Алфеев перестал суетливо двигаться. Теперь он внимательно слушал меня.

– Я не могла уйти, потому что была юна, и боялась оказаться ночью на улице одна. Вот и сидела, поневоле наблюдая за происходящим. Но, как только начало светать, и все уснули, я осторожно вышла из квартиры. После этого случая я решила любой ценой порвать отношения с Ильей. Бросила Московский университет и уехала в Питер.

Алфеев вновь понимающе кивнул, решив, что моя исповедь закончена. Однако, глубоко вздохнув, я продолжила:

– Через некоторое время мне приснился сон. Я вхожу в большое, солидное здание по мраморным ступеням с бронзовыми перилами. И только собралась открыть массивную дверь, как услышала тихий голос с улицы: «Помогите!» Оглянулась, и оцепенела: у крыльца, прямо на асфальте, сидел Илья – нищий и больной. Он просительно смотрел на меня, а я не решалась ни отвернуться и войти в здание, ни подойти к нему. На этом и проснулась. В реальной жизни, примерно через четыре года, мы случайно встретились с Ильей в небольшом провинциальном городке. Заметив меня в автобусе, он подошел, и предложил помочь вынести из автобуса коляску с моими близнецами, уснувшими по дороге с пляжа. Его помощь была кстати, но, только передавая коляску мужчине, я узнала в нём Илью. Он жил в этом городке со своей женой. В тот же день Илья познакомил нас, и мы с ней даже подружились. Через несколько лет я узнала от неё, что Илья стал наркоманом, ушел из семьи и погиб. Она также сказала, что Илья всегда любил и часто вспоминал меня. А тот сон, в котором я остановилась в нерешительности на ступенях, как кошмар несколько лет преследовал меня. Наверное, потому, что в глубине души я чувствую, что уехав тогда в Питер, избавившись таким образом от проблем, связанных с Ильей, я тем самым предала его. А теперь вот встреча с Вами …

– Так поэтому Вы решили помочь мне? – сдавленным от волнения голосом спросил Алфеев и покраснел.

– Да! – ответила я, отметив про себя, что Алфеев очень умело смущается.

И вдруг он закрыл свое лицо обеими плотно сомкнутыми ладонями.

Этот жест показался мне слишком нарочитым для того, чтобы можно было поверить в его искренность. Только дети так закрывают лицо! Но передо мной сидел не ребёнок, и даже не просто взрослый мужчина, а кандидат в губернаторы. Быть естественным – поза! Что он хотел сказать таким жестом?! Что испытывает затруднение?! Что он предполагал иные мотивы и теперь стыдится этого?!

Я не стала реагировать на этот театральный жест. Буквально через несколько мгновений Алфеев убрал руки от лица и решительно встал из-за стола.

– Нам пора уходить! – командным голосом сказал он.

Мы молча прошли в гардероб, оделись и вышли из ресторана.

Ветер, швыряя снопы снега, тут же налетел на нас. Я остановилась на крыльце.

– Евгений Алексеевич, так мы будем вместе работать?

Даже отрицательный ответ не сильно повлиял бы на моё настроение, – настолько я была разочарована встречей. Алфеев молчал. Две мысли одна за другой возникли в моей голове: первая – он разочарован не менее моего; вторая – надо просто разойтись насовсем.

– Всего доброго, Евгений Алексеевич! – с притворным дружелюбием произнесла я и на прощанье протянула руку Алфееву.

Он повернулся ко мне. Большие глаза его странно блестели, и в лице было что-то такое, чего я понять не могла, но что сильно взволновало меня.

– Мне надо подумать, – сказал Алфеев. – Я Вам позвоню.

Он почтительно наклонился ко мне, осторожно взял своими небольшими, но широкими ладонями протянутую мною руку, и поцеловал.

– Ну почему?! – ещё больше огорчившись, сказала я. – Не надо так! Если хотите показать свое расположение и покровительство, достаточно просто взять мою ладонь двумя своими.

Алфеев с недоверием смотрел на меня. Я сердито отвернулась, и спрятала лицо от колючих снежинок в пушистый меховой воротник своего пальто. Пауза затягивалась.

– Вас подвезти?! – спросила, так как мне стало жалко Алфеева, одетого в лёгкую межсезонную куртку. – Я своего водителя не отпустила.

Алфеев с недоумением и обидой посмотрел на меня.

– Нет! Я пройдусь. Мне здесь недалеко!

Он чмокнул меня в щеку и быстро зашагал прочь. Я осталась стоять на крыльце ресторана, взглядом провожая Алфеева до тех пор, пока он не скрылся за пеленой снега.

Миссурск – Москва, 20 февраля

Едва проснувшись, я осознала, что прямо сейчас мне надо ехать в Москву к Матвею, – он один умел успокоить, поддержать, и смехом разогнать все мои сомнения и страхи. Сейчас я как никогда нуждалась в нём и тосковала по нему.

Матвей был человеком, которого любили все, знавшие его, – за весёлый нрав, ум, и доброту. В самой его внешности: правильном овальном лице, приветливом открытом взгляде серых глазах, русых вьющихся волосах и стройной моложавой фигуре было что-то притягательное, вызывавшее симпатию практически у всех. Поговаривали, что он похож на кого-то из известных киноактёров. Для меня это ровным счетом ничего не значило, но мне было приятно, и я привыкла к тому, что, встречаясь с Матвеем, люди сразу радостно улыбались, приветливо здоровались. Мужчины своё расположение к нему распространяли и на меня – его жену, а женщины, наоборот, относились ко мне со скрытой неприязнью, полагая, что мне несправедливо достался такой мужчина.

Мы с Матвеем познакомилась в Питере ещё в студенческие годы, и уже более двадцати лет жили в браке. Наши отношения с самого начала были и остались свободными от условностей, враждебности, предрассудков. Мы любили и безгранично доверяли друг другу. Матвей был главным человеком в моей жизни.

Добравшись до своей московской квартиры, я сразу легла спать, – это было единственное средство для того, чтобы избавиться от напряжённого ожидания возвращения Матвея с работы.

Наконец, встретившись, мы целый вечер только и говорили о том, что произошла в штабе Алфеева и в ресторане. Матвея это нисколько не раздражало, наоборот, его развлекал разговор со мной. Он привык к тому, что если я занимаюсь какой-либо проблемой, то, сосредотачиваюсь на ней, отдаю ей все силы и энергию. Но в этот раз он был неприятно удивлён тем, что я открылась Алфееву и рассказала ему историю своих личных отношений с Ильёй. Не в силах скрыть, но и не желая признаться в этом, Матвей укорил меня совсем другим.

– А ничего, что ты сама против такого рода манипуляций людьми?

– Я не сразу решилась! Почти всё, что я рассказала об Илье, – правда. Да, внешне они совсем не похожи, но я ведь ничего плохого не имела в виду. Напротив. Знаешь, правда обычно начинается со лжи. Так ты что, не понял?!

– Куда уж мне!

Приподнявшись с подушек широкой семейной постели, лежа в которой мы потягивали венгерский вермут, я села, поставила свой фужер на прикроватный столик, и повернулась к мужу.

– Матюш, я просто не нашла другого способа, сказать ему, – призналась я, заглядывая в глаза мужу, – что не отторгаю его, хотя и осознаю, что для меня ставка на него – это риск.

Произнося это, я вспомнила о том странном ощущении общности цели и действий, необычной связи между мною и Алфеевым, возникшей во время встречи в ресторане.

– А Алфеев не употребляет наркотики? – вдруг спросил Матвей.

– Говорят, раньше употреблял. Он, кстати, в ресторане показал мне горсть каких-то цветных капсул и сказал, что это – «витаминки», которые он пьёт, чтобы сохранять работоспособность. Допускаю, что это были ноотропы, а не безобидные «витаминки», как он сказал.

– Он что, тебе предлагал?! – возмутился Матвей.– От таких препаратов возникает психологическая зависимость!

– Нет, конечно! Просто объяснил, что они позволяют ему выдерживать любые нагрузки. Не это меня беспокоит! Удручает то, что, не смотря на мои априори хорошие намерения и доброе отношение к Алфееву, когда мы с ним встречаются лицом к лицу – одни разочарования, причем взаимные.

– Это же естественно! Он по социальному статусу выше, он лучше адаптирован к новой системе и её ценностям, а по образованию и воспитанию, или, как раньше говорили, по происхождению, ниже тебя.