Что-то не то.

– Не, ну а че я мог сделать, ну?

– Не, ну в натуре ниче.

– Во, блин, попали. Откуда они вообще взялись?

– А много взяли?

– Да в этом, что ли, дело?! Нам же никто больше ничего теперь не доверит!

Топают, шаркают, пахнут, разбирают свои сумки. Носатый с усиками тревожно пыхтит. Мячика при нем больше нет.

– Э, Здыхлик, а может, ты беду приносишь, а? До сих пор все нормально было!

Здыхлик втягивает голову в плечи.

– Ладно, че ты гонишь, пойдем. Фигня, прорвемся.

Не прорветесь, мальчики. Если у меня получилось, вы больше никогда никуда не прорветесь. По крайней мере, один из вас.

Я приношу беду.

Я плохой человек?

Неважно. Сейчас это неважно. Важно сейчас не опоздать на физкультуру.

В раздевалке уже пусто. Быстро достать из ранца футболку, треники (уже тесноваты, но еще можно поносить), кроссовки (эти, наоборот, велики – примотать к ногам шнурками). Пиджак и рубашку на вешалку, брюки на скамейку – давай, Здыхлик, быстрее, быстрее!

– Так, вот и недостающий игрок в одну из команд, – приветствует его физрук. – А вы, ребята, переживали, что вас меньше. Теперь поровну. Вон туда иди, ну, живенько.

Здыхлик, заплетаясь в кроссовках, бредет к своей команде. Команда охает и стонет на разные голоса.

– Ну вот зачем ты пришел? Тебя же не было, откуда ты взялся?

– Елки, Здыхлик, хоть бы ты ногу, что ли, подвернул. Или умер вообще.

Зато другая команда заранее празднует победу – испускает радостные вопли и хлопает в два десятка ладошек.

Физрук свистит. Здыхлика волокут куда-то за рукав, отпускают, подталкивают («Вот здесь стой, понял?»). Под потолком возникает мяч. Его отбивают глухими шлепками, бьют им об пол, бросают через сетку. Со стороны кажется: это совсем не сложно. Как же. Здыхлик уже знает: когда мяч полетит прямо на него, ничего сделать не получится. Пока что ребята успевают спасти мяч от Здыхлика, а Здыхлика от мяча. Давайте так и пройдет весь урок, пожалуйста!

А вот и он – неотвратимый, как смерть, мерзкий пупырчатый шар, весь в пыли с чужих кроссовок, летит и метит прямо в лицо. Здыхлик отворачивается и закрывает голову руками. Мяч бьет его по локтю, разочарованно отпрыгивает, стукается об пол. Вокруг Здыхлика снова раздаются стоны. С той стороны сетки ликуют.

Следующий мяч Здыхлик честно пытается поймать, но он непостижимым образом пролетает в дыру между руками и с издевательским бумом падает. «Хорош кидать в Здыхлика! Нечестно!» – вопит команда под ржание противников. Потом Здыхлика снова куда-то волокут за рукав («Переход! Переход!»), затаскивают в дальний угол спортзала, суют прямо в руки пачкающий мяч. Мяч надо бросить за сетку. Здыхлик размахивается и что есть силы кидает. Мяч почему-то летит влево, описывает жалкую кривую и бессильно шлепается. За сеткой сгибаются от хохота, хватаясь за животы, и даже свои грустно подхихикивают.

Когда физрук заканчивает игру, Здыхликова команда уже гогочет вместе с противниками. Это приятнее, чем стонать из-за проигрыша. Урок физкультуры единодушно признан самым веселым за весь учебный год. Его вспоминают всю географию, а перед физикой рисуют на доске очень правдоподобного Здыхлика, за которым гоняется злобный зубастый мяч.

А после всех уроков Здыхлик, выходя из школы, натыкается на собственного отца.

На отце добротное серое пальто и каракулевая шапка пирожком. Он смущенно оглядывает сына, морщит лоб, долго говорит что-то малопонятное про то, что был сильно занят и вообще уезжал, и вдруг сует Здыхлику прямо в руки разноцветные бумажки. Деньги.

– Буду прямо тебе давать, – дергает плечом и морщится, пытаясь дружески подмигнуть. – А то мама… маме… мама болеет, я слышал. Ну давай. Держи хвост пистолетом. Скоро еще принесу.

И быстро-быстро уходит.

Здыхлик стоит на заледенелом крыльце, смотрит на деньги. Впервые за день ему хочется улыбнуться, и он улыбается. Получилось. Ведь получилось! Вот она, возможность иметь деньги, когда они нужны. Этой возможности больше нет у того, который щеголял мячиком в черепочек, теперь она у Здыхлика.

А может, это все и ерунда, а просто отец вспомнил о нем и принес денег. Может, и так. И все равно хорошо. Завтра Здыхлик отдаст за этот дурацкий фотоальбом, и еще останется. Много останется! Может, даже хватит на ботинки. Или не покупать ботинки? Зима не вечная, она когда-нибудь закончится, а есть хочется каждый день. Но ведь отец обещал принести еще! А если не принесет?

Прячь деньги, Здыхлик! Что ты ими размахиваешь. Отберут.

Здыхлик осторожно засовывает бумажки во внутренний карман куртки и спускается по обледенелым ступенькам.

По дороге ноги у Здыхлика так окоченевают, что он решает не заходить в магазин сразу, а сначала отогреться дома. Да и маму надо проведать. Но до своей двери он не доходит. Потому что в подъезде на площадке этажом ниже его встречают двое незнакомых. Взрослых. Один из них лениво, как бы нехотя поигрывает мячиком на веревочке. Мячик разрисован мелкими белыми черепками.

– У моей жены проблемы с головой.

– Так. Интересно. Можно подробнее?

Яся всегда все делала правильно.

– Ясечка, не надо плакать! Маме надо на работу, а ты останешься в садике. Сядь на стульчик и помаши маме ручкой.

И Яся без звука оставалась в страшном детском садике, хотя вовсе не была уверена, что мама и вправду за ней вернется.

Мир взрослых дышал обманом.

– Яся, ну что ты, иди к тете! Тетя хорошая.

И Яся протягивала ручки тете в белом халате, хотя твердо знала: у тети имеется куча холодных железных штук, которыми можно больно уколоть или хотя бы напугать до икоты. Но раз тетя улыбается, называет Ясю «моя кнопочка», а мама говорит: иди, значит, надо слушаться.

– Яся, отпусти маму, ну что ты! Мама пойдет работать, а ты останешься с бабушкой. Дай-ка лобик – ой-ой-ой, опять температурка. Ну-ка мы тебе градусник, и сядь-ка на горшочек на всякий случай.

И Яся покорно грела под мышкой холоднющий термометр, безрезультатно сидя на горшке, хотя полночи планировала, как она с утра проснется раньше мамы, схватится за нее, и мама тут же поймет, что не надо ей на противную работу, а надо обнять Ясю и не отпускать никогда-никогда. Но взрослые сказали, что так нельзя. И вот мама уходит, а Яся остается болеть с бабушкой.

– Яся, девочка моя, это что за отметки? Нет-нет-нет, это никуда не годится. У нас в семье все хорошо учились. Мы с папой в твоем дневнике даже видеть такого не хотим.

И Яся, прикусив губу, грызла и грызла твердокаменную физику, невкусную химию, бесстыдную биологию, хотя все, чего хотелось самой Ясе, – это читать без конца, читать, падая, улетая в книжку, кожей ощущая нездешний воздух. Только не учебники, только не их. Читать учебник – это было как пробивать стену собственным мозгом, а читать интересные книжки – все равно что проживать другие жизни. Яся читала столько, что учительнице литературы и не снилось; столько, что когда в школе, говоря о Ясиной стопроцентной грамотности, ставили Ясю в пример другим, у нее горели уши от мучительного стыда, ведь она в жизни не удосужилась выучить ни одного правила, просто после такого количества проглоченных и переваренных книг ей нужно было бы прилагать особые усилия, чтобы писать безграмотно.

– Яся, лапочка, ты же знаешь, мы тебе никогда ничего не запрещаем. Но ты сама подумай. Ну какой филологический? Кто ты будешь после вуза – филолог? Кто это вообще? Потолок – быть училкой в школе. Хочешь опять в школу? Тебе там нравится? И да, пойми, в этом случае мы с папой тебе ничем не поможем. Но у тебя есть две прекрасные дороги. Хочешь – иди в медицинский, а потом прямиком в мою клинику. Хочешь – давай на физмат, там у папы связи, аспирантура, считай, твоя. Решай, девочка, последнее слово за тобой.

И Яся снова выбрала правильно. Что ей сулил желанный вуз, кроме веселого студенчества? Непонятное будущее. Ее мутило от медицины и бросало в дрожь от физико-математических премудростей. Яся предпочла тошноту страху. А маму – папе. Мама, теплая, добрая мама, всегда в случае чего поддержит и объяснит. Папа, помогая Ясе с задачками, имел обыкновение багроветь и кричать на дочь так, будто она как минимум плюнула на икону. А мама не кричала никогда.