Красные пятна поплыли у меня перед глазами, но я заметил, как Долговязый вытащил Молчунью из шлюза и запер дверь, оставив меня одного. Тут же камеру залило водой, и мне стало легче. Когда разум окончательно прояснился, я разглядел на мониторе фразу Долговязого:

«Все нормально, Молчунья уже дышит. Теперь будем спасать тебя. Для начала хорошенько прокачай жабры, я тебе в шлюзе растворил больше воздуха, чем за бортом. Так что все будет хорошо. Теперь твоя задача заключается в следующем – когда спадет вода и откроется люк, ты выбираешься из шлюза и падаешь на живот. Не на спину, понял? Дальше мы с Викингом справимся». Меня начало колотить от страха, и я просигналил: «Подождите, дайте собраться с духом». Но Долговязый решил не тратить время на мои истерики, спустил воду из шлюза и распахнул люк. Я рухнул на колени и пополз зажмурившись, а когда порог остался позади, шлепнулся на живот. Меня тут же подхватили, бросили в ящик с «рассолом», и аппарат, почуяв родную стихию, выпустил меня из себя.

– Барракуда! – прохрипел я, выплевывая остатки «рассола». – Вы видели, что там за контейнеры за бортом?

– Видели, видели. Успокойся, – ответил Долговязый и сунул мне сухую одежду. – Эй, Викинг! Поддай чуть вперед, надо убедиться, что это именно «Голиаф».

– Да что я его, по обводам не узнаю? Да и вон надпись на борту, погляди.

Долговязый протиснулся в ходовую рубку и прислонился лбом к прозрачной стене кабины.

– Да. «Голиаф». Точно, – шепнул он. – Значит, у нас все концы с концами сошлись.

– А обуви нет? – вклинился я в разговор.

– Обойдешься. Надо как-то предупредить Рипли, а то этот сумасшедший может попробовать взять ее в заложники.

– Э, погодите! – остановил я их. – Может, скажете, что случилось?

– Уймись, салага, это наша охота! – буркнул через плечо Викинг.

– Какой ты умный! – разозлился я. – Без нас с Чистюлей ты бы до сих пор сидел в камере с обосранным унитазом. Кстати, это не ты его так засрал за четыре года?

– Тихо, Копуха, – остановил меня Долговязый. – Не хватало вам только подраться. И ты, Викинг, тоже засохни. Мы бы еще лет двести искали место крушения «Голиафа», если бы наш замечательный молодняк не впаялся в него носом.

– И что, ты будешь им все рассказывать?

– Не знаю. Если честно, я бы рассказал, потому что от них проку может быть больше, чем ты думаешь.

– В чем? Стреляет Копуха хуже, чем ты пьяный, ночью и с закрытыми глазами. Молчунья водит подводные аппараты, как семидесятилетняя бабушка. Что с них взять?

– Зато энергии у них хоть отбавляй, да и везучести тоже. Мы с тобой уже старые.

– Старый конь борозды не портит.

– Ну да. Ляжет в нее и лежит, – хохотнул Долговязый. – Так, Копуха, тащи из пассажирского отсека Молчунью, будешь ей переводить то, что я расскажу.

– Подожди, – остановил я его. – Если дело касается Жаба, то лучше пока обойтись без нее.

– Почему? – напрягся отставник.

– Она заодно с командиром. Они оба чокнутые.

– Вот! – Долговязый победно глянул на Викинга. – А ты говоришь, никакого толка. А Чистюля?

– Он с нами. Похоже, у него на Жаба огромный зуб.

– Ладно, тогда слушай. Все началось лет десять назад. Тогда в этих водах довольно успешно пиратствовал переделанный транспортник «Голиаф» – команда грабила суда, имела собственный заводик по производству оружия, а иногда бралась за сомнительные перевозки. Мы на «Голиафа» охотились всей командой, но капитан был хитер, а корабль отлично вооружен, так что мы каждый раз оставались с носом. Жаб, тогда мы его звали Диким, не на шутку распсиховался и предложил нарушить четвертое правило подводной охоты – не использовать биотехов ни при каких обстоятельствах. Мы послали его к дьяволу. Но с того дня о «Голиафе» больше никто не слышал. Мы, может быть, и не заподозрили бы ничего, но Дикий своим поведением сам себя выдал. Однажды Рипли, оплачивая сетевой траффик, обратила внимание, что с компьютера в сеть послано огромное количество запросов по теме «многомерная молекулярная решетка баралитола и ее мутагенные свойства». Особым интересом к химии, а тем более к токсикологии, у нас в команде никто не страдал, так что это выглядело довольно неординарно. А Викинг первым додумался выяснить, каким грузом затарился в свое последнее путешествие «Голиаф». Вообще-то это узнать нелегко, но у Жаба в знакомцах был один тип из комиссии безопасности. Мы подкинули ему немного деньжат от имени Жаба, выдали липовый электронный адрес и попросили выслать ответ на него. И уже через неделю мы знали, что «Голиаф» унес с собой в пучину груз баралитола.

– И что? – заинтересовался я.

– Мутагенное действие баралитола довольно своеобразно, – объяснил Викинг. – Ты знаешь хоть приблизительно, как создают биотехи?

– Ну, путем клонирования, из стволовых клеток, – похвастался я знаниями, полученными в учебке.

– Верно. Причем каждый биотех хранит в себе достаточное число стволовых клеток, чтобы обеспечить себе регенерацию в случае повреждений. Эти клетки могут превращаться в любые другие.

– Это понятно! – остановил я его. – А Жаб тут при чем?

– Да подожди ты! Дело не в Жабе, а в баралитоле, – пояснил Долговязый. – Он воздействует на стволовые клетки, превращая их в половые. Создатели биотехов были уверены, что твари никогда не смогут размножаться, поскольку их геном полностью искусственный. Но вышла промашка. Ведь любые искусственные гены собираются из природных фрагментов, взятых от живых существ. Функция размножения прошита в геноме на таком уровне, что уничтожить ее невозможно. По сути, это и есть главная функция генов.

– Получается, что, потопив «Голиаф», Жаб вызвал всемирную мутацию биотехов? – понял я.

– Да. И у него на этом окончательно сорвало крышу. Он понял, что, нарушив придуманное Викингом правило, он выпустил из бутылки такого джинна, которого будет трудно загнать назад. Но именно эту задачу он поставил перед собой, а заодно и перед нами. И тут, представь, в океане появляется платформа-мутант. Не торпеда, не мина, а тяжеловооруженная громадина, способная стереть с лица земли небольшую страну. Поганка. Тут Жаба проняло окончательно, и он начал свою безумную охоту. А дальше вам Викинг рассказывал.

– Так, – я пригладил мокрые от «рассола» волосы. – Но кто сказал, что Жаб свихнулся настолько, что может взять Рипли в заложники?

– А у него нет другого выхода, – нахмурился Викинг. – Я кэпу на днях предложил разведать точное место, где засела Поганка, вызвать гравилеты со Шри-Ланки и закидать тварь глубинными бомбами. Но он сказал, что, если я попробую выйти на связь с поверхностью, он меня пристрелит. Ему, гаду, неинтересно обезвредить Поганку, он хочет посмотреть ей в глаза, как Бак.

– В глаза смерти, что живет в океане, – вспомнил я песню, которую напевал кок с «Красотки».

– Что? – не понял Долговязый.

– Ничего. Как поступим?

– Ну, у меня есть только один вариант, – Викинг повернулся в кресле. – Обезвредить Жаба и попросить поддержку с воздуха.

– Это что, так трудно?

– Нет. Но нам были необходимы координаты, которые Жаб задал торпеде, потопившей «Голиаф». Надо же расчистить это говно! Думаешь, мы с Долговязым приехали на Поганку охотиться? Поганка – частный случай. Взорвем, и конец. А вот баралитол в океане – опасность для всего мира. Однако вы с Молчуньей эту задачу решили довольно грубо, но эффективно, так что теперь можно Дикого брать за жабры.

– Проблема только в том, – Долговязый посмотрел на экран сонара, – что Жаб прекрасно знает координаты затопления «Голиафа», засек нас и уже понял, что теперь мы дадим ему по ушам.

– Да куда ему деваться? – пожал плечами Викинг. – В какую бы сторону он ни рванул, мы его на «Блине» догоним.

– Если он не рванет под защиту Поганки, – невесело вздохнул я.

– Ты с ума сошел? – Долговязый повертел пальцем у виска. – Под какую защиту? Она ему жабры порвет ультразвуком, и все, треньдец.

– В том-то и дело, что нет! – горячо возразил я. – Жаб в музее собрал гибридный аппарат по идее Викинга. И, похоже, успел довести его до ума. Теперь на ультразвук он плевать хотел, а торпеды рядом с собой Поганка взрывать не станет. На дальней же дистанции торпедами она ударит только по батиплану – человек слишком мелкая цель.