— Запишите на мой счет, — сказал Турецкий подошедшей Вике.

— Не получится, — едва улыбнулась Богачева. — Я хорошо знаю эту гостиницу, здесь в кредит не дают.

Но официантка послушно выполнила просьбу Турецкого и удалилась. Богачева была откровенно удивлена. Но тем не менее пренебрежительно махнула рукой, и перед Турецким быстро промелькнули несколько колец с крупными камнями.

— Да бросьте вы, Александр Борисович. Ведь все равно ничего не получится. Только время зря потеряете. Сами же знаете, в нашей стране никогда не раскрывают заказных убийств.

— Я вас не понимаю, — сознался Турецкий. — К чему этот идиотский эпатаж?! Ведь вашего же мужа прикончили!

— Прикончили, — согласилась она. — Уконтрапупили. Ухайдакали. Замочили.

И тут только Турецкий увидел, что из-под черных очков по гладким смуглым скулам стремительно бегут две мокрые дорожки. Оказывается, она плакала, но продолжала его дразнить.

Он помолчал какое-то время, давая Кате возможность прийти в себя. Она вдруг снова встала и молча ушла. Причем произошло это настолько быстро, что Турецкий не успел ничего предпринять. Он лишь вскочил из шезлонга, но Катя уже скрылась в одном из выходов. Турецкий со вздохом опустился обратно (не бежать же за ней, в самом деле!) и обнаружил, что рядом лежит ее сумочка. Забыла? Или еще вернется?

Через две минуты Катя появилась. На ней был синий в мелкую клетку купальник. Турецкий успел только заметить поразительную стройность ног и почти мальчишескую узость бедер — учитывая довольно внушительный для женщины рост, она выглядела натуральной моделью на подиуме. «Модель», едва дойдя до края бассейна, подняла руки вверх и, вытянувшись в струну, сделала сильный толчок вперед и вверх. Мгновение спустя ее гибкое тело погрузилось в воду, а еще через несколько секунд, вынырнув уже через добрый десяток метров, она поплыла четким правильным кролем.

Турецкий невольно залюбовался этим зрелищем. Уже вылезший из воды Аркаша тоже открыл рот.

— Ты мне сегодня больше не нужен, — сказал Турецкий. — В крайнем случае, позвоню.

Когда она вылезла из бассейна, Турецкий подал ей свое полотенце.

— Почему вы думаете, что убийство было заказным?

— Ничего я не думаю. С языка сорвалось. Не возражаете, если я еще поплаваю? А может, составите компанию?

— Я еще не созрел, — не моргнув соврал Турецкий, хотя уже начинал дымиться. Просто он, мягко говоря, не был убежден, что будет выглядеть достойно рядом с такой отменной пловчихой.

Через десять минут она вылезла из воды и первым делом спросила:

— Скажите, ваша фамилия Турецкий? Я определенно ее где-то слышала...

— Едва ли. Расскажите лучше подробней про ваши подвески.

— Да что там рассказывать. Подвески как подвески. Вы читали «Трех мушкетеров»?

— М-ммм, — пожевал губами Турецкий.

— Ну неважно. Двенадцать бриллиантов, висящих на золотом колье. По десять каратов каждый. Довольны?

Турецкий мысленно ужаснулся, потому что просто не мог себе представить цену такого изделия. Но сделал непроницаемую физиономию и поинтересовался:

— Вы, похоже, неравнодушны к такого рода побрякушкам, не так ли?

— Похоже, — спокойно подтвердила она.

— Сколько же они вам стоили?

— Это знал только мой муж. Ну и Артур Карлович, конечно.

— Но вы хоть имеете представление о порядке чисел?

— Ни малейшего, — довольно равнодушно ответила Катя.

— Ну допустим. А как вообще протекал процесс покупки? Супруг вручил вам подвески или сперва вы их увидели?

— Сперва увидела.

— Гукк принес их вам домой? Или вы куда-то ездили? К посредникам? К продавцам?

— Я никогда никуда не ездила. Это было условием нашего сотрудничества. И Леонид, кстати, просил о том же: чтобы я не светилась во всяких там ювелирных салонах и демонстративно деньги не транжирила. За имиджем своим следил. Ну, чтобы в прессе про нас ничего такого не появлялось. Так что вся техническая сторона всегда лежала на Артуре Карловиче.

— Значит, Гукк привез подвески к вам домой?

— Да. Только это было не здесь, конечно, а в Москве. Помню, он приехал и прямо с порога заявил: «Подвески Екатерины!»

— Когда именно?

— С полгода назад, точно не помню.

— Подвески хранились в сейфе. Вы знали комбинацию?

— Нет, конечно. Просто, когда мы шли на какой-то прием, Леня сам открывал сейф и выдавал их мне.

— Слушайте, какой может быть прием в Гурзуфе?!

— Ну не знаю. В Ялте-то светская жизнь какая-никакая функционирует. Или я их надевала, когда к нам кто-нибудь приезжал.

— И часто такое бывало?

— Гости? Да постоянно. У Лени постоянно бывали всякие деловые партнеры, но он настолько был хлебосольный, что всякий раз это превращалось в нечто большее.

— Скажите, а Богачев всегда держал ваши драгоценности в своем сейфе?

— Только эти подвески. Остальное все всегда было у меня. Вероятно, ценность подвесок действительно была особой, раз он был так непреклонен в этом вопросе. Впрочем, я не возражала. Хотя, честно говоря, чувствовала, имею их... ну, как бы в прокат, что ли.

— А он не пытался хранить подвески, скажем, в банке?

— Но я же их часто надевала! — возмутилась Катя. — Как вы себе это представляете?!

Турецкий попытался представить подобную ситуацию, возникшую между ним и его женой, и действительно не смог.

— Ну ладно. Если Гукк приносил вам драгоценности на дом, значит, либо ему, как посреднику, доверяли не только вы, но и продавцы, либо он сам был перекупщиком. И перепродавал камешки вашему мужу. Возможен такой вариант?

Она в раздумье покачала головой.

— Второе — вряд ли. Он не казался мне настолько состоятельным человеком. Думаю, что Артур Карлович должен быть известен как оценщик.

— Хорошо бы это было так. Тем легче будет его найти. Катя, а вы бывали в его московской квартире? Знаете адрес?

— Конечно. Он живет в самом центре, на Варварке.

— Давайте ему сейчас позвоним, — предложил Турецкий.

— Не стоит, — она покачала головой. — Я уже пыталась неоднократно. Никто не подходит.

— А его внук, гувернер вашей дочери, разве не знает, где находится его дражайший дедушка?

— По крайней мере, мне Виктор об этом ничего не говорил. Да и ведь допрашивали его уже, — напомнила она. — Так что, если бы он об этом говорил, вы бы уже знали. Нас ведь всех уже допрашивали. На следующее утро.

— Кстати, раз уж речь зашла о Викторе. Каким образом он попал в ваш дом?

— Он — внук своего деда, — напомнила Катя. — Для нас этого было достаточно.

— То есть это значит, что старшему Гукку вы доверяли абсолютно.

— В общем, да.

— Настолько, что доверили своего единственного ребенка его внуку?

— Послушайте, чего вы хотите от меня?!

— А чему он учит вашу Юлю? — не обращая внимания на ее раздражение, спросил Турецкий. — Ведь в школу, пардон, гимназию, она еще не ходит, по вашему признанию. Или уже осваивает науки дома?

— Он учит ее языкам. Он блестяще знает немецкий, очень неплохо английский и чуть хуже — французский.

Турецкий поднял руки вверх, сдаюсь, мол.

— Еще родственники у Гукка есть?

— Нет, насколько мне известно. Родители Виктора погибли. Довольно давно, — тут же добавила Катя, заметив, что Турецкий готов был задать вопрос по этому поводу.

Турецкий окончательно обессилел и мысленно капитулировал, но постарался придать лицу надменное выражение.

— Ладно, пока закончим на этом, только скажите мне, когда, где и при каких обстоятельствах вы познакомились с Гукком-старшим?

С утра зарядил обложной дождь. Только к обеду он истощил свои силы и стих. Небо прояснилось, и сразу же по обильным лужам весело заскользили солнечные лучи.

Софрин, рядовой муровский опер, глядя из окна своего кабинета на эти изменения в природе, не улыбался и не светлел лицом. Предстояло заняться новым оперативным делом, которое вчера поручил ему лично начальник МУРа, генерал-майор Грязнов. А уж он-то никогда не подсовывал пустышек, не говоря уж о том, что относился к Софрину чуть ли не как к родному сыну. И Володя старался изо всех сил, чтобы не подвести своего наставника.