— Сэм.

–… и он предложил мне, а я был так чертовски напряжен, что в тот момент это показалось хорошей идеей. Не знаю, я думал, что ненавижу его до глубины души! Черт!

Тишина затянулась.

Сибилла пару раз открыла рот, как будто хотела что-то сказать, но, похоже, передумала и беззвучно сомкнула губы.

— Прости, — снова выдохнул Ваймс, надеясь, что извинение подтолкнет его жену хоть что-нибудь сказать. Тишина была хуже криков.

— Это… помогло? — Наконец спросила Сибилла. Ваймс моргнул. Он не ожидал этого вопроса. Из-за бесчисленных домашних ссор, которые ему доводилось лицезреть на улицах, он ожидал криков и плача и, возможно, предметов домашнего обихода, летящих в него… но это не делало бы чести разумной, рациональной Сибилле.

— Помогло?

— Ты был немного… напряжен с тех пор, как вернулся, Сэм, — сказала Сибилла. В ее голосе звучало что-то многострадальное. Эти нотки не были достаточно сильными, чтобы казаться обвиняющими, но она, в конце концов, принимала на себя большую части его гнева и разочарования за последние две недели, независимо от того, заслуживала она этого или нет[1]. — Знаешь, я ужасно беспокоилась за тебя. Ты плохо спишь.

____________________________

[1] Почти без исключений — не заслуживала.

____________________________

— Ох. Я тебя побеспокоил?

— Да, но, возможно, не в том смысле, о котором ты думаешь. Честно, Сэм, перестань уходить от ответа.

Ваймс пожал плечами.

— Я не знаю. Я больше не чувствую, что хочу выбивать дерьмо из всех, кто мне попадается, и я думаю, что испытал облегчение, зная, что этот ублю… мерзавец не мертв и не в смертельной опасности, но… черт, все, что он сказал, было правильно, но я все равно… к черту все это!

Сибилла вздохнула и положила руку на колено Ваймса. Он был безмерно благодарен за это прикосновение.

Он посмотрел жене в глаза и спросил:

— Ты знала, что он гей?

— Хэвлок? Честно говоря, это никогда не приходило мне в голову. Иногда я задавалась вопросом, почему он не женился и не завел детей, когда мы были моложе, но он всегда казался женатым на городе.

— Но вы ведь выросли вместе, не так ли?

Сибилла ласково улыбалась упрямству и бесконечному непониманию мужа, когда дело касалось социальных норм жизни высшего класса.

— О, Сэм, когда я говорю, что мы выросли вместе, я не имею в виду, что мы провели все наше детство вместе, играя в классики и бросаясь грязью на улицах. Иногда мы играли, иногда вместе готовились, когда родители брали нас на общественные мероприятия, но тогда мы были очень молоды. Извини, Сэм, — добавила она, когда Ваймс нахмурился, — Он поступил на обучение к убийцам в десять, и после этого я его почти не видела.

Ваймс пытался разобраться в этом. Он не был уверен, как можно считать себя «выросшим» с кем-то вместе, если вы не бросали друг в друга грязь и не участвовали в уличных бандитских войнах. Отсутствие такого поведения в обществе было еще одним препятствием на пути понимания. В конце концов, его собственное детство было связано со множеством знакомых лиц, мелькающих поблизости[2] едва ли не постоянно, и обо всех всегда ходили сплетни. Затруднительно держать в секрете такие вещи, как ориентация и сексуальные похождения, когда вы и двенадцать других людей буквально гадите из одного окна.

_____________________________________________________________________________

[2]И с избиением этих лиц. Но в присутствии Сибиллы такое обычно не упоминалось, так как ее неодобрительный взгляд мог устыдить даже Ветинари.

_____________________________________________________________________________

Одно слово все-таки вырвалось на поверхность того дымящегося бардака, который был его внутренним монологом.

— Готовились?

— О… ну, знаешь, — махнула рукой Сибилла. — Задачки, поставленные преподавателями, чтобы убедиться, что вы понимаете тему дня. Иногда такие вещи, как практика этикета или лататинские склонения, или какого из классических Квирмских драматургов можно считать величайшим трагиком, что-то в этом роде. Ты понимаешь, что я имею в виду?

— Да, — кивнул Ваймс, хотя его мозг недоуменно сообщил: «Нет». Обычаи социальной элиты оставались для него полной и неразрешимой тайной, хотя он и сам был теперь ее полноценным представителем.

Сибилла понимающе улыбнулась Ваймсу, когда его рука прижалась к ее руке, все еще лежащей у него на колене. Она могла ясно видеть, что он угождает ей, но тактично оставила это наблюдение при себе. В конце концов, вы можете убрать Сэма Ваймса с улицы, но вы никогда не сможете полностью забрать улицу из Сэма Ваймса.

— Честно говоря, — тихо вздохнула она, — он всегда казался мне очень одиноким.

Ваймс уставился на жену, явно потерявшую рассудок. — Одиноким? Ветинари? Ты с ума сошла? Он недостаточно человек, чтобы быть одиноким.

Его уши заалели, когда Сибилла рассмеялась.

Только много позже, когда они оба лежали в постели, и в тишине комнаты ритмично звучал тихий храп жены, Ваймс понял, что ему пришлось бы ампутировать четыре пальца, чтобы посчитать по одной руке, скольким людям Ветанари мог без опаски доверится, и что слова Сибиллы, вероятно, имели смысл.

oOo

Салтир Дэнс был очень необычным человеком по ряду причин. Первым и самым очевидным было то, что он был моркпорцем, что само по себе не было необычным, но жители Анк-Морпорка нечасто осмеливались заходить на территорию за пределами Гункунга — столицы Агатовой империи. Он также, несмотря на то, что работал в крупной магистральной компании Анк-Морпорка в качестве землемера, оплачивался правительством как государственный служащий. Однако, самым необычным поворотом было то, что согласно всем городским записям, он был убит в бою во время короткой войны с Клатчем несколько лет назад и больше не существовал.

Самое необычное, по крайней мере контекстуально, — он был единственным живым существом в куче агатианских трупов.

Раздавив остатки бес-органайзера в руке и чувствуя, как бесенок испарился, Дэнс поднял взгляд на остов клик-башни. Он вырисовывался бы на фоне беспощадного солнца, если бы не был охвачен огнем.

Дэнс с трудом переместился в сидячее положение и прислонился спиной к одному из груды бревен на строительной площадке. Большинство нормальных людей, вероятно, бежали бы от огня и двадцати мертвых строителей, на случай если, тот или то, кто это учинил, вернется, но Дэнс этого не сделал по двум причинам:

Основная из них состояла том, что он пытался удержать свои кишки от выпадания из открытой дыры в животе.

Снова взглянув вверх, Дэнс определил направление, в котором дул ветер. Вряд ли нужно было зажигать сигнальную ракету, когда столб дыма наверняка виден на многие мили, но всегда существовал риск, что местные жители примут его за лесной пожар.

Продолжая зажимать рану на животе, Дэнс чиркнул спичкой о бревно позади себя и зажег сигнальную ракету. Она взлетела в небо, оставляя кислотно-зеленый след на фоне серого дыма, прежде чем взорваться языками ярко-желтого пламени.

Откинувшись назад и полузакрыв глаза, прислушиваясь к потрескиванию горящего пожара, Дэнс потянулся и сомкнул пальцы вокруг рукояти окровавленного ножа.

Оставалось надеяться, что кто-нибудь в Гункунге увидит вспышку и придет посмотреть, что случилось, до того, как огонь доберется до него.

oOo

Конечно, это было вполне в духе чертова ублюдка, не так ли? Почти на два месяца Ваймса оставили мариноваться в собственном соку. О, их встречи возобновились после того, как Ветинари сняли швы, это случилось около шести недель назад, но ничто в его поведении даже не намекало на тот их общий момент бешеного наслаждения. Никакого вздергивания бровей, ни понимающего взгляда, ни единого изменения в холодном расчете, с которым Ветинари подходил ко всем своим делам.

Как будто их близости никогда не случалось.

Поначалу Ваймс был почти благодарен за это. Легче было притвориться, что ничего не произошло, чем думать, что он не только переспал с патрицием и выжил, но и что ему это действительно понравилось. Однако по мере того, как проходили недели, он все больше злился на отсутствие признания.