Выполняя приказ, я направился во взвод, расквартированный в двух соседних со штабом домах. Снайпера были удивлены, каким образом мог узнать о драке командир полка, если с полигона никто не уходил. Все там находились до вечера. Это их озадачило.

Ночевать я остался в доме вместе с взводом, чтобы лучше познакомиться с новичками и с бывалыми снайперами. С первых дней пребывания на фронте, я усвоил, что здесь солдаты и командиры в своих взаимоотношениях не стеснены уставными требованиями, держатся между собой не принуждённо, по-товарищески. Иных отношений здесь и быть не могло, люди, идущие на смертельно опасные дела, остро ощущают малейшую фальшь и показуху, не прощают лож и трусость.

Чтобы не мешать хозяевам домов, мы вышли на улицу, развели костры и в котелках грели кипяток. Ребята не умело играли на трофейных губных гармошках, звуки которых навевали грусть, потому что были похожи на звуки русской гармони. Я вспомнил, как в колхозе, где перед отправкой в армию я теребил лён. Там молодёжь по вечерам собиралась на улице деревни вокруг гармониста. Эти воспоминания мне казались далёкими из какой-то иной жизни.

Партийное собрание

Перед отправкой нашей дивизии на передовую, мне принесли сразу два письма из дома. Одно письмо было написано раньше, другое на неделю позже. Мама спешила сообщить, что получила письмо от Володи Смирнова. Он воевал рядом со мной, на третьем белорусском фронте, вот только не написал, в какой части. Адрес полевой почты мама прислала. По этому адресу письмо я Володе отослал, но ответа не получал. Может быть, полевая почта не сработала. Пытался я искать брата в своей дивизии, но Смирновых оказалось больше, чем Ивановых. Легче искать иголку в сене.

Ещё мама писала, что Маруся поступила учиться заочно в Даниловское педагогическое училище, которое мама тоже закончила, когда была ещё не замужем. Работала Маруся по-прежнему в школе пионервожатой. Про Сашу с Вовой мама сообщила, что в школе они учатся хорошо, но постоянно хотят есть, с продуктами проблема. То, что дают по продовольственной карточке, не хватает. Приходится ходить по деревням выменивать на вещи картошку. Вещей подходящих в доме не осталось. Эти новости меня очень расстроили, настроение испортилось, ведь я ничем не мог помочь самым близким мне людям.

С таким мрачным настроением я ехал, вместе со своими ребятами из снайперского взвода, в грузовой автомашине, покрытой брезентом. Настроение портилось ещё из-за погоды, дождь зарядил надолго, по-осеннему.

Сначала нас везли по хорошей, шоссейной дороге, а затем колонна свернула на просёлочную дорогу. Временами машины шли по ступицу в воде, по глубоким лужам. Брезент намок, стоило к нему прикоснуться, как вода в месте прикосновения текла ручейком. Двигались медленно, в течение нескольких дней. Часто машины застревали, и солдаты дружно их толкали. Но, несмотря на неблагоприятную погоду, поездка скрашивалась красотой природы, мимо которой проезжали. В Литве росло много прекрасных лесов, в большинстве сосновых. Здесь были озёра и реки, хорошие места для охоты и рыбалки. Но, конечно, всей Литвы мы не видели. Там, куда мы ехали, тяжело громыхало – это вели огневую дуэль советские и немецкие батареи. Снайпера заметно волновались, среди них было немало новобранцев.

Рядом со мной сидел худощавый парень. От скуки я начал с ним разговаривать, спросил его имя. Мы познакомились. Звали его Родион. Оказалось, что он до этого служил в учебном снайперском полку, возле Костромы, где начинал и я свою военную службу. Почти всю дорогу ехали молча, разговаривали между собой мало, каждый думал о своём, но в последний день разговорились и перезнакомились.

За километр до передовой весь личный состав дивизии высадили из машин, дальше пошли пешком. Наша дивизия должна была сменить другую дивизию, державшую фронт протяжённостью три километра. Я отыскал командира полка и спросил, куда мне вести взвод. Он велел расположиться возле штаба, а затем распределить снайперов по батальонам. Мои ребята помогали нести ящики со штабным имуществом. Поселились мы в готовых землянках, которые построили до нас, солдаты, уходившие теперь в тыл. Штаб, как обычно, обустроили на удалении от передовой, метров на пятьсот. Рядом со штабом полка, на этот раз, расположился и штаб дивизии.

Фотография из семейного архива. Партийное собрание.

В первые дни я занимался распределением снайперов по батальонам и организацией их работы на линии фронта. Проводил обучение новичков на практике, в боевой обстановке. Сам я очень уставал от беготни по батальонам. Тяжёлую винтовку приходилось перекидывать с одного плеча на другое. Плечи по ночам ныли.

Однажды, когда я вернулся в штаб полка, замполит, сообщил мне, что в шесть часов вечера состоится полковое партийное собрание, и мне тоже надо быть там. Ещё в снайперской школе я вступил кандидатом в члены ВКПБ (б). Собрание проводили прямо на улице, возле перелеска. На деревьях, окрашенных в осеннюю желтизну, висел большой портрет Сталина и различные плакаты – это называлось наглядной агитацией. Тут же прикрепили экран, чтобы после собрания показать фильм. Часы, которые мне подарили родители на день рождения, я потерял, оборвался ремешок, поэтому, чтобы не опоздать, я пришёл на собрание пораньше. Там уже были несколько человек вместе с замполитом. Он, увидев меня, крикнул:

– Старшина, подойди сюда! Я подошёл, отдал честь под козырёк, как положено. Замполит строго сказал:

– Тебе надо выступить. Расскажешь о своих делах, как снайпера воюют, какие у вас трудности.

Я пытался отказаться, но майор настоял на своём. Пришлось выступить. Написать выступление было не на чем, и я говорил без бумажки, собирая мысли на ходу. Получилось выступление не хуже, чем у других, мне даже аплодировали. После собрания смотрели фильм «Чапаев», а перед фильмом была короткая кинохроника.

Во время просмотра фильма на улице вначале сгустились сумерки, а затем совсем стемнело. Впереди, наискосок от меня на лавке, среди других бойцов, я увидел знакомое лицо, освещённое скользящим лучом кинопроектора. Где я этого солдата видел, ни как не мог вспомнить. Потом, на следующий день, вспомнил, что он очень похож на того парня, который преследовал меня возле Данилова, когда я нёс, возвращаясь из командировки, деньги, налоговый сбор. Возможно, это не он, просто похож.

После окончания фильма, я хотел подойти к солдату и поговорить с ним, узнать, откуда он родом, в каком подразделении служит, но меня отвлёк замполит, велел подойти к нему, а интересующий меня солдат ушёл.

Котов похвалил меня за выступление и поручил мне проводить политинформации в восьмой роте.

– Кто тебе давал рекомендации при вступлении в кандидаты ВКП (б)? – спросил он. Я с гордостью сообщил:

– Герой Советского Союза Пчелинцев.

– Скоро твой кандидатский стаж истечёт и тебе снова нужны будут три рекомендации. Так что на меня можешь рассчитывать, – пообещал майор Котов. Затем он достал из полевой сумки пачку фотографий и, выбрав несколько штук, дал мне. Этими фотографиями поделился с замполитом военный фотокорреспондент, а он со мной. Затем я эти фотографии отправил в письме домой.

В первых числах октября наша армия задержалась на занятых позициях, южнее литовского города Вилкавишкис. Немецкая оборона проходила по западному берегу реки Шеймена. Оборонительные сооружения противник подготовил заранее, и сильно укрепил, поэтому наше командование вынуждено было остановить наступление и перейти к выжидательной обороне. В эти дни затишья, в 21-й полк, прислали молодую девушку, санинструктора, с погонами лейтенанта медицинской службы. Это была на редкость симпатичная блондинка. Её голубые глаза сразили наповал многих мужчин. О её красоте быстро разнеслась молва. Не только наш полк, но и вся дивизия сохла по ней. Многие притворялись больными, лишь бы найти повод познакомиться с этой красавицей.