Несколько тысяч лет тому назад, прибавляя к меди немного олова, человек научился приготовлять твердую бронзу, а сочетая железо с разными примесями других металлов, ему удалось, создать сталь самого разнообразного качества. Легкие металлы — алюминий и магний — могли сделаться самыми распространенными металлами нового времени только оттого, что их собственную незначительную крепость удалось во много раз увеличить прибавлением некоторых других элементов. В настоящее время мы пошли еще дальше — мы вникли не только в то, какие частицы должны входить в состав того или иного сплава, но так же и в то, как они должны быть между собою расположены. И вот мы обладаем теперь сталью и легкими сплавами в сотню раз более прочными, чем сталь и сплавы вашей эпохи. Мы имеем сейчас гибкое стекло, прочнее железа и сталь, более прозрачную, чем стекло. Неорганизованные толпы молекул мы заставили работать по строгому плану и…

— Одним словом, употребляя сравнение из вашей эпохи, — перебил говорящего неугомонный Фер, — одним словом, частицы прежних сплавов можно было сравнить с разрозненной толпой, тянущей канат, а молекулы наших металлов действуют, подобно солдатам воинской части: дружно и согласовано…

— Достигается это довольно сложной обработкой, — продолжал Рени, — при помощи высоких температур и давлений в мощном электрическом поле. Надо вам сказать, что легкие сплавы сейчас почти вытеснили прежнее железо и сталь. Конечно, железо и теперь еще находится в целом ряде производств и машин, но алюминий давно уже стал на первое место в мировой технике.

— Значит, железный голод, о котором говорили еще в наше время, — вставил профессор Фарбенмейстер, — оказался не вымыслом, и человечество истощило свои рудные запасы?

— Да, это так, — ответил один из наших спутников, — уже в XXIV веке начал остро ощущаться недостаток в железе. Все известные железные месторождения были к тому времени почти совершенно истощены, и если бы не мощное развитие добычи алюминия, запасы коего практически безграничны, — то технике последующих веков, несомненно, угрожала бы большая репрессия. По счастливому совпадению, приблизительно в то же самое время горной технике удалось преодолеть ряд затруднений по прокладке сверхглубоких шахт, считавшихся ранее невозможными.

Как известно, наша планета при среднем удельном весе около 5,4 обладает поверхностными породами, удельный вес которых не превышает в среднем значении 3. Это обстоятельство уже около тысячи лет тому назад заставило признать, что внутренние слои земли отличаются значительно большей плотностью и состоят из тяжелых металлов — вроде железа, кобальта, никеля и даже золота. Позднейшие изыскания и изучение распространения сейсмических волн полностью подтвердили эти догадки — основное ядро земного шара на глубине 2600 километров оказалось состоящим из чистого железа, какое встречается в метеоритах… Те залежи железа, находившиеся в верхних слоях, были лишь мелкими брызгами когда-то огненно-жидкого железного ядра, просочившимися на поверхность нашей планеты и превратившимися затем в тонкие прослойки железной руды. Техники того времени не хотели примириться с мыслью, что человечеству суждено терпеть недостаток в железе в то время, как где-то там, глубоко под его ногами, бесполезно лежат миллиарды миллиардов тонн этого ценного металла. Все трудности заключались не столько в прорытии такой глубокой шахты — с этим легко справилась бы техника XXV века — сколько в преодолении высокой температуры, повышавшейся, как думали раньше, на один градус через каждые 30–50 метров, так что на глубине сорока километров должно бы уже плавиться железо. Но позднейшие исследования показали, что такое повышение температуры земной коры далеко не всюду идет одинаково быстро. Расплавленная масса облегает землю не в виде сплошного компресса, а скорей в виде отдельных припарок или обширных местных очагов подземного жара. Многочисленные буровые скважины, достигавшие глубины сотен километров, позволили установить несколько мест, где наибольшая температура слоев достигала лишь 600–700 градусов, а дальше вновь падала до 100–120 градусов.

В одном из этих «холодных» мест земной коры решили заложить шахту, которая достигла бы глубоких железоносных слоев. Почти полвека ушло на эту титаническую работу, несмотря на огромные технические ресурсы того времени. Шахта была взята диаметром в двадцать пять метров, причем стенки ее строились из двойного слоя особого прочного цемента и тугоплавкой стали. Размельчение породы и извлечение ее на поверхность земли не составило особого труда, так как и здесь не считались с затратой энергии. Самое трудное началось с глубины 300 километров, когда окружающая температура достигла 6000 градусов. Несмотря на возможно полную механизацию, нужен был все-таки некоторый надзор за работой машин. Но и при самом интенсивном охлаждении жидким воздухом даже кратковременный труд был так тяжел, что жертвы насчитывались десятками и сотнями.

Однако, никто не думал о прекращении начатой грандиозной работы.

На место одного погибшего тотчас же выходили сотни новых добровольцев — пока наконец трудный участок не был преодолен, и через несколько лет с глубины 2400 километров были извлечены первые куски внутриземного железа… Работы эти останутся навсегда памятны…

Рассказчик умолк и, задумчиво глядя куда-то вдаль, подвел нас к огромному, неправильной формы массиву из отполированного железа, лежавшего на невысоком холме посреди зеленой лужайки, в рамке кроваво-красных цветов. Одна из сторон железной глыбы была срезана и на ней золотыми буквами блестели какие-то даты и имена…

— Здесь их памятник и их могила…

— Значит, — не удержался я от вопроса, — здесь неподалеку и эта исполинская шахта?

— Да, Андреа, — ответил Рени, — вот это круглое здание неподалеку построено над ее устьем.

— Дорогой Рени, — взволнованно воскликнул я, — неужели нам нельзя будет взглянуть поближе на это поразительное произведение техники Нового Мира?

— Отчего же нет? — ответил за него один из наших заводских руководителей. — Если вы еще не достаточно устали и если вы чувствуете себя в силах потратить на это путешествие в недра земли три-четыре часа, то мы с своей стороны будем очень рады показать вам сооружения, которыми по справедливости может гордиться современная техника.

Тем временем мы вошли в круглое здание. Внутренность его ничем не выдавала тайны скрытого под ним бездонного колодца. Я тщетно прикидывал в уме, сколько же времени потребуется, чтобы, упав туда, достигнуть дна этой чудовищной шахты в 2000 километров. Выходило что-то совсем несуразное: считая для простоты, что сила тяжести остается неизменной, надо было лететь до дна целых одиннадцать минут, ударившись о него с чисто космической скоростью около 6400 метров в секунду… Страшно было даже подумать… Инженер, которому я сообщил свои выкладки, только рассмеялся в ответ.

— Ну, этого можете не опасаться. Шахта разделена через каждые пять километров прочными, герметически закрывающимися перегородками, так что такой воображаемый полет был бы значительно меньше… Только сбоку устроена сплошная металлическая труба диаметром в один метр, идущая до самого дна и служащая для разного рода научных наблюдений. Рассказывают, впрочем, что когда-то один из работавших там ученых, в припадке внезапного умопомешательства бросился в это отверстие и…

Я не стал расспрашивать о подробностях.

Мы опускаемся в бездну. — На глубине 20.090 метров. — Железное ядро земли. — Мы продолжаем наше воздушное путешествие. — Трубчатые электровакуумные дороги. — Аллея домов-великанов. — Новый Париж. — 3600 километров в час. — Мы обгоняем солнце и настигаем ушедшую ночь. — Разговор с отсутствующим профессором Антеем. — Мы вырываемся из плена земной тяжести. — Урания — искусственная планета. — Обсерватория за пределами атмосферы. — Я обнаруживаю изменения в карте земного шара. — Плавучие острова и центральное море Сахары. — Механополис — Город Мира. — Собрание Центрального Совета. — Я вновь слышу гимн Нового Человечества.