— Повтори.

— Карамышев Геннадий.

Грязнов откинулся на спинку стула.

— Не думаю, что позвонит.

Софрин предположил:

— Министр какой-нибудь? Она меньшего не стоит. Видели бы сами.

— А мне и видеть не надо, — Грязнов заулыбался. — У тебя до сих пор слюнки текут. А насчет министра — почти в «яблочко». Только с обратной стороны медали. Так что можешь не искать, я тебе сам за справку отвечу.

Володя Софрин был полностью деморализован всезнающим шефом. Его хватило только на:

— Ну и?

— Про бабушкинскую группировку слыхал?

Софрин утвердительно закивал головой.

— Кличка лидера — Призер. Он и есть твой Карамышев.

Володя сразу вспомнил элегантного «кофейного» мужчину, подходящую к нему Нонну. И ему стало нехорошо.

— Я, кажется, видел его сегодня там. Блин... Ну кто ж мог знать, а?!

Турецкий. Расскажите, чем вы занимались, работая охранником в семье Богачева.

Кныш. Так вы же сами все и сказали. Охранял семью Богачева.

Турецкий. У вас были конкретные функции?

Кныш. Нет, они были только у двух человек. Трофимов нами всеми командовал, а Жора Мальцев охраняет Юльку. То есть дочь Богачевых. Наследницу, так сказать. Принцессу.

Турецкий. Вы сказали: «функции были...», «Трофимов командовал», а «Жора охраняет...» О всех — в прошедшем времени, а о Мальцеве — в настоящем.

Кныш. Так мы же все, кроме него, и уволены.

Турецкий. Кроме Мальцева?

Кныш. Ну да! На следующий день после гибели Леонида Георгиевича его мадам нас рассчитала. Кроме Мальцева.

Турецкий. Интересно. И как она это объяснила? Служебным несоответствием?

Кныш. Не знаю. Меня аудиенции не удостоили.

Турецкий. А от кого вы узнали о своем увольнении. От шефа?

Кныш. От Трофимова. Он нас всех собрал и сказал, что свободны, кроме Жоры. Свободны от работы то есть. Но надо подождать, пока приедет следователь из Москвы и быстренько проведет свое следствие. Потому что хохлам это убийство — до одного места.

Турецкий. Так и сказал — «быстренько»?

Кныш. Не помню, честно говоря. Может, я это от себя добавил. Хотя нет, кажется, Дмитрий именно так высказался. Да что тут такого, собственно?

Турецкий. Разберемся. Это не ваше дело.

Кныш. Да?! А что — мое дело?

Турецкий. Охранять своего босса. Но это вы прохлопали, так что теперь ваше дело — помогать следствию.

Кныш. В гробу я его видал, ваше следствие. Все равно не найдете ни хрена.

Турецкий. Да? Откуда такая уверенность?

Кныш. А вы меня на слове не ловите.

Турецкий. Когда я буду это делать, вы ничего не заметите, можете не сомневаться. Лучше отвечайте на вопросы, если действительно хотите поскорее вернуться в Москву.

Кныш. Валяйте.

Турецкий. В ночь, когда произошло убийство, дежурили вы, Трофимов и Раструба, так? Вы можете припомнить что-нибудь необычное? Любой пустяк, который отличал бы это дежурство от всех остальных.

Кныш. Не могу. Мне эти вопросы уже задавали.

Турецкий. Буду с вами откровенен, господин Кныш. Согласно заключению судебно-медицинской экспертизы, смерть Богачева наступила между 3.30 и 4.20 утра. В это время вы все втроем сидели в караульном помещении. Это частично подтверждает видеосъемка. Но когда именно, с точностью до минуты, произошло убийство, определить пока нет возможности. По свидетельству вашего начальника Трофимова, вы с Раструбой несколько раз по очереди выходили, как из комнаты, так и из дома. Так что вы автоматически попадаете в число подозреваемых. Это доступно? Замечательно. А теперь поймите, наконец, что любая мелочь, которую вы припомните, может оказаться очень важной для следствия. То есть для вас или для ваших друзей.

Кныш. Ну, это мне до одного места, Трофимов мне — не брат родной.

Турецкий. И давно у вас с ним плохие отношения?

Кныш. Не слишком.

Турецкий. Ладно, а с Раструбой?

Кныш. Это другое дело. С Игорьком мы ладим.

Турецкий. Так вот подумайте, чем можете ему помочь. И себе.

Кныш. А не пошли бы вы...

Турецкий. Это все?

Кныш. Ага.

Утром следующего дня Софрин подъехал к загородной резиденции Призера, в Глаголево. Для этой отчаянной вылазки Грязнов выделил ему служебную машину не самого худшего качества — «форд». Пусть знают бандюки, что и менты на приличных автомобилях могут кататься, а не только на раздолбанных «москвичах» или «жигуленках».

Софрин со слов своего шефа уже знал, что в прошлом Призер — неоднократный чемпион России по биатлону. Но на международных соревнованиях он занимал только вторые и третьи места. Был, правда, даже олимпийским чемпионом — но лишь в командной гонке, в эстафете.

Разочаровался, небось, обозлился, рассуждал Софрин, и подался на большую дорогу жизни. Во всяком случае, эта тропа для него оказалась удачливей. Трехэтажный особняк, окруженный высоким бетонным забором, который, наверное, и базука не возьмет, был лучшим подтверждением удачи и благополучия владельца. В архитектуре дома Софрин отметил полную безвкусицу, чему не слишком удивился. Подобных монстров он не раз наблюдал в ближнем и дальнем Подмосковье. Здесь красного кирпича не жалели, возводя средневековые башенки рядом с современной крышей и террасой. Крыльцо вносило еще один штрих в этот дисбаланс. Нагромождение стилей и эпох навело на мысль, что крышу нужно было бы выполнить на древнекитайский манер. Это сделало бы творение завершенным.

У ворот Софрину пришлось прождать какое-то время. После представления и объяснения цели визита перед переговорным устройством он промаялся минут десять. Наконец ворота отъехали в сторону и впустили его машину в просторный двор.

Из открытых ворот гаража торчал нос, похоже, того самого черного «БМВ», что он видел вчера у дома моделей.

Софрина встретил долговязый жилистый парень со скуластой физиономией и жестким ежиком на голове. Маленькие злые глазки зыркнули подозрительно. Дескать, чего приплелся, ментяра, внаглую, да еще в такую рань?!

На крылечко вышел вчерашний бритоголовый детина и добродушно заулыбался. У Софрина отпали последние сомнения.

— Этот что ли, Шум? — обратился бритоголовый к долговязому, с интересом рассматривая гостя.

— Других, как видишь, нет. — Долговязый по кличке Шум обернулся и зашагал к гаражу.

— Прошу, господин начальник, — пригласил встречающий, пропуская Софрина вперед. — В этом доме гостям всегда рады, даже незваным.

Софрин подумал, что с черным юмором у этого парня все в полном порядке. Уже на пороге их догнал голос Шума:

— Али, будешь возвращаться, прихвати термос со льдом.

Просьба осталась без ответа.

Странные имена, решил Софрин, Шум какой-то, а этот — с совершенно рязанской физиономией — и вовсе Али.

В лифте они поднялись на третий этаж. У одной из трех комнат бритоголовый, он же Али, остановился.

— Сюда. Геннадий Андреевич ждет вас.

Карамышев действительно оказался тем самым «кофейным» незнакомцем. А впрочем, другого Софрин и не ожидал увидеть. Спортивно сложенный, подтянутый мужчина, чуть старше средних лет. Жестковато-привлекательное лицо, из тех, что нравятся женщинам, с тонкими губами и ямочкой на подбородке. Черные волосы аккуратно уложены назад, наверное, с помощью геля или мусса. Он явно напоминал итальянского мафиози из так полюбившихся братве фильмов. Вот только одежда в этот раз никак не подходила к образу дона. Спортивные брюки и футболка, долларов по пятьдесят каждые, придавали несколько дачный вид.