Уже в дверях, майор скомандовал:

– Буди их, Степанов, и гони на улицу!

Федора кряхтя, ворча и спотыкаясь, полез по тряпкам, поролону, старым автомобильным чехлам и истёртым коврикам служившим постелью обитателям склада. Первым на пути был Сергей.

– Что делать? – спросил Федора.

Как ответ на его вопрос раздался возглас одного из тех, кто при законе:

– Михаил Сергеевич, смотрите – тут ещё один!

– Фу…бл… Чтоб его…– простонал Михаил Сергеевич, – сдох что– ли? А вонь-то!!! А ну, пихни его!

Было слышно, как тяжёлая подошва шваркнула по бетону и следом тупой звук встречи ботинка с телом.

– Ы-ы-ы-ы … – отозвалось тело.

– Живой! Тащи его наружу!

– Михал Сергеевич, за что??? Я хотите отдежурю, хотите в усиление, хотите…

– Расслабься, Саня! Гы, гы, гы, – Михаил Сергеевич хохотнул и сплюнул на лежащее тело.

– У нас есть кому его тащить… А, что ты там ещё хотел сказать про то, что я хочу???

Три фигуры в форме рассмеялись. От их смеха Иван снова схватился за голову и застонал.

– Эй, вы там, шевелитесь! – раздался голос Петрова с улицы.

Батя пошёл первым. В чёрной рваной куртке ниже колен, несмотря на то, что стоял июль, в тёплом трико – через дыры которого было видно второе, в белой кроссовке на одной ноге и в синем на другой.

Петров выдохнул дым «Кэмела» и безразлично сказал:

– Пошёл вон.

Батя, не дав летнему солнцу коснуться спины, попятился назад. В помещении буйствовал Михаил Сергеевич:

– Чё телитесь? Давайте этого поднимайте! Давай! Давай! Ты чё старик?! Тебя не касается? – упёрся в Батю дубинкой человек в форме: – Иди на воздух проветрись!

– Так, я уже, – тихо ответил Батя.

– Миша, давай других! Этого я видел! Не то! – командовал Петров.

Погон и Сыч склонились над Иваном. Оба прошли службу в спец-войсках. Оба обучены жестам и чтению знаков, и оба могли бы сейчас сказать, что всё это чистая теория. Нет никаких особенных знаков, нет ни каких особенных смыслов у жестов. Есть ситуация и есть одно решение, которое надо понять двоим, а решение это в тренированных умах, в живых глазах. Взгляд, миг, решение:

«Спокойно, выходим!» – Погон берёт под руку Ивана.

«Понял!» – Сыч придерживает нового знакомого, с другой стороны.

– Чё застыли, полудурки? Тащите его! – фыркает Михаил Сергеевич стоя на сквозняке.

Сначала Погон переступил порог, потом Иван, повиснув на нём, перетянул одну ногу за другой, а потом и Сыч, придерживая Ивана под другую руку. Солнце немилостиво ударило в глаза. Погон оказался крайним в шеренге, справа изобретатель повис на плече, с другой стороны Ивана держал Сыч, рядом с Сычём встал Костян, а ближе всех к майору Федора.

– Ты, ты, ты, – указывая на Федору, Костяна и Ивана, скомандовал майор, – Пошли вон!

Федора толкнул залипшего от неожиданной удачи Костяна, тот не отреагировал и помог майор:

– Чё встал? Помоги этого старика оттащить!

Костян выражая всем своим поведением полное непонимание ситуации, увлекаемый Федорой подошел к Сычу.

– Держи его, Костян,– перекладывая ношу, проговорил громче, чем надо Сыч, – эти и на старость не смотрят! Подняли старика при смерти!

Костян вопросительно посмотрел на здоровяка. Сыч сделал вид, что взгляда его не заметил. Но Костян знал это движение глаз – вперед и насквозь. Острый взгляд говорил: «Думай сам! Смотри и увидишь».

В поисках поддержки детдомовец коротко взглянул на Погона. В его глазах он увидел то, что видел сотню раз – бездну ледяного ничего.

Покачиваясь на коротких ногах, Федора уже потащил Ивана в проём железной двери, а так как Костян все ещё не понимал, что надо делать, Иван с другой стороны остался без опоры и почти рухнул на Погона. Наконец похмелье отступило и Костян очнулся.

Погону пришлось проявить всю свою выдержку, чтобы не стать тем, кем он был – обучавшим Сыча приёмам боевых искусств, которые не доступны ни одной армии. Но встретившийся со взглядом мастера, в глазах падающей головы Телика, Костян получил-таки предназначенный ему невидимый прямой – точно в переносицу… Детдомовец быстро подхватил тело изобретателя, всем видом соответствующее инвалиду и случайно задел правой рукой Погона. Тут же стальная хватка сковала запястье несообразительного юнца.

– А-а-а, – вырвался от резкой боли возглас Костяна.

– А, ы, а … – застонал так и не нашедший верной опоры Иван.

– Э, у, а … – отозвался Погон отпуская руку Костяна.

Только сам провинившийся мог догадаться – Погон ёрничает, подражая стонам товарищей. От мысли, что смог заставить начальника собственной безопасности проявить сарказм, Костяна прошиб холодный пот, и он засуетился, пытаясь исправить ситуацию. Потянул Телика, как голодный лев превосходящую его самого добычу, стараясь побыстрее скрыться из прицела ледяных глаз.

– Что у тебя здесь делается, Михаил Сергеевич? – наигранно возмутился майор.

– Так я же говорил, товарищ майор, – оправдывался Степанов, – я всех этих семерых козлят знаю. Вы не думайте! Я сам – лично участвую в рейдах по своему району. Я выполняю все указания. И я не начальник протирающий кресло. Да, кто их здесь не знает! Вы же сами видите убогие все. Старики и малолетка!

– Вот этот, я бы не сказал, что старик! – майор кивнул на Сыча.

– Так это ж местный! Ему тридцать лет… Сычёв, тебе уже тридцать или будет?

– Будет, Михал Сергеевич! – четко ответил Сыч и почесался в паху.

Федора и Костян уже скрылись с нелегкой ношей в темноте склада. От того что «убогий» стоял плечом к плечу, рядом с Погоном, изображающим из себя инвалида, лицом к лицу с равным ему по званию ФСБшником, Сыча немало веселило.

– Я ж говорю, больной он! – обращая внимание на поведения Сыча, проговорил Михаил Сергеевич майору.

– Всё! – Петров бросил окурок на песок.

Помолчал, глядя на сизую струйку дыма и наступив на опаленный фильтр тонкой подошвой лакированных туфель добавил уже идя к машине:

– Поехали, посмотрим, кто у тебя ещё здесь водится, начальник не протирающий кресло!

Погон и Сыч наблюдали за отъезжающими автомобилями. Простой "бобик" поглотил оловянные формы с дубинками. Черная машина – повезла откормленный зад Михал Сергеевича. Белая – сверкающая полиролью и данными только ей, особыми номерами и мигалкой – двух в штатском.

– Ведь, Телика ищут! – сплюнул Сыч.

– Ищут… ослепшие бойцы на видимом фронте, – ответил Погон и пошёл в склад.

Там все сидели в ожидании, но не того момента, когда отчитаются двое силовиков собственной группы, а в предвкушении возвращения в реальность Ивана.

С трудом удерживая равновесие, новый знакомый сидел на ящике, ещё вчера бывшим столом.

– Уехали? – встретил входящих вопросом Сергей.

– Да, – ответил Погон.

– Сыч, притащи лампу, – сказал Батя. – Погон, сделай-ка свет!

Лампа была водружена на прежнее место и загорелась почти над самой головой Ивана. Все пристально всмотрелись в пошатывающее лицо, как в интереснейший манускрипт или гравюру, чудом сохраненную вопреки безжалостному убийце – времени.

– Ну, понятно, почему они его не узнали, – хохотнул Федора высоким голосом.

И подойдя к Ивану, заглянув ему в глаза, спросил, как лиса зайца:

– Ты меня слышишь? Ваня, ты понимаешь меня?

– Ты, чё ко мне пристал!? Почему я тебя не буду понимать, – стараясь уклониться от света ответил Иван.

– Слушай, Вань, а ты как научился голоса пародировать? – спросил Батя.

– Чего??? – с досадой спросил Иван, – Это у вас хобби такое, сначала напоить, избить, а утром на больную голову задавать дебильные вопросы?!

– Ты, Ваня, Сыча извини, – заговорил Сергей, – только здесь неувязочка вышла. Сам понимаешь, дело-то не простое, а ты бежать, а утром менты… Так ты ещё не знаешь, что раньше было!

– Мужики, – застонал Иван, – я выслушаю всё, что вы скажете, только дайте опохмелиться! Башка гудит…

– Так мы нальем, – пропел Федора, поднося в одной руке полулитровую заначку водки, а в другой крупный осколок зеркала.