========== Зефирка ==========

Часть 1. СТОП, МОИ САНИ!

«Я иду и пою обо всём хорошем

И улыбку свою я дарю прохожим,

Если в сердце чужом не найду ответа,

Неприятность эту мы переживём!

Между прочим, это мы переживём!»

(Песня кота Леопольда из мультфильма «Лето кота Леопольда»)

Сентябрь. Andante Con dolore

Белобрысый пацан в алой ветровке сидел на скамейке перед занюханным окраинным ДК «Алмаз» и как ни в чём не бывало красил глаза, сосредоточенно высунув кончик языка. Трофим сам так делал в детстве, когда рисовал.

Хренасе, борзота какая.

Трофим покосился на Жеку, будто ища подтверждения тому, что борзое безобразие ему просто мерещится. Но в Жекином взгляде он прочёл такое же охуение.

Светлые волосы пацана разметались по плечам, но тот вовсе не строил из себя девку, а был именно пацаном, длинноногим, как щенок дога, тощим, мелким, в дырявых джинсах и замызганных кроссах, только патлатым и с накрашенными глазами. Яркими безо всякой подводки. Живыми и весёлыми.

Вроде не отморожен на голову, так какого же хера?!

— Хочешь, чтобы тебя тут уебали? — свирепым полушёпотом осведомился Трофим, танком надвигаясь на этого придурка. — Или выебали?

У него не было привычки заменять кокетливыми эвфемизмами простые и понятные русские слова.

— Я вообще-то петь сюда пришёл, чуваки, — после паузы кротко сообщил пацан, деловито заталкивая тушь, подводку и зеркальце в карман ветровки. Он даже не отпрянул, хотя глыбой нависший над скамейкой Трофим весил наверняка вдвое больше него, оброс бородищей и в своей чёрной косухе смотрелся героем передачи «Криминальная Россия». — Типа на кастинг записался.

Аляповатая афиша на тумбе за его спиной возвещала: «Новая «Фабрика»! Не упусти свой шанс!». Такие афиши украшали весь этот окраинный московский микрорайон. По мнению Трофима, это был типичный лохотрон: какой нормальный продюсер будет организовывать кастинг в подобной дыре? Разве что с понятной целью развести лохов, желающих зазвездиться, на нехилое бабло в виде вступительных взносов.

В этом районе жили Трофимовы бабка с дедом, у которых он и Жека кантовались вот уже пару дней после приезда из Питера.

— Это Москва, поцыки, — наставительно изрёк белобрысый раздолбай, расплываясь в искренней и беспечной улыбке, словно они были его лучшими друзьями. — Столица нашей Родины, город возможностей. Хочешь, чтобы тебя заметили, не стесняйся выделиться. Стоп, олени, стоп, собаки, стоп, мои сани, итс май лайф!

— Интеллектом надо выделяться, — мрачно процедил Трофим. — Дурак ты деревенский, нешуганый.

— В своей деревне он как раз и шугался, — предположение Жеки было более резонным. — А тут решил, что ему всё можно. Приехал Москву покорять.

— Я из Костромы, — безмятежно уточнил раздолбай, тряхнув своей гривой. — И покорю, вот увидите! Но попозже. Я не нагулялся пока.

Улыбка у него была невинной, как у младенца.

— Его просто никогда не пиздили, покорителя грёбаного. Даже странно, какой везучий, — констатировал Трофим, поворачиваясь к Жеке.

— Придётся помочь, — ухмылка Жеки тоже была адски простодушной.

— Упс, — выдохнул пацан, растерянно поднимаясь со скамьи. — В каком смысле помочь, братаны?

Трофим не знал, что за нравы царят в этой Костроме, если прикативший оттуда голубой щенок с накрашенными зенками называет такого, как он, братаном. Возможно, стоило сгонять в сей дивный город братской любви на экскурсию.

— В прямом смысле, — невозмутимо отозвался он, подталкивая щенка ко входу в ДК, возле которого уже клубилась толпа. — Топай, проводим до места. Звезда, блин!

Но «звезда-блин» ею и оказалась.

Пацан вылетел на сцену, предварительно пошептавшись со звукарём, и расплылся в лихой лыбе, расставив длинные ноги и подбрасывая в руке микрофон. А потом под минусовку выдал прогремевшую «Белль» из «Нотр Дам де Пари». На французском! На все три голоса! За Квазимодо, за Клода-как-его-там и за Феба.

– J’ai posé mes yeux sous sa robe de gitane

A quoi me sert encore de prier Notre Dame

Quel est celui qui lui jettera la première pierre

Celui-là ne mérite pas d’être sur Terre

Ô Lucifer!

Oh! laisse-moi rien qu’une fois

Glisser mes doigts dans les cheveux d’Esmeralda

Esmeralda…

У Трофима просто спина ознобом взялась. Он в очередной раз переглянулся с Жекой, на чьём лице тоже расцвела изумлённая и восторженная улыбка.

Диапазон у «звезды-блин» был офигенный.

Зал свистел и топал, требуя, чтобы пацан пел ещё, а тот сиял вовсю, ошалело бормоча в микрофон: «Спасибо, спасибо». Но над крышей ДК уже сгущались тучи: здесь собралось слишком много патлатых помимо пацана, а где нефоры — там всегда гопота, к гадалке не ходи.

Назревал махач. Махаться Трофим умел, но не любил. Пора было рвать когти.

Недолго думая, он стащил пацана со сцены, и как раз вовремя: на задних рядах уже начиналась заварушка – туда озабоченно пробивался охранник. А у Трофима в руках был костромской голубой щенок, мать его, и Жека.

Кое-как они протолкались к боковому выходу, рядом с которым стояли их байки. Трофим пихнул пацана на сиденье позади Жеки и нахлобучил на его дурью башку шлем.

Но пел тот всё-таки здорово! Жаль, если аттракцион в ДК «Алмаз» действительно был всего лишь разводкой лохов.

Трофим с Жекой притормозили у гаражей за пару кварталов от ДК. Пацан соскочил с сиденья, стащил шлем, лыбясь на сей раз растерянно, и провозгласил, в упор уставившись на Жеку:

— Так ты девчонка!

— Лапал, что ли?! — зловеще прищурился Трофим, подавшись к нему, но пацан не отступил ни на шаг и только виновато заморгал длинными ресницами:

— Ну, лапал, но я ж не знал! Я думал, это парень!

— Логика — зашибись, — Жека звонко расхохоталась, почти польщённая. Её короткая стрижка, низкий голос и великоватая для неё кожанка часто вводили всех в заблуждение, а на байк-тусах среди незнакомых чуваков это бывало очень кстати.

Трофим тоже нехотя усмехнулся и негромко сказал, сумрачно глядя в серые весёлые глаза пацана:

— Ты вкури, дуролом, здесь не твоя Кострома-мон-амур, — он вдруг некстати вспомнил, как только что на сцене тот упоенно заливался по-французски, чисто и без запинки. — Твои «возможности» сраные тебе таким боком могут вылезти, что света белого не взвидишь, понял?

— Да брось! — сердито возразил тот, упрямо наклонив лохматую башку. — Ты говоришь, я нешуганый. А чего шугаться? Я людей чую и никогда не прокалываюсь. Вот вы же — помогли мне.

— Жопой чуешь? — вкрадчиво поинтересовался Трофим, и пацан наконец-то перестал лыбиться и вспыхнул, прикусив губу.

— Да я же… ничего плохого! — почти взмолился он, блеснув глазами в размазанной туши. — Чего ты заладил, как моя бабка! Све-ету белого не взвидишь, — передразнил он. — Я тут его только и увидел!

— Ты про клубняки гомосячные, что ли? — не удержавшись, презрительно скривился Трофим, и Жека дёрнула его за локоть.

К пацану он презрения не испытывал — только к той тусне, куда тот так рвался попасть. Москва — город возможностей, ну зашибись теперь!

— Ты поступил куда-то? — примирительно спросила Жека, вертя в руках шлем.

— Ну да, — немедленно оживился поникший было пацан. — В колледж на парикмахера, там и общагу дали, красота!

— Чего не в музыкальное? — продолжала допытываться Жека.

— Бабла много надо, — пожал плечами тот. — Ничего, начну отсюда, пробьюсь, если захочу.

— Лучше б в армию пошёл, — хмуро посоветовал Трофим.

— Ага, щас! — немедленно взвился парень. — В армию! Я только жить начал! И даже не натрахался толком!

Трофим закатил глаза, а Жека опять расхохоталась, прислонившись к своей «Сузе». Это был просто праздник какой-то!

— Вот на плацу и натрахался бы, — безжалостно сообщил Трофим. Сам он три года как вернулся из танковой части под Калининградом, а Жека терпеливо его ждала. — С совковой лопатой и на марш-бросках. А не на Плешке своей. Быстренько бы дурь из головы выветрилась.