– Разве трудно спросить?
– Тебе надо, ты и спрашивай.
– А тебе не надо?
Я призадумался.
– Ладно, пойдем.
Мичмана мы нашли за стадионом, на полосе препятствий. Там он занимался тем, к чему у него была не только природная склонность, но и настоящий талант – гонял салаг.
– Ракетный удар справа! – орал он, сидя на фанерной броне амфибии-муляжа. – Отделение! Приготовиться к рукопашной!
– Эй, Мичман! – оторвал я его от сражения. – Можно тебя на минутку?
– Блин, Копуха! Не видишь, я занят! Сейчас, блин, все брошу и буду с тобой фигней заниматься.
– Всего один вопрос!
– Ладно, валяй. – С броневика он слезать не стал, поэтому мне пришлось задрать голову и прикрыться ладонью от солнца.
– Помнишь, мы с тобой в дозоре стояли, когда рыбаки сели на мель?
– Ну?
– Ты у меня взял бумажку, «косяк» свернуть.
– И?
– Что с ней стало?
– С кем, блин, барракуда тебя дери?
– С бумажкой, – со вздохом ответил я.
Мичман свесился с края крыши и вытаращился на меня.
– Ну, с Чистом понятно, его хвостокол в руку ужалил, а тебя что? В голову, да? Кстати, это правда, что Молчунья тебя за яйца с того света вытянула?
– Это правда. – От старшего по призыву что-то скрыть сложно, даже если ты уже сам стал «дедом».
– И как?
– Что – как? – насупился я.
– Яйца?
– Нормально. Так ты помнишь, что стало с бумажкой?
– Ты, Копуха, сделай компресс холодный, – посоветовал Мичман. – И положи на голову. Будет легче. На кой дьявол тебе понадобилась бумажка полугодовой давности? Откуда я знаю, где она? Может, я ее скурил, может, жопу подтер. Валите отсюда, у меня нападение справа.
Пришлось свалить.
– Я же тебе говорил, голяк, – бурчал я на ходу. – Вечно ты меня выставляешь придурком.
Неожиданно до нас долетел голос Мичмана.
– Эй, Копуха! – крикнул он, встав во весь рост на крыше макета. – Я вспомнил!
– Что? – спросил я, сложив ладони рупором.
– Про бумажку. Я на ней записку оставил для Пучеглазого. Его не было на посту, и мне влом было его ждать. Я написал, что буду в «Трех соснах».
«Буду должен!» – подал я один из тех семафорных сигналов, которых не найти в каталоге.
«Сочтемся», – ответил Мичман и снова уселся командовать битвой.
– Вот видишь! – победным тоном сказал Пас. – Пойдем к Пучеглазому, он сегодня на посту химнаблюдения.
Химпост располагался недалеко от вышки радиомаяка, так что нам пришлось пересечь почти весь остров. Проходя мимо эллинга, мы заметили катер с зеленой загогулиной на борту.
– Быстро прикатили биологи! – удивился Пас.
– Наверное, работали где-то рядом, – пожал я плечами. – Сейчас начнут изучать открытых нами монстров вдоль и поперек.
– Кстати, – задумчиво произнес приятель. – А ведь в каталоге Вершинского будет указано, что это мы с тобой первыми обнаружили капканы нового типа.
– Хрен там, – успокоил я его. – Скорее всего там будет стоять имя Жаба.
Наконец мы достигли приземистого домика, в котором располагался химпост. По случаю жары двери и окна были закрыты наглухо, а под решетчатыми кожухами на стене вращались вентиляторы кондиционеров. Я несколько раз гулко пнул металлическую обшивку двери, прекрасно зная, что Пучеглазый скорее всего напялил на голову виртуальный шлем и гоняет в «Ноль-ГУ» с дежурными по посту дальнего мониторинга.
– Кому тут, блин, не отдыхается после обеда? – донесся изнутри недовольный голос.
Камера наружного наблюдения зажужжала, и через секунду дверь уползла в сторону, впустив нас в комнату, заставленную химическим оборудованием.
– Привет! – махнул из-за компьютера Пучеглазый. – Чего вам надо? Самим делать нечего и других отрываете от работы.
Насчет работы он, похоже, не врал – игровой шлем притулился на самом краю стола, а на экране компьютера подергивались цветные змеи непонятных графиков.
– Отдохни немного, – посоветовал Пас. – А то глаза из орбит вылезают.
– Это у меня с рождения, – заявил химик. – Кстати, слышали, Жаб обнаружил новый вид донных капканов?
– А мы-то думаем, чего биологи крутятся возле берега! – Мне пришлось толкнуть Паса в плечо, чтобы он не сболтнул лишнего. – Что, совсем неизвестный вид?
– Мало того! – Пучеглазый понял, что нам ничего не известно, и оживился. – Эти твари взрываются, раскидывая в радиусе нескольких метров отравленные иглы!
– Да ну! – я состроил недоверчивое лицо.
– Вот вам и «ну». За последние десять лет попадается четвертая тварь, не обозначенная в каталоге Вершинского.
Вот это действительно было интересно.
– Чистюля, ты что-нибудь слышал об этом? – я решил еще больше разговорить Пучеглазого.
– Нет, – подыграл мне Пас.
– Сразу видно, что недалеко ушли от салаг, – химик ослабил амортизатор кресла и вальяжно откинулся на спинку. – Десять лет назад у берегов Шри-Ланки в сети рыбаков попалась торпеда совершенно нового типа. Не цилиндрическая, как все известные, а плоская, будто камбала. Нитрожира в ней было совсем мало, около килограмма, зато во лбу имелся воронкообразный хрящ, позволяющий делать взрыв кумулятивным.
– Круто! – ляпнул я для поддержания разговора.
– Но не это самое главное. Фишка в том, что у этой торпеды, которую назвали «Скат», в генетическом коде не было клейма фирмы-изготовителя.
– Ты хочешь сказать, что ее сделали после войны? – удивился Пас.
– Никто не знает, – развел руками Пучеглазый. – Может, и так. Но в любом случае делали ее вопреки всяческим конвенциям, поскольку на брюхе у «Ската» нашли вполне рабочие органы размножения.
– Ни фига себе! – не удержался я. – Это что же будет, если торпеды сами станут плодиться?
– Ничего хорошего, – хмуро сказал Пас. – И много нашли этих «Скатов»?
– Тот был единственным.
– И то хорошо.
– Затем, – продолжил Пучеглазый, – у берегов Мадагаскара один из охотников попал под удар донной ультразвуковой пушки. Хорошо он был в газовом аппарате! Однако, когда начали исследовать место, никакой пушки на дне не нашли. Зато нашли знаете что?
– Не знаем, – терпеливо произнес Пас.
– Десять свежих икринок! Их собрали, вырастили и получили несколько ультразвуковых пушек. Не простых, между прочим. Эти твари, в отличие от уже известных, умели переплывать с места на место. Судя по всему, сделали их на той же фирме, что и «Скат», потому что клейма в генетическом коде тоже не было. И наконец история с миной класса «Диана». Это уже в Атлантике. Так что я не удивлюсь, если у жабовских капканов тоже найдутся органы размножения.
– И что ты на это скажешь как химик? – поинтересовался Пас.
– В домашних условиях биотех не создать, это точно, – уверенно заявил Пучеглазый. – Мне кажется, что завод по изготовлению этой дряни стоит где-нибудь в флибустьерской республике. В Полинезии быстрее всего, именно поэтому две из четырех находок попались в Индийском океане.
– Ну а смысл какой? – скривился я.
– А никакого, – отмахнулся Пучеглазый. – Это же пираты. Им лишь бы что-нибудь взорвать.
Аргумент был веский.
– Слушай, – вспомнил я о цели нашего с Пасом визита. – Ты находил записку Мичмана месяца три-четыре назад?
– Какую еще записку?
– На тетрадном листе. Там еще с другой стороны цифры были написаны. Мичман сообщал, что ждет тебя в кабаке.
– А, помню, было. Это Мичман тебе сказал?
– Да. Где сейчас эта бумажка?
– Не помню, – Пучеглазый пожал плечами. – А чего это вдруг она вам понадобилась? «Косяк» завернуть?
– Нет, у меня там были долги записаны, – сказал я. – Теперь не могу вспомнить, кому отдал, а кому должен.
– Хреново, – сочувственно вздохнул химик. – День сегодня такой, невезучий. У меня тоже все вкривь и вкось, никак не могу добиться повторяемости эксперимента.
– Кажется, на базе завелся неизвестный науке вирус, – усмехнулся Пас. – На всех напала страсть к экспериментам. Молчунья пытается переделать асфальтоукладчик в гравилет, Мичман ставит опыты по выживанию на салагах, а в музее…