Однако он поспешил и наделал глупостей.

Самоуверенный дурак, который сглупил не меньше семи раз.

Дневник, кольцо, медальон, диадема, чаша, Нагайна, Поттер. И он сам, разумеется.

Не держи он при себе Нагайну и Гарри в последние два года — куда бы его завели последствия ритуала? Опять убивать невинных, пока не найдется вторая матушка Поттера и отраженное заклятье не вломит ему еще раз?

Самоуверенный болван — он ведь слышал от Люциуса, что дневник, которым тот воспользовался в 1992 для компрометирования Уизли, был уничтожен. Согласно «правильному» ритуалу в фолианте, уничтожение одного из якорей приведет к тому, что содержащееся заклятье поделится между оставшимися носителями или просто развеется — тут уж как зачаруешь. Но что случилось с его версией ритуала — можно лишь гадать.

По идее, осколок его души вместе с заклятьем на дневнике должен был переползти по остальным крестражам — Лорд колдовал на совесть, пропасть даром его усилия никак не могли.

Это вполне могло объяснить, почему после весны 1992 ему стало легче соображать, и встреченный им Хвост, а после и Барти Крауч-младший, получили от него вполне внятные инструкции, в отличие от Квиррела, на котором ему пришлось паразитировать, маясь от провалов в памяти, за время которых его «тело» успевало начудить. Ему просто добавилась частица его же души, а Поттеру — какие-то дополнительные ниточки связи через застрявший осколок у него в голове.

Разложив для себя спорные моменты и с тяжелым сердцем просветив о своей глупости Гарри, Риддл засел за дальнейшие вычисления и одному ему ясные исследования. Поттер некоторое время не знал, за что ему хвататься, а потом понабрал томов и собрал конспекты, и ушел заниматься своим делом. Забивать голову посторонними темами было плохой затеей, когда до экзаменов всего ничего.

Спустя три часа дом затрясся, посыпалась пыль и кое-где попадали вещи и посуда, свалилось несколько картин со стен. Дом шатало, как в центре урагана, и только когда волна знакомой поттеровской магии прокатилась по стенам, обновляя старый особняк, Том понял, что Гарри нашел сердце дома и как положено и ныне разрешено, провел все ритуалы. Дом будет обновляться и реставрироваться, будут изгнаны все живущие в нем паразиты, заснуют новые домовики, образуя общину. Это место станет укрепленным бастионом, крепостью, в которую будет очень непросто попасть и не менее тяжело выбраться без разрешения.

Риддл не стал врать себе — он был горд, что присутствовал в такой момент. Он помнил, как сам укреплял свой дом, заливал кровью алтарь, проводил цепочки ритуалов, расходуясь в ноль, но не единожды это защищало их от фанатиков Света или дураков, которые прибывая в его менор, с палочками пытались кинуться на спокойно идущего по своим делам Гарри. Откаты гостям прилетели, как смачные оплеухи.

Том погрузился в работу, согретый воспоминаниями, и вскоре уже составил план действий.

Первым делом он отправился проверять свои тайники, забирая из них бесценное содержимое. Чашу из сейфа Беллы он извлек, надавив на Рудольфуса Лестрейнджа, диадему забрал, посетив Хогвартс поздно вечером и побеседовав заодно с Северусом. Нагайна ждала его в палисаднике возле площади Гриммо — у змеи вообще никаких проблем с передвижением не было, она не даром была магическим животным. Кольцо верно дожидалось его в тайнике дома Гонтов — нетронутое и неоскверненное после полувекового ожидания своего часа.

С медальоном Слизерина его ожидало неприятное открытие — чаша не была пуста, но на дне лежала плохо сделанная подделка. Записка от Р.А.Б., достоверного мертвого и плавающего вместе с другими инфери где-то в озере, заставила Тома трястись от злости. Как? Когда Регулус все-таки провернул похищение? Лорд был уверен, что поймал наглеца, что называется, за руку. Однако вот она — подделка без необходимого содержимого. Где же бесценный оригинал?

Шестым был дневник. Остатки его тетради Северус отыскал в ящике рабочего стола бывшего директора и совой переправил сюзерену. За это мужчина снял с него темную метку — хоть сейчас иди в Министерство и зачищай личное дело. Снейп, скорее всего, именно так и поступил.

Это уже было частью неписанного уговора с Гарри — потихоньку расклеймлять всех желающих. Хотя привязка сюзерен-вассал оставалась, но держалась на взаимных клятвах. Темный Лорд мог бы упрямиться, но зачем? Он ничего не терял, кроме горсти слуг с рабским клеймом. Свое эго он потешил еще будучи безумным, а в светлом будущем, ради которого вот сейчас проходили преобразования во многих, если не всех сферах жизни, рабы были не нужны. Хотя некоторые отличившиеся персоны заявили ему, что сохранят сомнительный рисунок на предплечьях и будут верны своему Лорду всегда.

Посмотрев в безумные глаза Барти Крауча-младшего, Том спорить не стал. Лучше уж держать такой экземпляр в строгом ошейнике и на коротком поводке, чем вытащив из Азкабана, засадить туда в третий раз, просто дав ему право ходить по улицам с палочкой и делать, что захочется. Барти хорошо играл безумного Грюма, потому что сам был безумным. Дать такому свободу — как выпустить маньяка из заточения, надеясь, что пронесет, и первый же вечер не обернется горой трупов. В фанатичности Барти ничуть не уступал покойной Белле.

Дальше было легче — через два дня они вместе с Гарри почти играючи провели поисковый ритуал в Блэк-хаусе, прилично потратились, охватывая ритуалом территорию почти всей Британии, но предмет поиска был найден легче, чем они смели надеяться. Медальон оказался, как ни смешно, в самом доме Блэков, чуть ли не на видном месте.

Оказалось, что уже после смерти Регулуса и падения Лорда, поручение уже мертвого хозяина выполнил его упертый домовик. Риддл в очередной раз припомнил, что гордыня и не таких подставляла — Малфой тоже как-то поплатился за нее — и подышал на счет, решая, что шею Кричеру он свернет в другой раз. Вроде как, Гарри этот паршивец еще был необходим.

Домовику пришлось сказать, что медальон они уничтожат — и не только потому, что так приказал хозяин Регулус. Кричер был упертым, слушался нового лорда Блэк из-под палки, а Риддла вообще тихо ненавидел за смерть любимого хозяина, который был радостью и смыслом жизни хозяйки.

Однако постепенно, чем дольше Гарри оставался в доме и приводил его в порядок, отрабатывая, как и несколько лет назад, заклинания на опасных обитателях, тем больше эльф перевоспитывался и тем более он становился адекватным.

Вскоре ворчун помолодел лицом лет на сто пятьдесят, и опознать в нем морщинистого уродца, который не ласково встретил их когда-то, было невозможно.

Риддл отлучался из лондонского особняка только по делам — вместе с Гарри они провели ритуал воссоединения души, сделав достоянием рода Гонт легендарные предметы Основателей и освободив от проклятья, державшего ее в облике змеи больше семидесяти лет, Нагайну. Увидев, как рептилия впервые превращается в молодую женщину и обратно, заливаясь смехом и визжа, что она наконец-то свободна, Гарри понял, что ему серьезно нужно поговорить с Томом.

Так он узнал о том, что еще во времена Гриндевальда род и кровь семьи Наги, как ее нежно назвал измотанный маг, были прокляты. Сделав ее крестражем он рассчитывал перебить проклятье, но чудо произошло только теперь. Риддл надеялся, что это будет не единственное и не последнее чудо, которое он видел в этой жизни. Гарри согласился — семьдесят лет оставаться змеей даже врагу было трудно пожелать. В чем бы не ошиблась когда-то красивая азиатка, теперь постоянно сидящая возле камина и отогревающая мерзнущие конечности, то теперь это было в прошлом.

Риддл после этого получил самого верного секретаря на свете, с которым мог переговариваться на парселтанге. А после марафона покупок — потому что носить ведьме что-то было нужно — долго смеялся над жалующимся на боль в руках и ногах Гарри. Наги хотела увидеть все и трижды протащила их по Косому и Лютному, была довольно впечатлительна и ей нравилось, что она может говорить на парселтанге еще и с Поттером. Английский отвыкшей от людской речи девушке давался с трудом, хотя через пару месяцев, по прогнозам Тома, она и на нем будет трещать не переставая.