только одним способом заполучить птицу: должно быть, украл.

Священнику, обвинённому в воровстве, в любом случае пришлось бы худо, но это не просто кража. Если бы он украл лошадь или серебряную чашу, то ему, как человеку в священном сане, могли бы сохранить жизнь. Но белый сокол наверняка принадлежал принцу или даже королю. Кража королевской собственности означала измену, и даже Церковь не смогла бы защитить виновного в таком ужасном преступлении. Священника признали виновным и приговорили к сожжению. А сокола забрали и держали крепко привязанным чтобы потом отослать королю.

Преступника в цепях привели на костёр, привязали к столбу и зажгли огонь. Но едва заплясали языки пламени, сокол вырвался, полетел прямо к пылающему костру, опустился на вершину столба и расправил крылья над головой священника, укрывая его. Увидев это, собравшиеся на площади закричали: "Это Божье знамение! Священник не виноват!" Люди разметали горящие поленья и залили огонь. А священника освободили от цепей и отпустили на волю.

Когтить — когда сокол сжимает лапы, сдавливая жертву когтями.

Эйдис устало поднялась на ноги, поправила на плече безвольное тело Валдис. Её голая спина как белый мрамор блестела под лунным светом. На мне шерстяное толстое платье, которое дала Уннур в нашу первую ночь в доме фермера, и всё-таки я дрожала от холодного ночного воздуха. А Эйдис должна бы просто заледенеть. Большая часть её жизни прошла в тёплой пещере, а теперь, холодной зимой, она вдруг оказалась снаружи, от холода защищал лишь кусок ткани, повязанный на груди. Уннур сняла шаль и попыталась её укутать, но Эйдис мягко оттолкнула её и покачала головой. Свободной рукой она указала нам с Маркосом на долину.

— Komdu.

Она двинулась в сторону, куда показывала. Я думала, Фаннар и остальные пойдут вместе с нами, но они хоть и встали, но не последовали за Эйдис.

— Куда это она? — озадаченно спросил Маркос. — Пойдём за ней или останемся с ними?

Не отвечая, я подобрала юбки и побежала догонять Эйдис.

— Соколы! Ты мне обещала помочь искать соколов! Пожалуйста, я должна их найти!

Показывая на тёмное небо, я пыталась изобразить соколиный крик. Я едва видела Эйдис в ночной темноте, не говоря уж о выражении её лица под вуалью.

Она подняла руку, коснулась моей щеки. Этот простой материнский жест — хотя моя мать никогда так не делала — каким-то образом дал мне знать, что Эйдис поняла, о чём я прошу. Я доверилась ей. Я знала — она сдержит слово и пошла вслед за ней. Только пройдя несколько шагов, я вспомнила, что в спешке не попрощалась с Фаннаром и Маркосом.