Мы с Пасом испуганно переглянулись. У меня мелькнула мысль, что наша сушеная торпеда вдруг ожила и потопила транспортник в Индийском океане. Бред, конечно.

– Началось, – сощурилась Рипли. – Все-таки Жаб был прав, эта тварь снова себя проявила. Точно как в прошлый раз, но тогда торпеды ударили тройкой.

– О чем ты? – я решил по горячим следам выведать максимум информации.

Рипли посмотрела на меня в упор.

– Я надеялась, что не придется вводить вас в курс этого дела. Хотелось верить, что Жаб просто чокнулся на своей старой теории, и не более того. Ладно. Если коротко, то много лет назад Жаб предположил, что в Индийском океане прячется некая особенная тварь, не указанная в каталоге Вершинского. Не мелочь, вроде мин и торпед, а сконструированная в единственном экземпляре донная пусковая платформа, огромная и тяжеловооруженная, с функциями глубоко эшелонированной самообороны. Мало того, Жаб был уверен, что платформа, которую мы между собой прозвали Поганкой, умеет передвигаться по дну, а возможно, даже всплывать на поверхность. Сначала мы посмеивались над ним, но потом эта теория косвенно подтвердилась – Поганка потопила транспортник одной из трех выпущенных торпед. А чуть позже платформа чуть не убила одного парня из нашей команды. Он умел сносно рисовать и изобразил эту тварь на бумаге. По всем статьям это «Марина», но невероятно огромная. Вместо четырех пусковых шахт у нее их восемь, да и других модернизаций немало. Например, она вооружена ультразвуковыми орудиями принципиально нового типа. Короче, увидев рисунок, Жаб окончательно свихнулся и уговорил нас охотиться на Поганку. Однажды акустик нашей базы засек ее, мы впятером надели сверхглубинные аппараты и решили задать ей жару. Честно говоря, мне не очень хочется вспоминать эту драку, но после нее Жаб обрел свой нынешний пупырчатый вид от ультразвукового удара, Викинг и Бак погибли, я чуть не лопнула от декомпрессии и была списана на камбуз, а Долговязый попал под удар сверхглубинной мины и получил компрессионный перелом нескольких позвонков. До сих пор у него внутри так все болит, что приходится жить на джине вместо воды.

– Значит, это снова Поганка?

– Да. «Гадость» является основным ее оружием дальнего действия.

– «Гадость»? – не удержался я.

– Ну да. Раньше так называли автономные торпеды класса «ГАТ».

У меня в голове все перемешалось. Пас сразу понял, о чем я подумал, по глазам было видно. Но промолчал. Умница.

– Что с тобой? – Рипли с подозрением глянула на меня.

И тут у нее, судя по всему, случилась просечка. Ну, как иногда бывает, когда масса разрозненной информации соединяется вдруг в логическую цепочку.

– Это Жаб! – прошипела она. – Сволочь проклятая! Чтоб он сдох! Да я его сама придушу, суку! Тем более я ему обещала, что если хоть одна сухопутная крыса пострадает… Шкуру с него спущу! Так вот что это были за ящики! «Гадость» там была, личинки «ГАТ-120». Вот почему эта сволочь так спешила, несмотря на шторм. Ему нужно было сбросить ящики в строго определенной точке и в строго определенное время… Ну, гад, держись!

– Подожди! – я попробовал ее остановить, но она меня оттолкнула. – Да подожди ты! Думаешь, Жаб потопил корабль только для того, чтобы выбить назначение в Индийский океан, поближе к Поганке?

– Не сомневаюсь. Знаете, какое прозвище у него было до Огурца? Дикий. И очень правильно. Я не удивлюсь, если и те три торпеды – его рук дело.

– Рипли, – я понизил голос. – Скажи, ты сама видела эту Поганку? Ну, не на сонаре, а своими глазами, как Бак?

– Да. Вспомни свой самый страшный кошмар, помножь его на три и получишь бледное подобие той эмоции, какую вызывает эта тварь.

И тут же прозвучал ревун тревоги. По этому сигналу весь личный состав базы обязан собраться на плацу возле штаба. Поднявшись на холм, я увидел, как охотники стекаются к месту сбора – по двое, по трое и группами, пряча в карманы игральные кости, вытирая ветошью промасленные руки и безжалостно отбрасывая только что прикуренные «косяки». У некоторых лица выражали беспокойство, у большинства – любопытство, но некоторые откровенно радовались неожиданному разнообразию размеренной жизни. Наверное, это был первый сигнал тревоги на базе.

Но только мы втроем хотели влиться в общую массу, как перед нами, словно из-под земли, возник Жаб.

– Не спешите, ребята. Вам строиться необязательно.

– Это еще почему? – с вызовом поинтересовалась Рипли.

– Потому, что нам назначение уже определено. Я только что получил депешу из главного штаба. Мы с тобой отправляемся на базу «DIP-24-200», как имевшие опыт работы в том районе. Молодняк тоже разрешено взять с собой в случае их добровольного согласия.

– Постарался, – прошипела Рипли. – Ну ты и дрянь… Я тебя заложу, понял? Лучше попасть обратно на камбуз, чем работать с тобой. Псих. Ненормальный.

– Точно лучше?

Рипли сжала губы, тяжело дыша. Грудь у нее под майкой вздымалась, как горы при землетрясении.

– Ты немного остынь и подумай, – продолжил взводный. – Ради спасения многих всегда приходится приносить кого-нибудь в жертву. Если Поганку не уничтожить, она может убить в сотни раз больше людей!

– Да она уже сдохла! А ты моряков торпедами…

– Не сдохла, – качнул головой командир. – И если ты немного пораскинешь мозгами, то поймешь, что у меня не было выбора.

– Выбор всегда есть, – упрямо заявила Рипли.

– Конечно, – усмехнулся Жаб. – Между камбузом и «Тремя соснами». Предлагаю пойти в автопарк и обсудить там все без лишних глаз и ушей.

Он развернулся и широким шагом направился к воротам автопарка. Мы поплелись следом, растерянные и подавленные. У каждого были свои причины для плохого настроения, но меня больше всего волновало то, что я сам сбросил ящики в океан. Не пойди я тогда на поводу у Жаба, ничего бы этого не было. Ну и мастер же он народ разводить!

Молчунья гоняла мотор амфибии на холостых оборотах.

– Полезайте в десантный отсек, – буркнул Жаб. – Необходимо провести совещание.

Мы забрались по лесенке, а через минуту двигатель смолк, и к нам присоединились Молчунья и командир.

– У меня есть предложение, – произнес он, устраиваясь на скамье напротив нас. – Каждый прямо сейчас может выбрать, ехать ему со мной или нет, оставаться в команде или на острове, отправляться на глубоководную базу «DIP-24-200» или навсегда погрязнуть в мелочных заботах растительной жизни. Чтобы выбор был беспристрастным, я запрещаю вам переговариваться. На принятие решения даю десять минут. Время пошло.

С первой же минуты я позабыл, что в отсеке есть еще кто-то помимо меня, и полностью ушел в собственные переживания. Было бы нечестным сказать, что выбор дался мне с большим трудом. Еще на пути в автопарк я понял, что приму предложение Жаба. Причин было две, и обе связаны с запиской, лежащей в кармане брюк. Первая причина заключалась в том, что пребывание в Индийском океане даст мне реальный шанс встретиться с Лесей, и вторая – мне хотелось ее защитить. Засевшая на дне Поганка, на мой взгляд, представляла угрозу не столько всему человечеству, сколько одному человеку, работающему на плавучей станции «Тапробани». Этого побудительного мотива лично мне хватало вполне. На самом деле я теперь почти с той же страстью, что и Жаб, хотел уничтожить платформу. И даже метод, которым воспользовался командир, не казался мне столь уж бесчеловечным. Наверное, когда я стрелял по арабам у водородной станции, во мне надломилось что-то, Долговязый был прав. Ценности окружающего мира много потеряли в моих глазах, а мои личные ценности приобрели первостепенное значение перед чужими. Жизнь Леси казалась мне дороже, чем жизнь сотни неизвестных моряков. К концу десятой минуты я уже был рад, что сам сбросил ящики в океан. Это дало мне возможность активно участвовать в уничтожении Поганки, а не ждать, когда это сделает кто-то другой.

– Время вышло, – глянул на хронометр Жаб.

– Я еду с тобой! – сквозь зубы процедила Рипли.

– Остаюсь в команде, – кивнул Пас.