При редких, случайных звонках с работы он ликующе хохотал в трубку, должно быть, выражая тем самым всё своё отношение к суетности этого мира и презрение к звонившим. При не менее редких встречах с соседями по парадной он ускорял шаг и старался укрыться за собственной дверью как можно быстрее.

Один раз он уже был обруган «алкашом» и «бомжарой» не узнавшим его соседом и был пинком выставлен на улицу, где ему пришлось просидеть до темноты, настолько преобразился его внешний облик. Да и внутренняя составляющая поменялась. От солидного, некогда представительного Степана Матвеевича Буреляйло остался какой-то мелкий пшик. Весь он как-то иссох, сгорбился. Взгляд из ясного и уверенного стал бегающим, беззащитно-заискивающим. В речи появились совсем не свойственные ему в прошлой жизни просительные интонации и взялись, чёрт знает откуда, мерзкие уменьшительные суффиксы. Заглянет он в магазин и начнет робко так просить, чуть ли не канючить, водочки с хлебушком и вот той вот колбаски лежалой, серенькой. Обхамят его там, охранник всего, как девку, общупает, чтоб, значит, не спёр чего. Опустился совсем Степан Матвеевич, другим человеком сделался. Прячась от соседей на загаженной детской площадке, он мёрз в игрушечном домике, выглядывая оттуда, опасаясь ментов, как, должно быть, выглядывал кум Тыква в страхе перед сеньором Помидором, и поминутно прикладывался к флакончику с настойкой боярышника, к которой успел пристраститься, и ставил он теперь этот напиток выше остальных прочих.

Мимо площадки прогуливались редкие прохожие. На качелях какая-то мамаша уже с полчаса раскачивала упитанного карапуза. Старухи на лавочке кормили неопрятных голубей, которые с каким-то восточным акцентом, видимо, переняв его от чернявых дворников и прочих следящих за чистотой двора служащих, ругались на свой манер.

Вдруг Степана Матвеевича кто-то окликнул. Он в испуге обернулся, чуть не пролив на себя боярышник, уже поднесённый ко рту. Перед ним стояла его бывшая сослуживица и с ужасом смотрела на то, что когда-то было Степаном Матвеевичем Буреляйло.

– Степан Матвеевич, вы ли это? – взгляд женщины источал жалость.

– Я. Я, Зинаида Викентьевна, – с трудом вспомнив её отчество и спешно, будто боясь, что отберут, отхлёбывая из фуфырика, ответил Степан.

Зинаида Викентьевна слегка поморщилась, глядя на сократившийся уровень жидкости в банке, однако не дала волю своим эмоциям и продолжила.

– Как я вас понимаю, Степан Матвеевич! Столько работы, столько сил впустую.

Степан недоумённо взглянул на собеседницу и, будучи всё ж таки галантным кавалером, взглядом предложил ей допить остатки настойки. Та весьма тактично сделала вид, что не заметила жеста, и Степан, запрокинув голову, опорожнил банку. Не глядя выбросив пустую банку в окошко домика и склонив голову набок, всё-таки осталась манерность в общении с коллегами, Степан воззрился на уже затараторившую Зинаиду.

Петербургский Метрополитен, где в своё время служил Степан Матвеевич, – организация, не разменивающаяся по мелочам. И вот в одну из светлых голов руководства данной организации пришла не менее светлая мысль. Решили не побояться и связать две ветки. Тоннель должен был проходить от станции «Чкаловская» до станции «Петроградская». Надо заметить, что руководствовались эти светлые головы не тем, чем руководствовался в 1802 году некий французский инженер-бессребреник Альбер Матье-Фавье, предложивший Наполеону строить тоннель под Ла-Маншем. Проект хоть и был гораздо скромнее, однако бюджет этого проекта был таков, что можно было бы в прорыть тоннель под Ла-Маншем не от Сагатта, а прямо из центра Парижа, такой, что даже почивший лорд Пальмерстон, заявивший в своё время о дороговизне и опасности подобных проектов, не смел бы делать подобных неосторожных высказываний, ибо и по сей день его праправнуки купались бы в роскоши от этой возможной нехитрой сделки с совестью. Но лорд родился не в то время и не в том месте. Ну да и чёрт с ним, с этим лордом. У нас, слава богу, своих сермяжных хвостатых «пильщиков» бюджета хватает.

Итак, техническое руководство всем этим немалым прожектом было возложено на Степана Матвеевича Буреляйло. Как мы уже успели отметить выше, Степан Матвеевич человек был ответственный и, как ещё не успели отметить, был вдобавок человеком прогрессивных взглядов.

Были проведены все необходимые геологические изыскания, закуплена буровая и строительная техника, и строительство началось. Выделенные в своё время деньги на строительство исчезали, как по волшебству, в загадочном направлении, и поэтому на закупку дорогой лазерной системы позиционирования их не хватило. Но Степан Матвеевич не отчаивался и, вместо того чтобы использовать её, пошёл старым, однако несколько усовершенствованным дедовским методом. Недаром человек он был прогрессивный. Подобно как при рытье колодцев используют лозу и ищут воду, так были наняты и некие слухачи с рыбацкими эхолотами, и для того, чтобы оба конца встретились в одном месте, ходили по Петроградской стороне и регулировали направление движения строительства, для чего метрополитен закупил раций популярной марки Walkie-Talkie. Тем, кому не хватило эхолотов, были выданы взаправдашные ивовые лозы. Раций, слава богу, на всех хватило.

Шло время, Степан Матвеевич был энергичен, слухачи ходили по дворам, тоннели сближались, руководство ликовало. Нет, ведь всё-таки можем, если захотим! Так вот, приближался день торжественной «смычки». Степан Матвеевич в последнее время всё чаще стал посещать тоннели. Ощупывал бетонные стыки, с любопытством ковырял своими нежными пальцами диковинные механизмы, отсчитывал шагами длину тоннелей. И по всему выходило, что они давно уже должны были сойтись.

Некоторое время Степан Матвеевич просто ждал, что вот-вот. Однако время шло, техника грызла грунт, а встреча тоннелей всё не случалась. Степан Матвеевич начал нервничать. Доходило до того, что он начал ночами просыпаться и в темноте, лёжа рядом с женой в своей кровати, ждал: вдруг раздастся телефонный звонок, сообщающий о состоявшейся смычке. От этих бессонных ночей у него появились круги под глазами, пропал аппетит и появилась некоторая задумчивость во взгляде.

И вот однажды, придя пораньше к себе на службу, он развернул все рабочие планы, наложил на них все точки, сообщённые командой слухачей, и, постепенно меняясь в лице, начал осознавать катастрофу. Катастрофа состояла в следующем: тоннель, рывшийся от «Чкаловской», медленно, однако верно двигался в сторону метро «Петроградская», в то время как другой тоннель, идущий ему навстречу, делал какую-то немыслимую загогулину примерно в районе улицы Шамшева и уходил дальше, буря Петрогроградскую сторону. Встреча этих тоннелей становилась уже невозможной, точнее, тоннель, двигавшийся от метро «Чкаловская», соединил бы рано или поздно обе станции, но второй… Второй продолжил бы бурение в абсолютно непонятном направлении, пока не упёрся бы в берег реки Ждановки, возможно, прополз бы под ней, под Невой и двинулся бы дальше в сторону Балтийского моря, минуя Васильевский остров. Конечно, существовала ещё возможность усилить работы в «заблудившемся» тоннеле и сбежать по нему в Финляндию или Норвегию, в зависимости от того, куда он выведет. Но, к сожалению для нас, читатель, Степан Матвеевич этот план долго не рассматривал. К перечню его достоинств авантюризм явно не прилагался. А жаль. История эта могла выйти куда как увлекательней. Однако, ведя данное повествование, я стараюсь придерживаться только фактов. Нисколько их не перевирать и не приукрашивать.

Итак, оставалось одно: надо было тянуть время. Степан Матвеевич знал, что и не такие проекты, бывает, замораживают. Ну а в наши нелёгкие времена, да ещё и в связи с тем, что бюджет был давно превышен и исчерпан, надежда оставалась. Однако первое, что необходимо было сделать, это остановить бурение со стороны «Чкаловской». И ждать. Тянуть время и ждать. Ведь если узнают, что половина денег ушла на никому не нужный подземный ход, первый, кто ответит за это, будет сам Степан Матвеевич Буреляйло. Ведь это именно он был автором замены системы позиционирования на слухачей, вооружённых лозами и эхолотами.