— Да, но почему Унаро пришел в плохое настроение духа? — решился я спросить.

Рея густо покраснела — я заметил это даже в полусумраке вечера, быстро взглянула на меня и тотчас же отвела свои глаза в сторону.

— Унаро… Он какой-то странный… Ты никогда не видел моих работ, Антреа? — уклончиво ответила она вопросом на мой вопрос.

— Твои работы, Рея? В лаборатории у отца? Да, он говорил о тебе много раз..

— Да, нет я не об этом… Хочешь посмотреть?

Ну, конечно, я хотел их увидеть, эти работы, в чем бы они ни заключались. Ведь это значит пробыть еще четверть часа в обществе Реи. Мы прошли в конец дома, и в комнату, ярко освещенную матово-белым светом, падавшим с потолка. Я сразу понял, что эта была мастерская ваятеля. Глиняные торсы и маски висели на стенах, а на полу стояло несколько незаконченных скульптурных групп поразительно глубокой и одухотворенной работы.

Особенно хороша была одна группа.

Спокойное величие, невозмутимая уверенность в своей силе и знании сияли на лице стройной женской фигуры, державшей в руке земной шар. Напряжение мускулов говорило о том, что ноша тяжела, но в то же время чувствовалось, что она в верных и надежных руках. Каменный взгляд фигуры был задумчиво устремлен вперед, над нашими головами. Он будто читал что-то там, в бесконечной дали веков и времен, куда стремительно несся наш мир…

В углу стояла еще какая-то группа, накрытая влажным полотном. Я хотел приподнять его, но рука Реи мягко остановила мое движение. Глаза ее блестели ярче обыкновенного, а рука, я почувствовал, заметно дрожала. Неловким движением я задел за подставку, наскоро наброшенное покрывало соскользнуло и я увидел незаконченный барельеф.

Там было лишь две фигуры: одна, я сразу узнал ее — была Рея. Другая, — я едва мог поверить своему зрению, — был я сам… Мы протягивали друг другу руки, мы звали и ждали друг друга…

Возможно ли?

Я оглянулся, улыбаясь. Рея смело встретила мой радостный взгляд и через мгновение, держа ее в своих объятиях, я чувствовал сквозь тонкую металлическую вязь кирасы, как бьется ее молодое сердце…

— Рея, любимая!

— Антреа, мой милый…

Я слушаю повесть о новых веках. — Начало великой борьбы. — Атомный взрыв 1945 года. — Что видели астрономы Марса. — Новый вулкан у берегов Бретани. — Пики и арбалеты заменяют пушки и пулеметы. — Освобожденная Европа. — Азорское соглашение. — Возникновение Пан-Американской Империи. — Эпоха невиданных войн. — Война за Гольфштрем. — Жизнь под землей. — Мировой Союз Братских Республик. — Прогресс человеческих знаний. — Я чувствую себя, как непонятливый школьник. — Завоевание энергии. — Усовершенствование человеческого рода. — Междупланетное сообщение. — Мы едем знакомиться с новым миром…

Я не хочу писать здесь о своих личных переживаниях. То, что я перечувствовал, — мне не хочется наряжать здесь в слова, фразы, связные мысли… Слишком глубоко захватило меня это чувство, слишком остра еще память — о чем? о прошлом? Нет. Значит, это будет в грядущем? Значит, исчезнув из этой жизни через положенное число лет, я восстану через десятки веков, и мое я вновь переживет упоительный сон этой странной любви?..

— Рея! — шепчу я имя любимой… Ее уже нет… Тогда где же она? Мысли мешаются, и слова бессильны что-либо выразить…

Снова берусь за перо. Так много надо еще рассказать…

Взявшись за руки, точно дети, мы вошли в другую залу, где среди своих чудесных растений виднелась фигура мудрого Антея.

— Отец… — тихо окликнула его моя подруга…

Погруженный в свои мысли, старый ученый не сразу услышал. Он оглянулся, когда мы подошли совсем близко. Не было необходимости говорить ему еще что-нибудь: наши счастливые лица сказали ему обо всем. Мягко положив свои сильные руки на наши плечи, он глубоко заглянул нам в глаза. Мне показалось при этом, что в его взгляде мелькнула какая-то тревожная мысль.

Вздохнув, он прошептал несколько непонятных мне слов и, тихо притянув к себе Рею, долго и грустно глядел нам в лицо.

Внешне наша жизнь шла, как и раньше. Я не счел нужным делать профессора Фарбенмейстера моим сердечным поверенным. Погруженный в свои книжные изыскания, он вряд ли даже замечал мое отсутствие, так как большую часть времени я проводил теперь около Реи, расставаясь с ней лишь на самое короткое время, казавшееся мне тогда бесконечно тягучим.

Новый мир сделался для меня чем-то родным. Не зная еще его, не видя — я чувствовал, что это уже не чуждый мне мир — ведь Рея, моя Рея, жила в нем, и значит, это и мой мир, забытый и найденный вновь… Странное это было ощущение — с каждым часом мне казалось, что я не узнаю что-нибудь новое, а только припоминаю что-то давно позабытое… И в тоже время перспектива скорого, близкого, осязательного знакомства с этим миром начинала меня пугать. Мне казалось, что это отнимет от меня мою Рею. Что мне в этом мире, когда весь он — здесь со мной, в моем чувстве?

Рея по-прежнему помогала мне и профессору Фарбенмейстеру в наших занятиях, но, увы, я не был лучшим ее учеником; вслушиваясь в ее оживленную речь и любуясь одухотворенным лицом нашей учительницы, я нередко терял нить ее рассуждений… Старый профессор Антей тоже посвящал нам немало своего времени, и в его образных рассказах оживали минувшие века, над которыми наш корабль времени промчал нас, подобно тому, как экспресс с закрытыми окнами мчит путешественников через неведомые им страны и горы…

Какой захватывающей повестью была эта история прошлых веков, история того грядущего, в которое тщетно вперяли свой взор лучшие люди всех времен и народов!..

В этих немногих строках нет возможности дать даже бледную картину тех великих катастроф и побед человеческого гения, которыми пестрят страницы новой истории. Историю человечества за последнее тысячелетие я сравнил бы с плаванием корабля по неведомым водам. Вначале, в эпоху XX, XXI и части XXII века — это плавание в бурю: взлеты, падение, удары волн, близость подводных камней, темнота, — прерываемая блеском ослепительных молний, смертельная схватка с враждебными силами космоса. Затем — опасный путь пройден, волны и скалы уже позади. Корабль вступает в тихий пролив — уверенно и смело распускает свои паруса и несется вперед, в бескрайные океанские дали… Зоркие глаза кормчих, погибавших на своем посту, и коллективная мощная воля экипажа не дали кораблю разбиться о камни, которых было так много на его трудном и долгом пути…

Вот, вкратце и отрывисто, то, что я узнал.

Весь XX век, особенно его вторая половина, был насыщен напряженной борьбой двух миров, — мира труда и мира, где царил капитал индустриального Запада и земледельческого Востока.

В поисках новых орудий военной техники, ученые всех стран уже два десятилетия лихорадочно работали над тайной разложения атома. Фантастические цифры энергии, которая тогда могла бы освободиться, кружила голову не только у широкой публики, жадно следившей за этими работами и понимавшей, что покорение атомной энергии преобразует весь мир. И думавшие это не ошиблись. Энергия эта, действительно, в необычайной степени способствовала изменению лика земли, но далеко не так, как они того ожидали.

Особенно подвинулось дело разложения атома и освобождения заключенной в нем энергии у одной группы французских ученых, работавших, как большинство исследовательских институтов того времени, в теснейшем контакте с военным ведомством. Предшествующие работы Рамзая, Резерфорда, Астона и других выдающихся исследователей тайн строения материи нашли здесь удачное завершение. К тому времени поняли, что для покорения такого гиганта, каким была энергия атома, необходимы чрезвычайные средства. Робкие лабораторные попытки первой четверти двадцатого века должны были уступить мощным, комбинированным атакам колоссальных давлений, сверхвысоких электрических напряжений и температур. Для этой цели на берегах Бретани было построено несколько грандиозных центральных электрических станций, использовавших энергию морских волн. Станции эти снабжали также Париж светом, теплом и движущей силой. Специальная лаборатория военного ведомства, устроенная в труднодоступной и надежно охраняемой местности, неподалеку от берега, могла располагать в отдельные часы всей огромной мощностью океанских электроцентралей, оперируя миллионами вольт и сотнями тысяч киловатт. Гигантские конденсаторы могли аккумулировать эту энергию, чтобы обрушить ее молниеносным разрядом на неподатливый атом. Опыты были настолько многообещающи и успешны, что в 1945 году близкие к этому делу лица были уверены в скором и конечном успехе. Специалисты уверяли, что военная техника западноевропейских держав получит тогда такое оружие, которое сделает всякую войну невозможной — конечно, для тех, кто этим оружием не обладает…