Он ведь действительно на протяжении жизни не думал, могла ли живущая в лачуге забитая волшебница сварить Амортенцию и откуда вообще взяла для нее ингредиенты и оборудование.
Мать любовалась им долго. Говорила, что он похож на отца, чем вызывала дополнительную головную боль. Вздыхала, украдкой мяла подол юбки. А потом Том деактивировал артефакт, понимая, что, когда дело доходило до прижизненной любви, его мать превращалась в Беллу — та тоже голову теряла в свое время, когда Том оказывался рядом. Томно вздыхала — из-за корсета, которые тогда были чуть ли не на пике моды у аристократов, получалось действительно душераздирающе. Тогда еще Риддла всегда передергивало, когда он слышал эти звуки.
Том силой отмел посторонние мысли и сфокусировался только на Поттере.
Гарри сидел с самым что ни на есть официальным лицом, позабыв про наготу и липкие разводы на коже — значит, серьезно был занят подбором слов для объяснения. Иногда Том был готов прятать лицо в подушке, кусая губы — на людях лорд Поттер-Блэк, казалось, был пригоден к браку, месту в Палате Лордом, креслу Министра Магии, спасению мира — да к чему угодно! Но вот так, когда они были один на один, он все больше напоминал ему просто мальчика, которого он спас от незавидной судьбы одинокого борца за сохранение покоя ленивых задниц всей Британии. Пятнадцать — не время для того, чтобы воевать или убивать, Поттеру же не повезло по всем фронтам.
— А Мерлин его знает, чем я опять недоволен, — в сердечной досаде выпалил молодой маг, ероша волосы и начиная веселиться неожиданно для них обоих. — Вроде как… я просто хотел… хотел, чтобы тебе тоже было хорошо. Чтобы ты получил удовольствие, — Гонт на это только округлил глаза.
— О, Гарри, мне было более чем хорошо, — многозначительно протянул Том, стрельнув глазами туда, куда Поттер до этого прикипел было взглядом. Юноша хорошо различил в его голосе дразнящие нотки и покраснел. Том был все еще практически готов — только руку сожми и проведи. Однако вот так смело коснуться его Гарри как раз и не спешил. Его можно было понять — с глазу на глаз, когда они уже лишились одежды и были уверенны в своем желании быть вместе, взрослый Поттер — дипломат, политик и талантливый маг, — превращался в просто Гарри, которому лет четырнадцать и он впервые проснулся с ноющей тяжестью в паху, полыхая щеками после весьма смелого по содержанию сна.
Теперь сон стал реальностью — приятной, но непривычно неуправляемой, и здесь, в отличие от сновидения, придется много раз переступить через себя или воспользоваться горячим нетерпением партнера.
Том меньше всего походил сейчас на того, кто пылает горячим нетерпением, но и ему было присуще ленивое томление.
Гонт, пользуясь моментом, чуть шевельнул запястьем, невербально используя Очищающее, а Поттер ненадолго замер, чтобы отмереть через пару минут, встряхнув волосами. По расплывающейся у него по губам задумчиво-лукавой улыбке становилось понятно — что-то задумал. Том даже не подумал напрягаться по этому поводу — чего бы Гарри ни захотел, он ему это позволит в меру своих сил и гордости.
— А молодым ненасытным любовникам сегодня тоже можно позволить исполнить фантазию или две? — Поттер наклонил голову к плечу, а Том с невольным восхищением впервые понял — иногда Гарольд все-таки осознает свою власть над ним, и без зазрения совести пользуется нежной слабостью Тома перед природным магнетизмом Юноши-Который-Выжил. Впрочем, мужчина был и не против.
То, как изящно скользили по белым плечам темные пряди, то, каким пронзительным вышел взгляд зеленых глаз, брошенный из-под черных ресниц, как легли тени и свет на изящное по строению, но сильное, широкоплечее и поджарое тело, дало понять — Гарри отлично осознает, какой эффект он производит. По крайней мере, в эти самые минуты. Потому что Том был заворожен, восхищен, и ощущал, как чувства бьются в груди, как медом растекается по венам хищное удовлетворение — этот молодой мужчина принадлежит ему. Умом, сердцем, немного телом. Они связаны, как никто другой в этом мире.
Они вместе, это взаимно. Влюбленность и восхищение друг другом родились из любви и в нее же вернутся, как река в течение после половодья. А счастье, уважение, нежность и страсть останутся. И навсегда останется знание о чувствах друг друга. Желание сделать другого счастливей. Нежелание влипать в неприятности.
Между ними, словно провода под напряжением, тянулись ниточки. Обвивали им мизинцы, запястья, локти, плечи. Стягивали горла, и, натягиваясь, толкали быть как можно ближе друг к другу. Они ведь так долго не умели быть счастливыми. А потом вместе прорывались, оборонялись от слухов и чужих домыслов. И прорываться будут еще долго — Британия была на пике своих изменений, а они — первые лица государства.
Они верили — все к лучшему.
Гонту пришлось прокашляться, чтобы вернуть себе власть над голосом и хоть чуть-чуть приглушить восхищенные искры в глазах. О, он бы дорого дал, чтобы прямо сейчас, хоть одним глазком заглянуть и постараться понять, что происходит на самом деле в хорошенькой головке его драгоценного партнера.
— Сегодня Рождество, — Том непроизвольно облизнул пересохшие губы, потом не сдержал обольстительной улыбки человека, который знает, насколько он красив. — Сегодня тебе можно все, малыш, — лукавые искры в глазах и тонкая усмешка, расчертившая лицо, дала понять — к празднику его сговорчивость не имеет никакого отношения
Гарри победно свернул глазами.
Следующие полчаса мужчина отчаянно цеплялся за осколки сознательности и стискивал непослушными, словно чужими пальцами пряди смоляно-черных волос, молясь богам и великим мира волшебного, чтобы этот день, с одной стороны, не кончатся никогда, а с другой стороны, чтобы он закончился как можно скорее — иначе он сойдет с ума.
Невинное, чарующее утро было пропитано сладостным желанием и удовольствием. Детская непосредственность и приятные сердцу совместные минуты в кровати, полные ленивого перекатывания с боку на бок, плавно перетекли в долгоиграющую прелюдию.
Фантазия Гарри была стара, как мир — беззащитно-властный любовник, жесткая рука на затылке, горячая плоть, скользящая меж покорно разомкнутых губ, немного приказов хриплым шепотом, дрожь между лопаток и растущее томление в паху.
Том едва не рехнулся, когда полезший к нему целоваться Поттер быстро оказался между его ног, кончиком языка дразня чувствительную, темно-алую от прилившей крови головку и в частности уделяя внимание впадинке уретры.
Терпкий запах естественной смазки и секса в их спальне был так же ощутим, как запах горящих дров в камине или запах еловой хвои из угла спальни, где притаилось завешанное мишурой дерево. Мужчина жадно втягивал воздух через нос, с шумом, но зато отлично чувствовал и теплый запах от тела аманта. Гарри происходящее возбуждало ничуть не меньше, а уж то, как подрагивали его бедра после каждого командного взрыкивания, и вовсе отметало все сомнения.
— Глубже, — хрипло и властно требовал Том, ладонью давя на темную макушку. Поттер стонал, сводил бедра и исполнял его желание, стараясь изо всех сил, изредка посматривая на партнера, проверяя его реакцию. Гонта эти кинжально-острые, проникновенные взгляды обжигали огнем, будили тирана и деспота, покрывающего пронзительный стыд. Том уже и не помнил, чтобы кто-то вообще вызывал у него столь сильное желание понравиться.
Губы у Гарри были мягкие, горячие, язык влажный, рот тесный. Том краснел и отлично знал, как по его шее россыпью проступают всегда казавшиеся ему уродливыми красные пятна, но ничего не мог с собой поделать — стоило закрыть глаза, и он каждой своей клеточкой анализировал происходящее, ощущая даже больше, чем когда старался увидеть за завесой волос, что намерен делать его партнер. Его с ума сводило скольжение рта, приятная теснота и тепло. Пару раз он бессильно толкнулся бедрами навстречу, и едва не взвыл — Гарри вобрал член в рот, насколько мог, и втянул щеки, доводя мужчину до неистовства.
Теплые пальцы вместе с тем приятно сжали крупные, подтянувшиеся к телу яички, проворно играя, оттягивая и щекоча чувствительную кожу мошонки. Темп движений нарастал, язык становился все более напористым, оглаживая вздувшиеся вены и щекоча чувствительную уздечку. Том напряженно задрожал и из последних сил вцепился в плечо Гарри, когда, уже почти в момент разрядки, почувствовал, как острые зубы прихватили, сжимая, самый кончик его головки.