Но Зефа тошнит при одной мысли об этом. Он больше не хочет терпеть! Разве он не человек, почему с ним нельзя по-человечески?!

— Отпусти, а? — тоскливо шепчет он, поджимая коленки к груди и обхватывая их руками. — Заебали вы меня.

Март останавливается прямо над ним — большой, сильный. Может скрутить полудохлого Зефа одной левой.

— Я заебал? Я ещё и не начинал, — легко усмехается он. — Хочешь, чтобы за тобой поухаживали, а, Зефирка? Поуговаривали? Чтобы всё было красиво, как в кино? Ну так я и цветочков принесу, и свечи зажгу, если тебе так приспичило.

— В жопе у себя зажги, — осипшим от ненависти голосом рекомендует Зеф. Плевать ему, что за такие слова можно и по морде огрести. И Март вправду шлёпает его ладонью по губам, даже без замаха, будто избалованного спиногрыза, капризничающего в супермаркете. Не больно, но унизительно.

— Ты помни, с кем базаришь, — спокойно говорит он.

«Воспитывать тебя ещё и воспитывать, сучонок», — эхом отзывается в ушах у Зефа холодный голос Чекана, и он опять безнадёжно скалится, словно загнанная в угол крыса.

Он такой и есть — крысёныш в углу клетки. Вуглускр, но это его ебут все, кому не лень. Сам нарвался крысёныш, вот в чём дело.

Дверь снова распахивается, и Зеф едва не подскакивает. В глазах у него темнеет от ужаса. Но это не подручные Марта, это женщина. Высокая, полная, лет пятидесяти на вид, круглолицая, в кружевной белоснежной наколке и таком же фартуке. Она толкает перед собой сервировочный столик, на котором расставлены тарелки, кастрюльки, ваза с фруктами, запотевший графин с каким-то светлым соком и пузатая чёрная бутылка «Бейлиса».

— Добрый вечер, — напевно здоровается она, глядя на Зефа удивлённо и растерянно, и тут он срывается с места. Если она ему не поможет, то не поможет никто.

— Послушайте, — задыхаясь и глотая слова, торопливо выпаливает он, — послушайте, меня похитили и насильно тут держат, пожалуйста, спасите меня, позвоните в милицию или в парикмахерскую «Светоч», я там работаю, вам там скажут, что я не шлюха, не вор! Пожалуйста! Он меня изнасилует, ваш хозяин!

Женщина отшатывается, в смятении прижав к губам узкую ладонь и смотрит на Марта округлившимися глазами.

— У парня просто богатая фантазия, — доверительно, с успокаивающей улыбкой объясняет ей Март. — Больная фантазия, я бы сказал. И ему нравится разыгрывать спектакли на пустом месте. Спасибо, Наталья Михайловна, вы больше сегодня не понадобитесь, можете ехать домой.

— Д-до свидания, Марат Львович, — едва слышно прощается женщина, испуганно пятясь к дверям.

— Позвоните и вам всё расскажут! «Светоч», есть в справочнике! — отчаянно кричит Зеф ей вслед и прикусывает губу, с вызовом уставившись на Марта в ожидании новой затрещины. Но тот, как ни странно, его не бьёт.

Март. Марат Львович. Значит, такая странная кликуха у него от имени.

— Да ты спятил, — раздражённо и устало бросает он. — Наталья Михайловна пять лет у меня работает, чего ради ей тебя слушать? Не валяй дурака, добром прошу. Чего ты хочешь? Ну давай я тебе скутер куплю. В Турцию съездим или на Кипр.

— На скутере? — не выдержав, ехидно осведомляется Зеф, и Март сперва удивлённо замолкает, а потом вдруг прыскает со смеху.

— Клёвый ты всё-таки пацан, — сквозь смех одобрительно заявляет он. — Нам вместе весело будет. Нескучно. Ну же, Зефирка, давай поладим по-хорошему. По-человечески.

Он наклоняется, запускает пальцы в разлохмаченные волосы Зефа и притягивает его к себе. Синие глаза — близко-близко, с морщинками в уголках, смеющиеся, хмельные, властные. И губы властные и тёплые, они требовательно накрывают возмущённо округлившийся Зефиркин рот, но не терзают, а ласкают. По-настоящему, горячо, почти нежно.

Глаза у Зефа сами закрываются. Так давно никто его не целовал… но неожиданная мысль смывает предательски накатившую истому, будто ведром ледяной воды: всё равно Март считает его шлюхой! Считает, что его можно купить!

Изловчившись, Зеф впивается зубами в его нижнюю губу, и тот с ругательством отшатывается.

— Зараза кусачая, — тяжело дыша, говорит он: с обидой, словно мальчишка, которому не дали доиграть в футбол, и вытирая рот тыльной стороной ладони. На ней остаётся ржавая полоска. — Какого тебе рожна надо? Цену себе набиваешь?

Зеф вновь отчаянно скалится. Он тоже прерывисто дышит, чувствуя на губах солёное — вкус крови Марта. Глаза щиплет от подступивших слёз. Март не понимает, ни хера не понимает и не поймёт, как любой другой из этих крутых уёбков. Они все одинаковые — понимают только силу. Либо бабки, и больше ничего. И Март ничем не лучше остальных.

А он-то надеялся! Дурак несчастный.

— Короче, — не терпящим возражений тоном произносит Март, — у меня дела, некогда мне тут тебя уговаривать, как девочку-целочку. Вернусь через пару часов. А ты чтоб пожрал, помылся, разделся, улёгся и смирно ждал меня, как невеста в первую брачную ночь. Без выебонов. Понял?

— Чего-чего?! — шипит Зеф, прожигая его ненавидящим взглядом, и выбрасывает вперёд средний палец. — Дожидайся!

— Вот именно, дожидайся, — с лёгкой усмешкой подтверждает Март поворачивается и уходит. Дверь за ним захлопывается, щёлкает замок, и Зеф со всей дури впечатывает в эту дверь злосчастную телегу со жрачкой.

Сок из графина выплёскивается, еда сыплется с задребезжавших, зазвеневших посудин, и Зеф ждёт, что Март сейчас вернётся на этот грохот. Но тот не возвращается, видимо, и без того догадавшись, что к чему, и решив не связываться со взбесившимся сосунком, всё равно придёт через пару часов, как пообещал.

Глядя на срач, воцарившийся у порога, Зеф неожиданно чувствует себя виноватым перед Натальей Михайловной — тётка всё-таки старалась, готовила… привезла сюда эту телегу… и не поверила ему. А чего ради она должна верить какому-то сопляку, пидору патлатому, которого первый раз в жизни видит?

Зеф судорожно вздыхает, опустив голову и пытаясь успокоиться. Плетью обуха не перешибёшь, приходит ему на ум очередная бабушкина поговорка. Март не Чекан. Он не злой, не жестокий, Зеф же чует это, не жадный и не садюга, как Чекан, с Мартом наверняка можно поладить, он наверняка будет ласковым… весёлым… он… он…

Сцепив зубы, Зеф отчаянно молотит кулаками подушку, пока не выбивается из сил и не падает навзничь на постель, глядя в полумрак комнаты сухими глазами.

Он не станет подмахивать каждому мудиле, который его захотел, будь тот хоть золотым и с платиновым хуем до подбородка! Зеф хочет сам выбирать себе партнёра. Нет, не то. Его воротит от слова «партнёр». Это же не ёбаный покер! Он хочет наконец влюбиться!

Блядь, ему восемнадцать лет, а он в первый и последний раз влюблялся в школе, В парня классом старше. Без взаимности, само собой. В Андрюху Лычёва, который ещё до армии женился по залёту. А Зеф уехал в нерезиновую, город возможностей, чтобы снова влюбиться или хотя бы нагуляться всласть. Попробовать столичной жизни. Или на телешоу попасть, он же талант, топ-модель, ноги от ушей, рот до ушей. Попал, ага. Сел на горячий камень и начал жить сначала. Спалил себе всю жопу к херам.

Но так ни разу и не влюбился.

Кривясь в болезненной злой ухмылке, он сползает с постели. Чего там ему велел этот гондон Март? Пожрать, помыться, раздеться и ждать его? Ага, щаз!

Он ещё раз обходит всю спальню по периметру, лихорадочно ища хоть какие-то лазейки. Но их нет, разве что вентиляционные отверстия в санузле. Санузел в этой роскошной берлоге тоже роскошный: душевая кабинка — отдельно, джакузи — отдельно. При других обстоятельствах Зеф вдосталь понежился бы в этакой красотище, подливая в ванну побольше вкусно пахнущей пены, но сейчас он мстительно думает, что провонял потом, как скаковая лошадь, и таким останется. Он бы с удовольствием облегчился в шикарный голубой унитаз, не подтирая потом задницы, но увы, он слишком долго не ел, облегчаться нечем.

Вернувшись в спальню, Зеф отодвигает занавеску, чтобы понаблюдать за тускло освещённым двором. Там носится парочка тёмно-бурых псин, по виду ротвейлеров, явно выпушенных на ночь из вольера. Вот только их Зефу для полного кайфа и не хватало… хотя, в любом случае, как бы ему удалось выбраться во двор? Никак.