Однако, выбравшись на броню, я понял, что работы по зачистке корабля несколько больше, чем ожидалось. Едва мы с Рипли соскочили на палубу, нас встретил дружный залп из ракетных ружей. Я начал стрелять не переставая и не целясь – так нас учили в учебке, называя эту тактику «прикрыться огнем». Считается, что в стреляющего человека труднее попасть. Молчунья продолжала время от времени пускать в ход пулеметы, здорово поднимая мой боевой дух.

– А-а-а-а! – заорал я, разгоняясь по палубе вслед выпущенным гарпунам. – Морды пиратские!

Противник дрогнул и отступил в глубь искореженных надстроек.

– Не суйся, меня подожди! – крикнула Рипли в микрофон гарнитуры.

Я распластался под прикрытием рухнувшей на палубу мачты и принялся стрелять во все, что давало хоть какой-то намек на движение. Рядом со мной уткнулся стволами в палубу искореженный пулемет пиратов, совсем недавно наводивший на меня нечеловеческий ужас. Сейчас, после двух ракетных попаданий, он выглядел жалко, напоминая поникший член импотента. По надстройке в сторону мостика метнулась неясная тень, и я срезал ее двумя меткими выстрелами.

Вскоре рядом со мной тяжело задышала Рипли.

– Надо выкуривать остальных, – сказала она. – Но бродить по коридорам лично у меня нет охоты. Огурец! Прошу связи!

– Здесь я.

– Подкати нам рвотных гранат, а то до утра провозимся.

– Легко. Только помогите снять «Ксению» с колодок, я один упарился, честное слово!

Мы отступили к амфибии и помогли взводному освободить броневик. Иногда по нам постреливали, но Молчунья не давала врагу поднять голову – чуть что, заводила свои скорострелки. Вся палуба была покрыта сплошным ковром гильз, тускло блестевших в лучах уцелевшего прожектора. Трупов почти не было видно, только капитан и гранатометчики – остальных пулеметами разорвало в клочья.

«Это не бой, – думал я, выбивая из-под колеса последнюю колодку. – Это крещение кровью. Вопрос лишь в том, пройду я его до конца или меня вырвет от отвращения».

«Красотку» сильно качало, видимо, некому было стоять у штурвала, причем с каждой минутой удары шторма казались все более угрожающими. Воздух ревел от ветра.

– Надо захватить рубку, – подняла голову Рипли. – Не годится дрейфовать при таком волнении.

– Долго не возись, – посмотрел на хронометр Жаб. – Вы мне скоро тут все понадобитесь. Введи координаты в ходовой компьютер и возвращайся. Дай руку. Начальница протянула ладонь, и взводный стилом написал на ней координаты.

– Давай, давай! Время!

Рипли подхватила карабин и скрылась в полутьме изрешеченных надстроек.

– Может, ей помочь? – повернулся я к Жабу.

– Не суетись. Давай будем вытаскивать гранаты. Он распахнул дверь кабины и выволок на палубу ящик «блевотронов». Я сбил крышку ударом приклада и хотел было набрать их в карманы, но пришлось доставать еще один ящик.

– Утопим «Красотку» в блевотине! – хохотнул взводный, помогая мне вскрыть упаковку.

Мое крещение окончательно мне разонравилось. Какие-то не те стихии принимали в нем участие. Кровь и блевотина! Пасу с огнем повезло больше.

– Тревога! – синтетическим голосом предупредила Молчунья.

Я ничего не понял, но Жаб рывком отшвырнул меня от амфибии. Тут же взревел мотор, перекрывая шум шторма, броневик рванул с места и юзом крутанулся по палубе. На том месте, где он только что стоял, взметнулся огненно-дымный столб, я хотел вскочить, но меня сбило с ног ударной волной.

– Молодец, акустик! – кашляя от дыма, прохрипел взводный. – Золото, а не салага!

Но больше всего меня поразила Молчунья. Она направила амфибию к краю палубы, наскочила правыми колесами на ограждение борта и, когда машина накренилась, дала залп из ракетомета в то место, где прогремел взрыв. Под палубой громыхнуло, из многочисленных пробоин взметнулось пламя, а Жаб, видимо для гарантии, закинул в дыру десяток рвотных гранат. Молчунья не спешила возвращать амфибию в горизонтальное положение, держа под прицелом всю палубу.

Я заметил, что «Красотку» уже не кидает штормом – она легла на курс и мощно режет волны форштевнем. Вскоре вернулась Рипли.

– Через три часа будем в указанной точке, – сообщила она. – Могу я узнать, зачем нам это нужно?

– Да, – ответил взводный. – Мне необходимо кое с кем выйти на связь.

– Я его знаю?

– Пока нет, но, как только попадем в Индийский океан, обещаю вас познакомить. Идет?

Рипли задумалась. На ее лице читалась неуверенность, и я понял, что не только мы с Пасом желаем обойтись без участия в сомнительных предприятиях. Вот только я не знал, что считается сомнительным, с точки зрения Рипли, и ради каких идеалов она согласилась бы снова вернуться на камбуз. Однако, если бы у нее вообще не было принципов, она бы сейчас не пытала Жаба.

– Добро, – кивнула бывшая кухарка. – Но ты мне сейчас пообещаешь одну важную вещь. Всего одну. Если же ты нарушишь свое обещание, я тебя убью, прокляну и с радостью вернусь коком на свою базу. Или пойду под трибунал.

– Что я должен пообещать? – насторожился Жаб.

Шторм ревел, сделав его вопрос едва слышным. До нас начали долетать соленые брызги.

– Обещай, что от твоих планов не пострадает ни одна сухопутная крыса. Ну!

– Ты чего завелась? – попробовал уклониться взводный.

– Обещай мне сейчас же!

Гигантская волна ударила «Красотку» в борт с такой силой, что я едва удержался на ногах. Что-то звонко покатилось по развороченной палубе.

– Хорошо, обещаю! – выкрикнул Жаб. – Довольна?

– Вполне. Что надо делать?

– Будем выкуривать из-под палубы остатки экипажа. Бери гранаты и Копуху. Ваш сектор от форштевня до мостика. А мы втроем справимся тут.

Шторм разгулялся. Он подхватил «Красотку» и взялся трепать ее, как стая акул треплет брошенную в воду лошадиную ногу. Уже через полчаса килевая качка заставила меня хвататься за стены, чтобы не рухнуть на палубу, все вокруг ходило ходуном, вызывая тошнотное ощущение. Рипли переживала шторм легче меня, но из стороны в сторону ее тоже кидало.

У носовой надстройки мы с ней попали под плотный ракетный обстрел. Пришлось залечь и пускать гарпуны в темноту, ничего не различая среди мечущихся теней. Одним из взрывов мне сильно обожгло руку, я психанул и разрядил в темноту всю кассету из карабина. Там затихли, не выдержав шквала огня.

– Поэкономил бы сталь, – буркнула Рипли.

– Идут они к дьяволу! – прошипел я, затягивая бинт на руке зубами.

Добравшись до двери надстройки, мы закинули внутрь несколько рвотных гранат. Терпения пиратов хватило минуты на две – они выползли, как тараканы, содрогаясь в рвотных спазмах. Оружия при них не было.

К моему удивлению, один из деморализованных матросов растолкал товарищей, перепрыгнул борт и скрылся в бушующих волнах. Я не успел его схватить, а Рипли не подумала мне помочь.

– Это его выбор, – сказала она мне. – Каждый человек имеет право на выбор. Ты знаешь, что касатки в неволе умеют останавливать сердце?

– Значит, он утопился, чтобы не сесть в тюрьму? – с ужасом понял я.

– А что тут удивительного, если он стал пиратом ради свободы?

Я был уверен, что пиратами становятся только ради наживы. Подумав секунду, я отцепил от переборки короб спасательного плота и швырнул его за борт. Взревел ревун, полыхнул маячок – плот надулся и принял рабочее положение. Вскоре звук и свет остались далеко за кормой.

– Глупо, – пожала плечами Рипли.

– Я тоже имею право на выбор, – заявил я, закидывая карабин на плечо.

Мы собрали пленных человек двадцать, Жаб с Пасом и Молчуньей немного больше. Всех заперли в помещении камбуза. Хронометр Рипли показал два часа, шторм крепчал, вызывая все большее беспокойство у Жаба. Волны разгулялись так, что иногда перехлестывали через борт. «Красотку» кидало, как на безумном аттракционе – она то взлетала вверх, угрожающе кренясь, то проваливалась в бездну, вызывая безотчетную панику. Пас позеленел и стоял на четвереньках у пробоины в палубе. Его непрерывно рвало. Меня тоже пару раз вывернуло наизнанку. Рипли поднялась в рубку, чтобы гнать корабль на ручном управлении – ходовой компьютер не был приспособлен к таким суровым условиям и вымотал нам все кишки. Броневик мы снова кое-как закрепили тросами, но Молчунья все равно сидела в кабине, не выпуская штурвала из рук.