И вышла из гостиной. Стук ее каблуков Драко охарактеризовал бы, как гневный, жесткий.

— Советую спать сегодня в гостевой, — в пустоту сказал парень. — В ней явно проснулась память о том, какими должны быть женщины-Блэки.

Люциус прикусил язык и мысленно дал себе по губам. Нарцисса даже тени нависшего пренебрежения над своей девичьей фамилии терпеть не могла.

Даже Цедрелла Уизли, в девичестве Блэк, выжженная с гобелена за убеждения своего мужа, Предателя крови, все еще оставалась дочерью темной семьи со всеми вытекающими последствиями в виде отшлифованных манер, образования и острого ума, взращенного в интригах и закулисных играх аристократии. Недооценивать воспитание ее сыновей не стоило, хотя они и прикидывались круглыми дурнями, играя в хороших чистокровок, лояльных власти. Однако породу не скроешь, и затаенная гордость иногда проявлялась в самые неожиданные моменты.

Ее вклад, как и вклад Лукреции Прюэтт в нынешних Уизли, бесспорно, давал всему новому поколению этой семьи право считаться достаточно Блэками, чтобы Нарцисса ощущала родство по магии, и подспудно ждала от них выдержки, силы, умения найти местечко потеплее и неизбежного бунта.

Что ж, бунт — это точно определяло стиль жизни рыжей семейки.

Ожидать чего-то меньшего от Поттера тоже не следовало — Люциус заставил себя вспомнить, что его бабка, леди Дорея, была полноправной дочерью Блэков. Джеймс Поттер был оленем, самым настоящим оленем, но следовало думать, что разбаловал сына именно Карлус — Блэки даже между собой всегда держали дистанцию.

То, во что можно было вылепить Гарри, особенно сейчас, пока он был столь податлив для внушения, гарантировало, что после окончания занятий с Нарси полукровка не посрамит две древние фамилии.

Проклятье, да Люциус и сам только несколько дней как закончил объяснять парню правила работы с финансами! И ведь успешно закончил!

Крестный Гарри, хоть и был выжжен, остался наследным лордом. Хотя его матушка и противилась такому исходу, оттягивая магию и накладывая запреты один за одним в последние годы жизни, но… Не смотря на все принятые меры, последняя воля последнего чистокровного Блэка основной линии, была сильна. Гарри считался наследником по гобеленам еще до снятия блокировки с кольца, о чем радостно совещались гоблины после озвучивания завещания — а это говорило и о немалых, не смотря на отлучение от рода, способностях Сириуса.

Все-таки маг может обманывать себя, но «перекрасить» свою силу ему не удастся — никогда.

Придет время думать об интересах рода, и быть Поттеру таким же темным, как и все, кто были до него. Светлые Поттеры — миф или реальность, сказала бы незабвенная Рита Скитер, задумайся она хоть на секунду, каким местом могут быть светлыми семьи, где значились вливания из «Священных двадцати восьми» бесконечным списком.

Светлые Уизли? Светлые Поттеры? Ха!

Драко, понаблюдав за пантомимой на лице кающегося в несдержанности отца, впервые задумался о том, насколько Поттер далеко должен был уйти в себя в своем горе, если связаться с ним может только один человек. Насколько сильно его ровесник успел сломаться. Насколько сильно помог этому произойти он сам. Насколько силен должен быть Лорд, если он оказался способен достучаться и привязать упрямого гриффиндорца к себе.

Было о чем подумать на досуге и что приметить. О том, как изменились они все после появления Гарри в доме, и больше всех — Темный Лорд. Если бы слизеринец не верил, что человеческие чувства харизматичному и гениальному Лорду не присущи, сказал бы, что тот подчинен, влюблен в отстраненный холод зеленых глаз и изгиб шеи с рисунком вен, в уязвимую нежность склоненной к широкому плечу мужчины головы Поттера.

Драко иногда ловил себя на том, что хочет спонтанно задрать повисшую на парне кофту и посмотреть на слишком острую границу поттеровских ребер, прикусить наверняка бледный сосок. Он слишком отчетливо мог представить себе, как выглядит другой парень. От этого сладко сводило бедра, но происходящее его пугало. Он учил новые заклинания для боя и повышено усердно старался влиться в ряды Пожирателей смерти.

Ради чести семьи. Ради гордости отца. Ради одобрения Темного Лорда.

Совсем немного — чтобы обратить внимание Поттера к его усилиям. Доказать, что Драко действительно достоин… чего-нибудь. Наверное, лучшего. Хотя бы мимолетного внимания человека, с которым Малфой-младший все детство мечтал подружиться и на которого всю юность желал произвести впечатление. Такое дурацкое желание подростка выделиться…

Но раньше как-то получалось только выставлять себя папенькиным сынком, полным засранцем и типичным слизеринским трусишкой. Даже шестой Уизел, узколобый и совершенно никчемный, выглядел на его фоне благородным львом, истинным представителем своего факультета.

Драко от таких сравнений приходил в неистовство, летел в зал и тренировался с максималистским, типично подростковым упрямством. Если бы упрямство давало электричество, магической Англии никакие нововведение не требовались бы несколько месяцев.

Август и первый захват Министерства были совсем близко. Мальчика-Который-Выжил сокращал дозы принимаемых зелий и зачастую не мог контролировать или свою магию, или свои эмоции. Второе неизбежно влекло первое, от выбросов корежило даже мрамор, материал по определению нейтральный. Драко стал обходить Гарри, натасканного матерью на родовые проклятья Блэков, десятой дорогой — а то его и в Мунго не расколдуют. Поттер не менее усердно обходил Драко в ответ.

То, что происходило после, толкало Малфоя-младшего к нервному срыву.

Становилось ощутимо тяжелее жить и не звереть.

Малфой запасливо наварил Умиротворяющий бальзам еще перед захватом Министерства, и дальше только тягал флаконы: гарант Поттер был впервые одет, как подобает его положению, но выглядел страшно незрелым, не тянул на свои шестнадцать. Темный Лорд, старающийся не отходить от него, выглядел бы, как растлитель малолетних, если бы Драко не верил, что могущественным Волдемортам близость любого толка не присуща, да и Поттер… Кому вообще может приглянулся его вихрастая голова и несуразная, неуклюжая тушка?

Драко талантливо врал себе, а внутри все сжималось до боли. И самому хотелось сжаться побитой сукой и проскулить, лелея себя.

Следующая неделя приучила его начинать утро с успокаивающих зелий и отрабатывать различные вредящие заклинания на свежих выпусках Ежедневного Пророка. Журналюги в редакции «пророчили» так же хорошо, как в свое время Трелони: одно «настоящее» пророчество, и без малого пятнадцать лет Англия ловит лихорадочный трип. Верить статьям на состаренных страницах было столь же полезно, как использовать бульварный романчик в качестве исторической сводки и достоверного источника при написании доклада по зельеварению.

Но люди, ленящиеся шевелить своими мозгами и предпочитающие есть, чем кормят, продолжали верить любой газетной утке.

Так Драко приучился читать Пророк по диагонали, потом через страницу, потом строго колонку светских новостей и пристрастился все-таки к Придире. Чушь, которую подавал под пикантным соусом из приходелических бредней Ксено Лавгуд, заставляла задуматься значительно больше официальных статей от Министерства. Неполитическое издание талантливо топило глубокомысленные статьи о ситуации в стране, в заправке из мозгошмыгов, нарглов, морщерогих кизляков и дурацких загадках, решаемых лишь после изучения статей в Спектральных очках.

(Впервые на каникулах увидев сына в этом модном изыске, Люциус схватился за сердце, задыхаясь от ужаса.)

После Рождества Поттер снова замаячил на горизонте Хогвартса. Драко впервые на себе прочувствовал, что значит быть частью Армии Поттера и зауважал главаря этого собрания. Там же он увидел Темного Лорда вне светских мероприятий и шелухи, которой обрастал его образ в кулуарах мэнора и Хогвартса.

Сложившаяся из чужих рассказов и собственной невнимательности картинка быстро покрылась сеткой трещин и разбилась, как не жизнеспособная.