Из отверстия вырвался огромный столб пара, я тут же выдернул из расщелины ногу, но при этом потерял равновесие и покатился по склону вниз, под градом мелких камней и комьев земли.

Я изо всех сил старался остановить падение, но затормозить удалось, только когда моё тело наткнулось на большой камень. Я так и остался лежать, задыхаясь, пытаясь вздохнуть. Наконец, мне с большим трудом удалось перевести дух. Земля перестала дрожать, хотя камни ещё сыпались вниз. Я слышал, как кто-то в ночной тишине тихо звал меня, снова и снова.

Но я не отзывался. Я не хотел. Всё кончено, Изабела мертва, погребена где-то в толще горы подо мной, и, хотя я ни разу ни слезинки не пролил о Сильвии, внезапно понял, что плачу, вою в ночи, и никак не могу остановиться.

На облёте — когда соколу позволяют несколько недель свободно летать, дабы улучшить его состояние, он возвращается дважды в день, чтобы сокольничий покормил его.

Столько лет прошло с тех пор, как я дышала холодным свежим воздухом или видела пурпурные облака в чёрном небе, тяжёлые, окаймлённые серебром там, где их касался лунный свет. Время хлынуло назад, в мою жизнь, так стремительно, как когда-то ушло из неё.

Сейчас ночь, но со временем... в своё время наступит рассвет, придёт день, солнечный свет и закат, зима и весна. Я застыла на месте, глядя вверх, на безбрежный купол звёзд, глотая свежий морозный воздух, словно выжатый из сладчайших ягод.

Стон Ари заставляет меня взглянуть вниз. Он старается сесть, потирает затылок.

— Как я оттуда выбрался?

Я ищу глазами Хейдрун, но она исчезла. Я улыбаюсь сама себе. Я знала, она не останется ждать благодарности.

— Ночной ходок... он вышел?

— Нет, благодаря девушке, нет, не вышел.

— Изабела... где она? — Ари пытается заглянуть за моё плечо.

Уннур присаживается рядом с ним, с тревогой ощупывает его руки, ноги и голову, как будто ушиблось её собственное дитя.

— Боюсь, она всё ещё там, Ари, — шепчет она.

Ари с трудом поднимается.

— Я должен вернуться, найти её.

Уннур пытается усадить его.

— Нет, Ари, у тебя большой синяк на голове, что если тебе станет плохо, и ты опять упадёшь?

Но он отталкивает её руки и поднимается. Пар больше не клубится из расщелины, там темно и тихо. Ари наклоняется.

— Изабела! Изабела!

Мы слушаем, но снизу не слышно ответного крика. Ари опускает ногу с края обрыва, нащупывая уступ, на который можно поставить ногу.

Тем временем я тяну его обратно.

— А если драугр там, внизу, всё ещё жив...

— Я буду сражаться с ним. Я не оставлю её тело внизу, чтобы он мучил её душу, так же как поступил бы с твоей. Я должен вынести оттуда её тело. Это последнее, что я могу для неё сделать... Но я не могу нащупать уступ. Он исчез. Должно быть, обрушился. Что...

Я закрываю его рот ладонью.

— Слушай. Я что-то слышу.

Мы все замираем, затаив дыхание.

Ари качает головой.

— Это просто ветер свистит над расщелиной.

Голос слабый, но на этот раз мы оба слышим его, это крик о помощи.

Ари поспешно вытаскивает из расщелины ногу и наклоняется вглубь, так низко, как только может.

— Изабела!

Ари поднимает голову из отверстия.

— Камни внутри тоннеля обрушились и перекрыли проход.

Должно быть, поэтому из отверстия больше не поднимается пар, но некоторые валуны с выхода обрушились тоже. Она прошла часть прохода, но не может забраться сюда.

— Нам нужно отыскать что-нибудь и вытащить её, — говорит Уннур.

— У меня кое-что есть, — раздаётся низкий голос за нашими спинами. Мы оборачиваемся и видим в нескольких ярдах Фаннара, он карабкается по направлению к нам. Уннур и дочери бегут к нему и бросаются в его объятия. Он крепко обнимает их, пристально вглядываясь по очереди в каждое лицо, чтобы убедиться, что они целы.

— Я увидел, как из горы поднимается пар и почувствовал, как задрожала земля. Я так испугался... — из-за слёз голос зазвучал хрипло, он закашлялся, яростно колотя себя в грудь, как будто просто холодный ночной воздух попал ему в горло.

— Я слышал, вы сказали, что чужестранка всё ещё там? — Он снимает с плеча толстый моток верёвки и обвязывается одним концом вокруг пояса. — Я подумал, что нам придётся поднимать тебя на верёвке, Эйдис, поэтому и позаимствовал её на одной из ферм. — Владелец не знает, но когда-нибудь я отдам ему должок. Держи, — и бросает другой конец Ари. — Завяжи петлю и опусти её вниз, девушке. Нужно спешить — если земля опять задрожит, весь проход может рухнуть.

Они стараются работать как можно быстрее, Ари и Фаннар тянут вместе, но всё равно, кажется, что прошла целая жизнь, прежде чем во тьме расщелины показалась белая рука. Уннур лежит на животе на краю расщелины и хватает её.

Но как только пальцы Изабелы вцепились в руку Уннур, земля снова ощутимо вздрогнула под ногами, и раздался ужасный грохот обрушивающихся вниз камней

Ари и Фаннаром падают, не устояв на ногах. Верёвка провисает, но Уннур не выпускает руку Изабелы.

Фаннару удаётся подняться на колени с последним сильным толчком, Изабела выскальзывает из трещины и лежит на краю, на склоне, тяжело дыша и всхлипывая от облегчения. Уннур что-то мурлычет ей, Ари стоит с ними рядом, сияя от счастья.

Мы все садимся на землю и стараемся отдышаться, боясь стоять — вдруг гора опять задрожит. Уннур прижимает к себе дочерей.

— Тот раненый человек, ты его бросила?

Отвечает Ари.

— Он не человек. Теперь-то я знаю, он был ночным ходоком. Надо было оставить его на дороге умирать снова, когда те датчане его отделали, но тогда я не был в этом уверен. — После того, как ты и девочки вышли наружу, он поднялся и попытался напасть на Эйдис, там в пещере... на всех нас. — Ари с унылым видом потирает ушиб на затылке.

Фаннар присвистывает сквозь зубы.

— Драугр... как это возможно? Я слыхал о них, мой отец рассказывал мне о таком, одна ферма по-соседству страдала от него много лет, но сам я ни разу не встречал драугра. Кто же поднял его?

Ари глядит на меня.

— Судя по тому, что сказал мне Ари, — отвечаю я, — уверена, что это сделал лютеранский пастор, который хоронил его товарищей. По-моему, пастор собрался наслать драугра на одну из семей, где, как он полагал, до сих пор проводятся мессы. Ари говорил, на шее драугра было распятие. Датчане решили, что он католик. Он нанялся бы на работу в одну из семей, где тайно исповедуют католичество, и они, думая, что драугр одной веры с ними, со временем пригласили бы и его на тайную мессу.

— Ари нашёл его по дороге на мою ферму, — мрачно говорит Фаннар.

Я киваю.

— Без сомнения, драугра подняли из могилы, чтобы использовать его силу для убийства всех на той мессе — запереть людей, как в ловушке, и обрушить или сжечь дом. Драугры часто убивают огнём. Но тот пастор не оценил силу создания, которое поднял. Его мощь намного превзошла то, что сумел бы удержать в руках пастор.

Уннур вздрагивает и крепче прижимает к себе дочерей. Лицо мрачнеет от воспоминаний о том, что сделали с её домом датчане.

Фаннар тоже ненадолго умолкает, но на его лицо падает лунный свет, и я вижу, что его челюсти сжаты от гнева.

— А где те два иностранца? — наконец произносит он.

— Маркос спасся, — отвечаю я, — но скатился вниз по склону, когда гору опять затрясло. Может, он ранен или не нашёл дороги обратно. Нам надо пойти поискать его.

Ари опускается перед Изабелой, которая уже села, подтянув к груди ноги и сжимаясь от холода.

— А Витор?

Дрожащей рукой девушка указывает на расщелину.

Фаннар наклоняется над дырой, несколько раз зовёт громким голосом, кричит в глубину, но ответа нет.

— Если бы он был жив — он бы откликнулся. Если завален обрушившимися камнями — надежды нет. Пусть покоится с миром. Нет смысла кому-то рисковать жизнью, доставая тело, чтобы снова похоронить.