– Забыли, Вадя. – Ян выговорился, и ему вдруг стало весело – не хмельным мутным весельем, а каким-то правдивым, настоящим, будто голову под кран в жару. – Это забыли. Наливай!.. Тут пацанчики твои меня пугнули, скажу я тебе…
– Чего это? – Подполковник прищурился, разлил, бросил бутылку в мусорный пакет возле плиты. – Ты не стесняйся, я им так зады надеру, что мамку позабудут. Паспорт просили, урки малолетние? Личность проверяли? Я им тебя описал подробно, словесно: азы, сука, профессии. Так они что, над тобой, блин, покуражились еще?
– Да что ты, Вадя?! – Ян от изумления встал со стула. – Я тут контуженый, я! Не ты, мужчина! Парнишки твои вежливые были по самое никуда, все занесли, только вот темнили что-то, а я ж нервный теперь. Если вдруг что, говорят, так звоните сразу – нам, а не в райотдел. А то тут… А что тут, Вадя? Зачем меня, майора военно-воздушного, пугать? Или замполит не человек, с ним можно?
– Да тут, понимаешь… – Сомов замолк, яростно затягиваясь.
– Что? Уже меня искали? Здесь?
– Нет, Яныч, при чем тут ты? Если б тебя искали, я б тебя сюда не пустил, уж поверь. Не первый же я день в системе… Два человека у вас тут пропали бесследно – вот, в квартале твоем. Дело это висит на мне… Зацепок никаких. Хуже того: странно все. Того и гляди, маньяка мэр на меня повесит.
– И ты, Вадя, разобраться не можешь?
Сомов только засопел в ответ. С минуту он сидел, не глядя на Климова, а потом раздраженно махнул рукой:
– Не за что зацепиться, Яныч, совершенно не за что. Получается так, что два взрослых и почти непьющих мужика пропали из собственных домов да средь бела дня… и никаких следов насилия, ничего. Вот просто ничего! Один был водила с автобазы на железке – сидел дома с температурой, выходить никуда не собирался. Жена вечером приходит – его нет. Мобильник на кухонном столе, вещи на месте – он что, в марте месяце в одних трусах из дому рванул? С температурой под сорок? Со вторым… тоже там весело. Молодой парень, бухгалтер, в двух фирмочках работал, не пил, работяга, каких мало, и все такое. Был дома, работал за компьютером, чашка кофе на столе осталась. С мобильником не расставался вообще никогда, потому что позвонить ему могли хоть днем, хоть ночью – бухгалтер, сам понимаешь. Пропал! И тоже без верхней одежды – все в доме осталось. И ключи от дома в кармане пальто. От запертого дома…
– Ничего себе, – присвистнул Климов. – А раньше тут такого не случалось?
– Исчезновения людей, Яныч, – это такая тема… кто сам находится, а кого в посадках по весне… всякое бывает. Но чтоб из дома, зимой, без одежды? Не-е… Этих двоих, Яныч, все лето искали. Всю весну и все лето! А тут еще казус был – за поворотом там, на Слепакова, бабка одна наряд посреди ночи вызвала: кто-то у нее по чердаку ходит. Да и бабка она не бабка, так, в годах женщина. Старший технолог у нас на «молочке» – совершенно адекватная, никакой шизы, нормальная пожилая женщина. Очень уважаемый человек, специалист незаменимый и все такое прочее. Ну, пацаны смотрят – тут психбригаду не вызовешь, не тот случай. Поднялись на чердак, а там старый сундук вверх дном, тряпье разбросано, журналы какие-то, и видно по пыли, что все это вот прямо сейчас случилось… Приехали эксперты. Ничего… что они там найдут?
– Полтергейст? – предположил Климов.
– Да я уже во что угодно готов поверить. А мэр новый, зараза такая, теперь из-за этих пропавших готов маньяка мне на шею повесить, представляешь? У тебя, Сомов, маньяк под носом орудует, а ты его от общественности скрываешь. Завтра людей начнет на улице резать, что ты тогда запоешь? Вот сиди, Сомов, и думай, куда у тебя люди исчезают и кто по чердакам бегает.
– А чердак-то тут при чем?
– Да при том, что бабуленция эта, говорю ж тебе, человек уважаемый. И язык как помело. Уже полгорода знает, что к ней ночью маньяки забрались, а милиция их ловить не хочет. И мэр знает, что у гражданки Симонян Лидии Максимовны, ветерана труда, заслуженного работника пищевой промышленности и все такое прочее, бандиты чердак перевернули и ее саму чуть не убили. А потом у нее инфаркт едва не случился. И все это потому, что милиция не бандитов ловит, а целыми днями водку пьянствует. Мэр, правда, этой водки не видел, но люди ж все знают…
– Интересное дело! А почему мэр вообще связывает пропавших с этой мадам Симонян? Чердак, нечистая сила – хорошо, а те двое тут при чем?
– Так это она связывает, Яныч, она сама.
– Она?
– Ну да. По словам Симонян, у нее на чердаке орудовали те же самые бандюки, которые выкрали и зарезали этих двух мужиков. При этом как они на чердак попали – науке неизвестно. На чердачном окошке пыль не тронута…
– Это они, значит, мимо тетки прошли? Через ее дом?
– Нет, мой дорогой, люк на замке был, она сама его пацанам из наряда открывала. Единственная версия по этому делу: гражданка Симонян решила пошутить. Вот только на шутницу она не похожа, понимаешь? Она действительно серьезный специалист, умная, волевая такая. Вдова, дети в Питере, все в порядке. Не бабка чокнутая, никак. Следаку четко заявила: были на чердаке бандиты. Были, и все тут. Она ясно слышала, как ейный сундук потрошат. Как они туда попали? Куда потом делись? Это все идиотизм – плюнул и забыл, да вот мэр так не считает.
Климов задумчиво потер лоб.
– Слушай, – произнес он, откупоривая новую бутылку виски, – а в тех домах, откуда мужики пропали, на чердаках все в порядке было?
– Ч-что?! – Сомов, морща лоб, смотрел на друга с искренним недоумением. – Что ты этим хочешь сказать?
– На чердак к ним эксперты поднимались?
– Они оба дома перерыли по пять раз сверху донизу. И гаражи, и погреба, и сараи, и все на свете.
– Ты не понял, Вадя. На чердаках разгрома не было? Вещей разбросанных, пыли стертой… ну?
– Так, Климов, – Вадим постучал пальцем по столешнице, – ты из меня дурака не делай, пожалуйста. А то я начну подозревать, что ты с этой Симонянихой уже успел в сговор вступить. При чем тут чердаки? Опера людей искали, трупы, вероятно. Они когда на чердак поднимались, их там пыль не интересовала в тот момент.
– Чердаки были открыты или закрыты? – перебил его Климов.
– Яныч, ты… псих ты чокнутый.
Сомов сунул руку в карман пиджака, вынул дорогущую «Нокиа» и набрал какой-то номер. Потом, приложив к губам палец, вышел сперва в прихожую, а там и на крыльцо. Входную дверь он плотно прикрыл за собой.
Говорил Сомов долго, минут пять-семь: Климов успел выкурить сигарету и даже заволновался, не замерзнет ли его друг там без куртки. Когда дверь наконец хлопнула снова, Ян в нетерпении встал со стула.
Вид у подполковника был не то что озадаченный, хуже: бледный. Сев за стол, он налил себе на два пальца, выпил, подцепил вилкой кусочек ветчины.
– Значит, так, Яныч… У водителя, у Зарифуллина этого, замка на люке не было, и люк был закрыт. Но! На чердаке у него хранилась куча паркета – они с женой ремонт делать собирались, все такое. Опера, когда на чердак лазили, за паркет заглядывали, само собой – они ж, повторяю, труп искали. Так вот, говорят, связки были не то чтобы раскиданы, а как-то так неаккуратно лежали. Будто кто-то их с места на место таскал. Но на это внимания не обратили – мало ли что там Зарифуллин делал, может, искал чего. Там еще ведра всякие стояли, банки с лаком закупоренные. Это, значит, у гражданина Зарифуллина такое дело. А вот у бухгалтера Сергеева… Оторву я кому-то голову! У Сергеева ход на чердак – через кладовку. Там и люк был нараспашку, и свет в кладовке горел! Но в тот день было солнце, конец марта уже, все потекло: решили, что парень открыл люк для проветривания. Нет, чердачное окно было опять-таки закрыто. А на чердаке у него старые журналы лежали и ковер драный, скрученный. И там еще барахло всякое старое, от отца осталось. Все на месте, мать его подтвердила. Но люк был открыт… Ох и втравил ты меня, Яныч. Я ж теперь спать не буду. Это что ж получается: нечистая сила, проникнув на чердаки к гражданам Зарифуллину и Сергееву, дурковала у них над головами, а когда упомянутые граждане полезли наверх разобраться, что там, исчезла, унеся их обоих с собой? Так?
