Отрегулировав сцепление, а заодно и поменяв в карбюраторе фильтр, пропитавшийся тяжёлыми ароматами бензина и минерального масла, Маша, так как уже страшно опаздывала, пулей понеслась в газету, чья редакция размещалась в бизнес-центре на противоположной окраине города. Естественно, не успела. Но старичок охранник на вахте любезно вручил ей оставленную папку с заданием – слава Богу, надвигались очередные выборы, поэтому недостатка в заработках не ожидалось. Каждая партия готова была чуток подгадить оппонентам, а политическая карикатура для этой цели вполне подходила и пользовалась неизменной популярностью. Известно же – год кормят выборы. А вовсе не погода, как у некоторых.
Давным-давно стемнело, когда Маша, измождённая и голодная, притащилась домой с двумя тяжёлыми пакетами, заполненными продуктами на неделю. Повесив пуховик на плечики, она уселась прямо на пол и принялась стаскивать с ног припотевшие сапоги. Но сил не хватало. Ещё бы – за целый день даже чашки чая выпить времени не нашлось. Дотянувшись до одного из кулей, вытащила коробку кефира, батон и собралась уже было перекусить (кого стесняться-то?), когда на кухне что-то дзынькнуло, булькнуло и раздалось знакомое «цок». Предо? Неужели одиннадцать? Посмотрев на часики, Маша убедилась, что вчерашний гость пунктуален. Чёрт! Чутка б попозже, а?
Она отложила в сторону нехитрый ужин, превозмогая боль в спине стянула проклятые сапоги, потом, совершив ещё одно волевое усилие, поднялась по стеночке и, оставив продукты в прихожей, поплелась на кухню.
– А-а, привет, – пробормотала она, кивнув гостю.
Сегодня тот предстал пред взором в образе монаха. Францисканца, кажется. Или, может, бенедиктинца. Не важно. Стоял, как полный придурок, посреди кухни в неопределённого цвета ветхом балахоне и раскачивался, что маятник Фуко. Ага, только религиозного бреда нам тут ещё не хватало… Накинутый на голову капюшон скрывал верхнюю часть лица, сложенные на груди лодочкой ладони посинели от усердного напряжения.
– Угу, – кивнул гость на приветствие, впрочем, через секунду встрепенулся и, галантно поклонившись, неведомым образом сменил балахон на уже знакомые Маше серебристый плащ и чёрную шляпу.
– Может, обойдёмся сегодня без фокусов, а? – попросила Маша, тяжело опустившись на табурет. – И так голова раскалывается.
– Для нормализации состояния существует одно проверенное средство… – начал Предо, но Маша его перебила:
– Коньяк? Не, не хочу.
Предо недовольно поморщился, но в следующее мгновение уже улыбался.
– Ну и зря, – ответил он. – Не надо обладать недюжинным умом, чтобы просто знать, как иные выдержанные дистилляты влияют на давление в кровеносной системе. Достаточно хорошо разбираться в медицинских традициях, идущих из глубины мрачного средневековья, когда лю…
– Ну, понесло, – вздохнула Маша. – Уломал, капельку выпью. У тебя коньяк-то есть, а то вчерашний без нас допили?
– А мы уже перешли на «ты»? – Предо в удивлении выпучил глаза. – Что-то я не припомню, чтобы мы с вами, Мария Борисовна, пили на брудершафт.
Маша сконфузилась и покраснела. Однако Предо, казалось, этого даже не заметил.
– Но дело-то ведь легко поправимое, а? – заговорщическим тоном прошептал он и достал из-за пазухи бутылку «Арарата» и два массивных золотых кубка.
Как только всё это там умещалось?
– Специально припас, – пояснил он. – Куда уж поводу быть более торжественным, чем наш официальный переход к дружеским отношениям? Кстати, коньячок с некоторых пор предпочитаю армянский. Вот вчера был французский, совсем не то. Наверное, подделка. Хоть и не дешёвая. Одно слово – парфюмерия. Пусть и вполне качественная. Вы, кстати, одеколоном бы не побрезговали?
– Это уже конкретный перебор, – фыркнув, справедливо возмутилась Маша.
– Молчу, молчу. Сам не выношу вульгарностей.
Предо до краёв наполнил кубки ароматным напитком и поставил на стол бутылку, не потерявшую ни капли содержимого.
– Если потребуется, хватит ещё на один актуальный тост, – пояснил он. – Ну что ж, Мария Борисовна, будем знакомы!
Они подняли кубки и, перекрестив руки, отпили по маленькому глоточку. Маше показалось, что это и не коньяк вовсе, а какой-то сказочный нектар. Невероятно вкусный, хоть и очень-очень сладкий. В голове, тем не менее, зашумело. Пусть и негромко. Нет, алкоголя достаточно. Лучше перекусить.
Предо тем временем коснулся своими губами Машиных, и художница почувствовала пробежавший по телу холодок. Она отстранилась от гостя. Пристально взглянула ему в глаза.
– Кто же вы такой, мистер Фриз? – прошептала она изумлённо.
Предо вернулся на своё место и, усевшись на табурет, посмотрел в окно. На луну.
– Я ангел, Машенька, – тоже шёпотом проговорил он. – Ваш хранитель. Странно, что вы об этом ещё не догадались… Впрочем, мы же только что перешли на «ты».
Последнюю реплику Предо произнёс громко и весело. Его настроение менялось с такой же скоростью, как фазы переменного тока.
На Машу вдруг накатилась волна какого-то неестественного веселья, и она, позабыв о приличиях, а, может, просто подействовал коньяк, захохотала. И хохотала, держась за живот минуты две, не меньше. Наконец, прекратив истерику, но всё ещё продолжая всхлипывать и вытирать рукавом свитера слёзы, выступившие из глаз, она смогла вымолвить:
– Извини, Предо. Просто… Просто у меня всё не как у людей.
– В смысле? – не понял ангел.
– В смысле? – повторила Маша. – Да в том смысле, что даже моего ангела-хранителя зовут Предо. Предо-хранитель… Тебе ничего не напоминает?
– Напоминает, – кивнул Предо. – Только это не про меня. Тут, понимаешь, есть одна закавыка… Я ж действительно твой ангел, действительно – хранитель, но по нашим правилам должность после имени не произносится. Поэтому не стоит меня даже сравнивать с этими маленькими штучками… И потом, я появился гораздо раньше них… Так что…
– Да ты обиделся! – воскликнула Маша, которая после глотка… коньяка (коньяка ли?) невероятным образом восстановила силы. – Прости, я не подумала, что могу тебя так больно уколоть. Но уж если это произошло, прими мои самые искренние извинения. Примешь?
– Куда деваться? Хоть и звучит, как соболезнование, – шмыгнул носом Предо. – Впрочем, извинения приняты. Так на чём мы остановились?
Маша снова рассмеялась.
– Слушай, – сказала она, – ты только снова не обижайся, ладно? Но я себе представляла ангелов совсем другими.
– Какими же ты нас представляла? – с неподдельным интересом спросил Предо, поставил локоть на стол и положил на ладонь подбородок.
– Ну-у… – Маша задумалась, как бы объяснить, чтобы опять не ляпнуть чего лишнего.
Но Предо пришёл на помощь.
– Давай, попробую я. Ты представляла ангелов, как они изображаются на иконах. В белых балахонах, с нимбами над головами, с просветленными ликами. Так? Вижу, что так. Но пойми, девочка моя, это ж официальные лики. Портреты, как вы говорите. Да потом написаны они – самое малое – сто лет назад. Времена-то меняются, Машенька. Тебе ли этого не знать? Ведь раньше и люди были другими. Сравни хотя бы портрет Андрея Первозванного с фото вашего нынешнего президента. На культовых картинках мы сами на себя не похожи. Если б ты видела мой официальный образ, что висит на стенке в моём же рабочем кабинете, куда ты, слава Всевышнему, никогда не попадёшь, ты бы тут же принялась молиться. Истово! Настолько я там благообразный… Кстати, Андрей был достаточно весёлым и жизнерадостным человеком, можешь поверь мне на слово. Он при встрече с тобою вряд ли б удержался, чтоб не распустить… Прости, отвлёкся. Так вот…
– Какой ещё Андрей? – не поняла Маша.
– Как какой? Тот самый, Первозванный. Но не о нём, не о нём сейчас речь! Ты же спрашивала…
– Я всё поняла, – перебила его Маша. – Слушай, мне ж не семь лет. Ещё вопрос. Можно?
– Сколько угодно, – кивнул обескураженный таким нетерпением Предо.
– Крылья. Я всегда думала, что у ангелов есть крылья. Это правда?