— На всех крупных заводах имеются свои станции, — продолжал свои объяснения мой спутник, — где вырабатываются и заготовляются запасы водорода и кислорода. Там, где идут восстановительные процессы, как, например, при получении железа из его руд, там мы пользуемся чистым водородом, для плавки и резки металлов мы употребляем гремучий газ, а также пламя электрической вольтовой дуги.
Мы подошли, тем временем, к одной из таких печей. По внешнему виду она мало напоминала собою наши прежние доменные печи. Измельченная в мелкий порошок руда непрерывным потоком падала в узкую шахту; здесь навстречу ей неслись струи раскаленного водорода, почти мгновенно освобождавшего частицы железа, сыпавшиеся вместе с остальными примесями на дно шахты; отсюда вся смесь шла в магнитные сепараторы, отделявшие козлищ от овец: чистый железный порошок сыпался в одну сторону, а остальные примеси — в другую. Дальше я видел, как полученное, таким образом, химически почти чистое железо шло в электрические печи, где без доступа воздуха сплавлялось в большие слитки, которые поступали в другие отделения завода для дальнейшей обработки. Здесь же нам показали, как шла работа смешивания чистого железа с молекулярной мелкой пылью других веществ, вроде углерода, вольфрама, титана и пр., придававших будущему сплаву требуемое качество стали. Почти всюду плавка шла в огромных электрических печах, причем около них я видел очень мало рабочих — настолько механизированы были все операции по загрузке, перемешиванию и литью. И снова это полное отсутствие копоти. Чистые, огромные и светлые помещения, залитые морем света, мало чем напоминали наши старые мрачные мастерские. Бесшумно скользили над головой гигантские краны, с легким шорохом извивались ленты конвейеров, и только изредка начинало звучать и тотчас же умолкало резкое пение неотрегулированной вольтовой дуги электрической печи.
Но неужели уголь так-таки окончательно исчез из человеческого обихода? Неужели снова, как 1500 лет тому назад, растения сделались единственными верными поставщиками этого ценного вещества?
— Растения, — ответил мой спутник, — конечно, нет. Мы слишком любим и ценим зеленый ковер нашей планеты, чтобы подвергнуть его снова варварскому истреблению прежнего времени. Деревья — наши друзья и украшение нашего дома. Да их, все равно, было бы слишком мало для удовлетворения потребности современного человечества в угле. Наука давно уже раскрыла тайну листьев растений и теперь, совместным действием света и электричества, мы можем извлекать из углекислоты, находящейся в атмосфере, любое количество углерода. Химия еще в ваше время, в XX веке, овладела целым рядом тайн и секретов природы. Последующие века тоже не прошли бесследно для этой науки. Наша техника легко и свободно справляется с такими задачами, о которых вы не могли и мечтать. Ты уже знаком с некоторыми ее успехами в области изготовления искусственной пищи, поэтому не удивишься тому, что теперь нет такого материала и даже химического элемента, которые не могли бы быть искусственно изготовлены на наших заводах.
Мы вошли в следующий корпус.
Под стеклянной выгнутой крышей тянулись длинные полупрозрачные трубы, неясно мерцавшие тусклым фиолетовым блеском. Ряды шарообразных стальных камер, целая заросль изогнутых труб и паутина электрических проводов уходили вдаль, теряясь в сумраке вечера.
— Здесь идет извлечение углерода из атмосферной углекислоты. Последняя в сжатом состоянии идет по этим трубопроводам, где подвергается ряду последовательных химических и физических операций, в результате которых мы можем иметь углерод в чистом виде или в форме его различных газообразных и жидких углеводородных соединений. Наши угольные копи лежат, как вы видели, на поверхности земли, под ясным солнечным небом. О старых шахтах, о взрывах в копях, о горах черного угля с отпечатками когда-то живых растений мы читаем лишь в книгах, так же, как вы в свое время читали об изнурительных работах по постройке египетских пирамид…
— Неужели они еще сохранились? — перебил я рассказчика.
— Они сейчас выглядят даже лучше, чем в ваше время, — вмешался Фер, — так как в XXI веке им придали былое великолепие, облицевав плитами мрамора, сорванного когда-то хищными арабскими завоевателями.
— Само собою разумеется, — продолжал наш руководитель, — для такого извлечения углерода нам надо затратить немалое количество энергии извне. Но ведь уголь нам сейчас не нужен в качестве источника тепла, а наши запасы энергии неистощимы…
Новые корпуса, новые отделения завода.
Конца краю не было этим легким, изящным и вместе с тем таким монументальным зданиям, перекрытым смелыми, прозрачными сводами.
— Ты, кажется, особенно интересовался нашими механическими мастерскими? — обратился ко мне с полувопросом один из инженеров. — До них еще несколько километров, поэтому я предложу вам поехать туда в поезде для перевозки изделий.
С этими словами он нажал какую-то кнопку, сказав несколько слов в стенной рупор, и через две-три секунды перед нами остановилась небольшая платформа, наполовину груженая брусками какого-то серого металла. Еще секунда, платформа ринулась в полутемный тоннель и вскоре остановилась у широкого темного здания, откуда слышался знакомый мне грохот и лязг металла, упорно сопротивлявшегося стремлению людей придать ему новую форму.
Сперва, после полумрака тоннеля, я не мог ничего разобрать. Освоившись с ярким светом, заливавшим все необъятное помещение мастерской, куда могло бы поместиться целиком два-три наших завода, я увидел сотни станков, пиливших, резавших, стругавших, сверливших, фрезеровавших, точивших и полировавших куски металла самого разнообразного размера и вида… Сверху, сбоку, снизу — отовсюду шли движущиеся ленты и цепи, подхватывавшие полуготовые части и переносившие их от одной машины к другой. Почти все операции шли автоматически. Фордовские станки и его пресловутые конвейеры могли бы дать лишь слабое представление об этой изумительной, полной механизации человеческого труда. Я безмолвно шел вдоль ряда этих почти одухотворенных стальных созданий; осмысленность, быстрота и точность движения их отдельных частей подавляли меня. Я вгляделся в лица работающих — спокойные, уверенные движения, никакого напряжения и спешки. Нас приветствовали поднятием руки и провожали ласковым взглядом. Этот взгляд, как я потом заметил, был характерен для большинства жителей Нового Мира. Та настороженность и недоверчивость, — в лучшем случае хорошо имитированное добродушие, которое чаще всего мелькало в лицах моих современников, уступили место истинной ясности духа, действительному чувству всеобщего братства и взаимной симпатии…
Некоторые механизмы поражали своими размерами. Я видел пресс, шутя плющивший глыбу стали величиной в добрый вагон, — токарный станок, бесшумно обтачивавший длинный стальной вал толщиной в рост человека и весом, наверно, не в одну сотню тонн, — видел части будущих таких огромных машин, что не верилось — неужели для них найдется достаточно прочный фундамент? Вот машина с десятками гибких стальных рук, — точно зрячая берет она с движущей ленты отдельные машинные части и с математической точностью ставит их на свое место. В несколько минут бесформенный, испещренный отверстиями металлический остов обрастает рычагами, колесами и осями. Еще минута, и машина плавно скользит куда-то, вниз под пол…
Я готов был здесь провести хоть всю ночь — легкую усталость, которую я было почувствовал, сняло точно рукой. Но профессор Фарбенмейстер завел оживленный спор о каких-то молекулярных прессах с одним из наших новых знакомых и настойчиво тянул меня к выходу, обещая, что сейчас мы увидим действительно нечто удивительное.
Неохотно расставшись с этим машинным грохочущим раем, я последовал за нашими спутниками. Мы направились к группе высоких зданий, разбросанных в полкилометре от механической мастерской.
— Сейчас вы увидите, — рассказывал нам по дороге Рени, — отделение завода, где вырабатываются новые искусственные материалы, необходимые для нашей промышленности. Уже в ваше время техника не могла довольствоваться теми материалами, которые природа давала в распоряжение человека: ты, Антреа, конечно знаешь, что, например, медь или железо не всегда могут быть использованы в чистом своем виде.
