– Хорошо, – пропустил последнюю реплику Миша, – Капустинайте и Самосвалова попридержи. Перед остальными извинись. Скажи, что пришёл срочный вызов на симпозиум. Через недельку вернусь, приму обязательно. Естественно, распиши всех по новым датам. Действуй.

– Вы уезжаете?

– Люда!

– Простите, Михал Михалыч. Кого приглашать первым?

– Давай Капустинайте, иначе девятый вал её депрессии разнесёт стены нашего офиса.

– Вы такой шутник, – улыбнулась Людочка, повернулась спиной и, эротично вильнув предполагаемым хвостиком, покинула кабинет, из-за двери которого тут же донёсся пронзительный окрик: – Так, господа! Минуточку внимания!

«Это ж надо, как меняется человек в зависимости от обстоятельств, – подумал Миша. – Знала б Маринка, как окручивает меня её приятельница, точно не стала бы упрашивать взять её на работу. Эх, женщины вы, женщины…»

В кабинет ввалилась тучная Капустинайте. Ещё не переступив порога, она нараспев заголосила поставленным контральто:

– Михал Михалыч, дорогоуй, я всем тэлом чуйствую приближжэние этого ужжасного пэриода! Моя жжизнь грозит полностью развалиться под беспощадными уддарами проклиатой физиуологии. Мишенька! Дискомфоурт, испытываемый…

– Во-первых, здравствуйте, Лидия Освальдовна, – прервал Миша трагическую арию знаменитой пациентки. – Во-вторых, присядьте и успокойтесь. А в-третьих, скажите, вы выполняете те рекомендации, которыми я снабдил вас во время предыдущего приёма?…

* * *

Михаил Агафонов лет пятнадцать назад окончил с красным дипломом строительный факультет одного из провинциальных вузов политехнического профиля. Научный руководитель, тогдашний «хозяин» облгражданпроекта, прочил своему талантливому ученику место, близкое к собственному телу не только на работе в качестве зама, но и в престижной по меркам города семье.

Дочь профессора, безусловно, очень симпатичная, хоть и чересчур уж приторная Ритуля, дольше отведённого родителями срока засиделась в девках. И Пётр Ильич, сердобольный папаша, но при этом наигнуснейший сводник, «наконец-то» нашёл Маргарите в лице Миши, как ему должно быть тогда казалось, достойную партию. А что? Вовсе не глуп, не дурён собой, хваток, по-хорошему беспринципен. По-деловому. Таким сейчас везде дорога.

Агафонов насчёт строительства жизненных катакомб и карьерных пирамид был мнения полностью противоположного. Он к тому времени уже давно решил не связываться с тёзкой знаменитого композитора, а, получив диплом, под шумок слинять в столицу. Постсоветское муниципальное пространство Москвы стремительно застраивалось вычурным (типа)элитным жильём, а Мише, так он тогда полагал, было что предложить. Продвинутый, каковым он сам себя на тот момент считал, архитектор должен быть немедленно по приезде оценён новыми русскими москвичами на вес уж если не золота, то хотя бы его полновесного инвалютного эквивалента.

А гражданпроект в занюханной провинции? Да кому он нужен со своей дурацкой трёхкопеечной зарплатой и загаженными мухами кабинетами, обитыми «в честь солидности» воистину совковыми полированными панелями? И Рита, конечно, хоть и королева красоты, но уж больно королевство-то захудалое. Да и бесперспективное.

В общем, уже на следующий день после вручения корочек и многозначительных обменов взглядами с бывшим научным руководителем, Агафонов скидал необходимые вещи в сшитую матерью из сахарных мешков сумку типа «На Стамбул!», обнял обескураженных новостью предков и, пообещав им незамедлительной («как только, так сразу») материальной поддержки, отправился на вокзал, где десять минут спустя запрыгнул в первый вагон электрички, следующей до станции Москва-Казанская.

Так началась самостоятельная «взрослая» жизнь.

В первую же неделю пребывания в столице юношеские мечты рассыпались в труху под жёсткими ударами твердокаменных бланков кадровых анкет. Как оказалось, молодых архитекторов – талантливых и не очень, но со связями – здесь пруд пруди, а заезжего политеховского отличника без опыта работы абсолютно никто (вот удивительно!) не ждёт. За три дня посетив с полсотни строительных контор и фирм, занимающимся проектированием сооружений, и не найдя ни толики взаимопонимания с их руководством, Миша, вконец расстроенный, купил на последние деньги, не считая тех, которых должно было хватить на билет домой, пару бутылок пива и уселся на гранитный парапет набережной. На вокзал, где из экономии пришлось ночевать всё это время, идти уж совсем не хотелось.

Отхлёбывая из горлышка кисловатое пойло, отдалённо напоминающее замечательный напиток (и то лишь запахом), и полностью погрузившись в невесёлые думы, Агафонов, разумеется, не обратил внимания на то, как прямо за его спиной остановился автомобиль, и кто-то уже почти минуту нервно сигналит. А когда на плечо опустилась чья-то вовсе не тяжёлая рука, и незадачливый ловец столичной синей птицы соизволил, наконец, поинтересоваться столь наглым вторжением в личное пространство, вонзив в нахального субъекта возмущённый взгляд, то чуть не рухнул в воду. Рядом, открыто улыбаясь, стояло такое миловидное рыжее создание, что ещё минуту назад мысль о бренности жизни, «на века» засевшая в мозгу двадцатитрёхлетнего доморощенного философа, тут же растворилась в загазованной московской атмосфере.

Девушка, которая представилась Леной, мягко, но довольно настойчиво попросила Агафонова помочь ей разрешить небольшую проблемку за скромное вознаграждение в «три центнера гринов». Суть задания обещала рассказать по пути к родительскому гнезду, при этом Мише было твёрдо обещано отсутствие наличия в предприятии какого-либо риска физического насилия. Усевшись на переднее пассажирское сидение новенького «гольфа», наш продвинутый архитектор, пусть и несостоявшийся, весь обратился во внимание.

Проблема оказалась до ужаса примитивной и даже банальной. Рыжая Лена, любимая и единственная дочка ну очень богатого промышленника, приехав на каникулы из Швейцарии, где абы как постигала азы наук в известном на весь мир колледже, познакомилась в клубе на дискотеке с каким-то смазливым кислотником, который утром исчез из её постели в неизвестном направлении, попутно прихватив из папиного секретера «пять тонн укропа». Шутника знакомые кабаны довольно скоро вычислили и отловили, «бабло вытрясли и по шарам козлу вонючему надавали». Тут бы, кажется, и сказочке конец. Но папик, получив в лапы «взятые Цветочком взаймы для своего фючер-хусбанда» деньги (кто ж ему, болезному, правду-то скажет?), изъявил страстное желание с потенциальным зятем познакомиться поближе. Ха! А зятя-то и нет… Те дочкины приятели, которые обрабатывали подонка, рожами ну уж совсем не вышли. Да и знакомы отцу с «не самой правой стороны». А Леночка, «дура чокнутая», сказала, что мальчик – интеллигент…

Короче, Агафонов очутился в нужное время в нужном месте. Не слишком обеспеченный молодой человек при мятом костюме и с теми самыми интеллигентскими замашками, а именно – одиноко попивающий пиво на набережной в самый прайм-тайм (между пятнадцатью ноль-ноль и шестнадцатью тридцатью, как сказала Леночка-цветочек-дура-чокнутая) подойдёт вполне, тем более что время уже ой как поджимает. Пока Миша вникал в суть дела, автомобиль плавно вкатился в пространство за чугунными воротами изысканного полунебоскрёба – средне-безобразного вида десятиэтажки со скромными «кремлёвскими» башенками по всем восьми углам.

Папа оказался вполне типичным полукриминальным воротилой, а узнав, что будущий зять ещё и начинающий талантливый архитектор, бравший денег исключительно на открытие собственного бизнеса, тут же, будучи человеком до мозга костей прагматичным, дал ему реальный заказ на проект «конкретной бунгалы» с обязательными в таких случаях сауной, зимним садом, бильярдной и бассейном. И выплатил в аванс приличную сумму на неотложные нужды. Да ещё поручил своему шофёру отвезти «прораба» на место и заселить его в какую-нибудь хибару.

Огнегривая «Цветочек», присутствующая при «фатальном базаре», не будь дурой, устроила прямо в папином кабинете безобразную сцену и порвала с женихом, сэкономив триста обещанных последнему долларов, а также отказалась от притязаний несостоявшегося мужа на собственные душу, тело и, наверное, совсем не бедное приданое. Мол, люди, добровольно идущие в рабство к бессовестным королям-кровососам, не достойны целовать белых ручек скромных принцесс…