– Вам ли беспокоиться, – опротестовал слова соседа немолодой представитель южных народностей, – чемпион, кандидат наук, примерный семьянин, вам только и делиться опытом и знаниями.

Тем временем все заняли свои места и Бергояров поприветствовал собравшихся. Начался нелегкий процесс по составлению плана действий относительно опасного открытия.

За пределами зала совещаний своей очереди ожидала двадцатилетняя блондинка Агата Смирнова. Мать она видела последний раз ещё школьницей, отец недавно умер и как говорили на Аналоге, она столкнулась с проблемой укоренения, известной с начала истории дубльпланеты. Курс реабилитации сгладил душевную травму, но желание побороться за Родину, не исчезло, а лишь окрепло в девичьем сердце.

Испытание жизнью в логове врага, шанс создать модель способную противостоять агрессорам, нередко выбирали именно законопослушные, ответственные граждане.

Агата спокойно ожидала аудиенции. Никаких проблем с отправкой не должно было возникнуть. Специалисты реабилитационного центра выдали претендентке отличную рекомендацию. Конечно, они знали о записи на подкорке каждого ребёнка, лишённого семейного очага – найти родителя. Как и знали, что останавливать подобное стремление бессмысленно и даже опасно.

Когда секретарь пригласил кандидатку в зал, настал новый день. Такой ритм работы народных избранников был нормой – они не жалели себя ради будущего и Агата не собиралась.

Выйдя в центр зала девушка не затягивая представилась и произнесла короткую речь:

– Иногда я спрашиваю себя: что меня заставляет думать в масштабах вселенной? Я муравей относительно искусства, яблоко на родовом древе, всего лишь тленная любовь и любовница. Разве я могу что-то изменить в этом грандиозном спектакле, где смерти и жизни навечно отданы главные роли?! Разве я смею сквозь призму собственного узкого мировоззрения оценивать судьбы героев Земли, великих вершителей истории и тем более критиковать их поступки?! Я никогда не была царицей или президентом, даже директором не была. Разве я могу справедливо рассуждать о том, что мне не дано?!

– Интересно услышать, как ты себе отвечаешь на эти вопросы, – пропела бархатным голосом глава Северных земель.

– Я не знаю научных ответов на эти вопросы. Но мне кажется, если человек способен думать так, значит это необходимо Вселенной.

– Вселенной или Богу? – задал провокационный вопрос глава совета.

– Бог в каждом из нас, вселенная же плод взаимодействия множества начал, – не растерявшись ответила претендентка на испытание.

– Вы свободны, – сказал Бергояров кандидатке. – Решение получите у секретаря на первом этаже.

Когда Агата прошла семь длинных коридоров, спустилась по четырем широким лестницам и вышла в приемный зал, из-за длинного стола секретарь протянула ей договор.

– Не хватает только вашей росписи, – по-деловому сообщила высокая шатенка, по всей видимости представительница северных широт.

«Разрешено» – прочла Агата на титульном листе и приняв ручку старательно вывела росписи на всех листах.

Идя по тихим столичным улицам Агата представляла себя героиней древних легенд о прекрасных воительницах – защитницах.

«Наги ещё узнают обо мне!» – разгорячено мечтала юная амазонка.

Где-то в глубине души она прятала одну из причин своего поступка – найти мать. Искренне считая, что это не противопоставление основной задаче, а дополнение, которое не может помешать прожить героическую жизнь.

«Юношеский максимализм и неспособность построения вектора приоритетов» – мысленно дала оценку поступившей кандидатке главный врач Аналога.

Алла Николаевна провела тонкими пальцами по серой пластине с оранжевым логотипом. Информационные сегменты следуя за теплом человеческой руки, послушно загорались синим текстом: «Медицинская история», «Аттестат», «До Аналога», «Аналог», «Семья» …

«Жаль, очень жаль. Наги не пройдут мимо такого экземпляра. Энергии в тебе более чем достаточно. Но, это и всё что есть в тебе. Шансы равны для всех. Может быть тебе удастся выстоять в раздираемом пороками мире и уцелеть?!»

Алла Николаевна дала указание находящимся рядом инженерам:

– Приготовить капсулу ИР784Н2.

Наблюдая за перемещением литбола вспомнила данное ей прозвище – «Доктор Милосердие» и мысленно успокоила себя: «Я руководитель, а не нянька. Отправиться в змеиную пасть – это её собственный выбор».

Змеи, змеи, змеи… Они шипели со всех сторон. Иван не мог понять, что ему делать. С одной стороны – скользкие чешуйчатые тела тянули его в свои чертоги, а с другой детина Сыч заставлял ноги держать туловище, синие глаза Погона буквально вынудили голову встать на место.

Освободившись от наваждения, изобретатель мгновенно протрезвел и недоверчиво оглянулся, желая только одного – чтобы телевизор ему привиделся.

На верстаке, сжимая пластиковым корпусом и придавая форму прямоугольника «черной вселенской дыре», притягивал и занимал все затуманенное сознание, телевизор. От этого сравнения засосало под ложечкой, и не сдержанный мелкий рефлекс передернул челюсть изобретателя.

– А я ему, – продолжал рассказывал Сыч, – ты мне баки не забивай! Я знаю, что он у тебя! Ты его в скупку Сивому хотел сдать, а он не взял!

– И что? Отдал? – спросил Погон.

– Ага, щаз, – ухмыльнулся Сыч.

– Костян, пока я с Носом разговаривал, обошёл его халобуду – там окошко, он и увидел телик. Вернулся и мне маякнул. А Нос всё упирался, что мол, нет у него ничего! Ну, я ему нос и поправил!

– Плохо, – мрачно сказал Батя.

– Да, – согласился Сергей.

– Так, что плохо? – удивился Сыч, – Мы ему денег оставили!

– Оставили! – скопировал Сыча Погон.

– Надо было, чтобы он сам отдал! Теперь, что он будет думать? Зачем нам так понадобился этот телевизор? Будет думать, что что-то здесь не чисто!

– Да, что он там будет думать??? – засмеялся Сыч, – Я ему залил, что у Бати днюха! Так он и успокоился!

– Да, да! – подтвердил Костян, – Он даже сказал, что если бы мы сразу рассказали про Батю, он и цену скинул…

– Странно… – растянуто проговорил Погон.

– Да, что тут странного? – поднялся Сыч и закрыл собой «черную дыру».

– Ты чего подскочил? – Погон тоже поднялся и подошел к Сычу. Оба были почти одного роста и смотрели друг на друга в упор.

– Странно то, что Нос так сильно не хотел отдавать телик! Он хотел бабла за него получить и потащил его Сивому! Сивый не дал ему бабла. Тут ты приходишь и приносишь ему деньги, а он не хочет их брать! Странно??? Что молчишь? Я спрашиваю – это странно???

– Да! – заорал ему в лицо Сыч.

– Вот, – тихо сказал Погон, – и я о том же.

Погон ухмыльнулся Сычу, не спеша отвернулся и медленно пройдя несколько шагов сел у стены.

– Я не пойму, – заорал Сыч, разведя руки в стороны, – Вы сами сказали найти этот телик! Мы нашли! Принесли! Что? Что? Что не так?

– Да, сядь ты уже! – словно отмахиваясь от назойливой мухи заговорил Батя.

– Разорался… Надо было найти! Поспрашивать, поузнавать, а Вы… Всё! Сядь, не маячь перед глазами!

Сыч сплюнул, посмотрел на каждого и не найдя поддержки, резко развернувшись пошёл в спальный угол. Растянувшись во весь рост, улегся спиной к сидящим. В китель уперся луч света, освещая треугольник с заплаткой на широкой спине.

– Ваня, это точно твой телевизор? – спросил Батя.

Иван от неожиданного обращения к себе дернул головой, как бы освобождаясь от оцепенения, и проговорил:

– Конечно – это он…

– Сможешь сделать так, чтобы мы убедились в твоих словах?

Иван перевёл взгляд на задавшего вопрос Сергея. На щеках черно-седая щетина, крупный нос, а внимательные карие глаза – выдавали учителя. Он смотрел спокойно ожидая, так, словно, ждать – это его естественное состояние души.

«Что – же это?» – думал в возникшей тишине Иван, – «за то время, что я здесь нахожусь, я перестал обращать внимание на их немытые лица, грязную одежду, руки. Я стал видеть их словно сквозь то, что на них – грязное, рваное, с дурным запахом. Да, я и сам стал таким же – грязным, и дурно пахнущим, только я не ощущаю от этого собственной неполноценности. Раньше, я думал совершенно по-другому…»