Однажды к папе в гости пришёл его друг, дядя Володя. Дядя Володя был толстый, шумный, весёлый, и даже папа как-то на его фоне терялся. Дядя Володя был мент.

– Ну что, тёзка? – спросил дядя Володя.

– Как гранит науки, разгрыз уже, отличник, небось?

– Какое там… – стыдливо пряча белесые глазки, забормотал Вова.

– А и правильно! На хер они нужны! – обрадовался, как будто встретив единомышленника, воскликнул ещё больше повеселевший дядя:

– Главное, чтоб человек был, – с упором на слово «человек» начал разъяснять дядя.

– Ты посмотри на меня! Что, я твои синусы с косинусами считать буду? Нет! Я Человек! – и тут дядя сделал такую сложную фигуру пальцем, что уже никаких сомнений у Володи не могло оставаться. Дядя – Человек.

Несмотря на произведённое на него дядей впечатление, вспомнил эту встречу Володя лишь через пару лет, когда шёл со своего выпускного вечера. Он рано ушёл оттуда: какой смысл сидеть и смотреть на чужой праздник? Попинав у парадной консервную банку и забросив в лужу бычок, Володя поднялся в квартиру и сразу направился к своему отцу.

В тот вечер Володя принял своё первое самостоятельное решение. Были звонки дяде Володе, гости и звонки дяди Володи уже совсем неизвестным людям, затем опять гости, в общем, закрутилось.

И уже совсем вскорости молодой мент со знакомой уже нам крысиной мордочкой бодро вышагивал по Петроградской стороне, по ходу обирая гостей из Средней Азии за отсутствие регистрации, а порой и просто так. Кавказцев он не трогал – боялся. Половина его сослуживцев были сами кавказцы, а искать себе проблемы на ровном месте Володя не собирался. Ему и таджиков с узбеками хватало, а эти пущай сами со своими дела решают – так он сам для себя постановил.

В тот злополучный вечер Володя брёл через парк вместе со своим наставником Тимуром Махмадбековичем Халиловым в сторону метро «Спортивная». Смена уже заканчивалась, и обоим хотелось домой.

Весь день они просидели на какой-то автомойке, где Тимур Махмадбекович встречался со своими друзьями и решал с ними какие-то спорные вопросы. Почему спорные? Да потому, что орали друг на друга постоянно и отсылали Володю за пивом себе и им, понятно, чтоб не слушал. Володя ничего не имел против пива, однако на улице было уже не жарко, а внутрь его не пускали, и он продрог под мелким питерским дождиком.

Наконец и этот тяжелый рабочий день закончился, Тимур Махмадбекович ударил со своими земляками по рукам, и воспрявший Володя вприпрыжку побежал догонять своего наставника. Наставник шёл, не оборачиваясь, и хмуро сопел ругательства себе под нос. Строгий был начальник.

Итак, они вошли в парк, и как-то Володе стало вдруг нехорошо. Возникло ощущение неотвратимо приближающейся беды, и он стал идти поближе к своему начальнику. Вдруг в кустах справа началось непонятное шевеление, и Володя, испугавшись, ещё ближе, чуть ли не взяв под локоток Тимура Махмадбековича, прижался к нему. Из кустов вылезла огромная ворона. Ворона была размером со среднюю собаку, и в клюве у неё висела тушка дохлого голубя. Почему-то Володя для себя отметил, что у голубя нет головы. Ворона как-то нагло уставилась на служителей закона, те в свою очередь уставились на неё.

– Никогда таких жирных ворон не видел, – почему-то шёпотом сказал Тимур Махмадбекович.

Ворона, будто поняв его и обидевшись, видимо, на слово «жирная», неспешно положила голубя на землю, тяжело поднялась в воздух и обильно насрала на голову Тимура Махмадбековича. Затем, сев поодаль на ветку дерева, стала разглядывать результат своего демарша. Тимур Махмадбекович, в свою очередь сильно обидевшись, зачем-то выхватил дубинку и, изрыгая проклятия, перемешивая русский язык со своей родной речью, бросился к дереву, направляя своё оружие на птицу, будто карающий меч. Быстро поняв суетность и бесплодность своих намерений отомстить дерзкой твари, никак не доставая своей палкой до ветки, на которой сидела наглая птица, он остановился лишь у дерева, на котором сидела ворона: он погрозил ей и изо всей силы ударил по нему ногой. За этим последовала очередная порция вороньих экскрементов, на этот раз попавшая ему на плечо. Бить ещё раз по дереву мудрый Тимур уже не рискнул, отскочил от дерева и зашарил глазами по земле в поисках камня. Камней в парке не было, сплошь песок и окурки, и он запустил в мерзавку дохлым голубем. Промахнулся.

Продолжив путь и пройдя с десяток шагов, они услышали себе в спину громкий, похожий на старушечий, смех. Это смеялась над его поражением ворона.

Володе перестало быть страшно: нашёл чего бояться – вороны! Наоборот, стало очень весело, однако он воздержался от смеха и тем более шуток. Не по-товарищески это. Так и пошли они дальше молча. Худенький промокший мент Володя Сидоров и грузный, ставший похожим на дембеля своим причудливым эполетом на плече и кокардой на кепке, Тимур Махмадбекович.

Володя шёл, пряча улыбку, и размышлял о том, как правильно пишется «кОкарда» или «кАкарда». Пожалуй, в данном случае уместней будет второе. От этих мыслей ему стало совсем смешно, и, чтобы хоть немного успокоиться и спрятать свою довольную физиономию, он сказал наставнику.

– Я сейчас, отлить надо…

Сказал, сделал три шага к краю дорожки и провалился в бездну. Над ним раздалось звяканье металлической крышки, стало темно как в гробу, и лишь какой-то страшный голос откуда-то издалека произнёс:

– Ну что, попался, родненький?

Володя очнулся, когда что-то влажное коснулось щеки. Он открыл глаза. Чёрные усики, острая мордочка – крыса! Он отпрянул. Крыса не двинулась, лишь слегка потянула розовым носиком. Вдруг она произнесла:

– Ну, здравствуй, Володя. Я так давно жду этой встречи.

– Давно?

– Да, давно, с тех пор как ты родился. Я очень старая крыса.

Володя, будто ничуть не удивился, только сел на корточки, прислонившись к влажной землистой стене прохода, и тут же ему за шиворот слетела горстка песка. Крыса недовольно поморщилась от его копошения, но продолжила:

– Я видела, как ты родился… Ты же в 18-м роддоме родился?

– Не знаю, не помню.

– А я помню. Мамка твоя тогда на меня смотрела и всё орала: «Крыса, мол, крыса!» А акушерка ей так строго, мол: «Успокойтесь, гражданка, ничего я вам плохого не делаю». Потом ты рос, я часто тебя проведать забегала. Когда маленький заболел сильно, я уж себе места не находила, помню, всю ночь у твоей кроватки просидела, пока жар не спал. И на работу я тебя устроила…

– Это как? Нет, я сам… дядя, – возмутился Володя.

– Дядя, дядя. Что твой дядя может? Ни денег, ни связей. Только водку жрать да орать пустое, дурак твой дядя. А у меня половина родни там служит, можно сказать, из поколения в поколение. Ну, шепнули кому надо, подмаслили немного. А теперь, видишь, сам меня проведать пришёл. Старая я стала, – как-то грустно закончила крыса.

– А как я сюда попал? – спросил Володя.

– Галка привела, видал её?

– Никаких галок не видел.

– Да не галка, а Галка, Галина. Ну, ворона – Галка. Ворону видел?

– Видел, – обрадовался, вспомнив, Володя.

– Она ещё всего Тимура Махмадбековича обосрала. И голубь…

– Голова у голубя была? – как-то быстро прервала его крыса и хищно взглянула на него.

– Нет, головы не было, – растерянно ответил Володя.

– А зачем голова?

– Кому зачем, а кому и вовсе не нужна, – крыса мотнула головой куда-то в угол.

Володя прищурился и, приглядевшись, заметил в углу какой-то круглый предмет, размером с футбольный мяч. Подкатила тошнота, и его чуть не вырвало.

– Он, он родимый, – успокаивающе пискнула крыса, проследив за его взглядом.

– Голубь? – в последней надежде также пискнул Володя.

– Ага. Голубь Махмадбекович.

– Зачем?

– Ну, дурак, – протянула крыса.

– Вот ты рыбу ешь?

– Ем, – это прозвучало настолько обреченно, будто его прижали к стенке и он сознался в преступлении.

– Ну вот. Что в рыбе самое вкусное?

– Не знаю.

– Голова! Голова – самое вкусное в рыбе! Ну и во всех тварях тоже.