В середине дня приехал в деревню почтальон и вручил Семёну Александровичу два письма из Петрограда: одно от Павли, а другое от Ольги Трубецкой.
Первым он раскрыл конверт от Павли. Она писала: «… Одна беда не приходит. В нашем доме организовали домовый комитет, который отобрал у нас всю мебель. Альбомы с семейными фотографиями и то отобрали. Увидели там снимки братьев офицеров и думают, что они белогвардейцы. Соседи считают нас буржуями, продовольственные карточки тоже хотели отобрать, но я ходила к местному комиссару и он за нас заступился. Кругом люди голодают и мы тоже. Еда нам снится даже во сне. В детском саду зарплата маленькая, денег на продукты не хватает. Что нам делать? Может бросить всё и вернуться в деревню? Конечно, хочется дать Соне и Ларисе образование, ради них мы и терпим…»
Это письмо очень расстроило Семёна Александровича; он не для того устраивал Павлю и Катю в Смольный институт, чтобы они, такие грамотные, работали за копейки и жили впроголодь. От расстройства он даже не стал раскрывать второе письмо, ушёл в свой кабинет и с грустью долго смотрел в окно. На улице моросил дождь, иногда появлялись снежинки, напоминая о приближении зимы. Погода не способствовала радости, а наоборот навевала грусть. Радоваться было нечему, всё шло как нельзя плохо: сыновья Костя, Семён и Иван, наверное, погибли, от них нет вестей с 1916 года, Петя скрывается в лесу, деньги в банке пропали, а доходные дома стали государственной собственностью.
Наконец, Семён Александрович всё же успокоился, Он рассудил так: «Война скоро закончится, люди наведут в стране порядок, установят настоящую демократию. Не должно же быть всегда плохо».
Смирившись, с огорчившим его обстоятельством, он раскрыл второе письмо. Ольга писала: «Здравствуйте уважаемый, Семён Александрович! Я очень сожалею, что Вас нет рядом со мной. Мне тяжело писать об этом, но я должна Вам сообщить, что мой отец выдаёт меня замуж за не любимого человека. (Наверное за того морского офицера, – предположил Верещагин). Ещё хуже то, что моя семья собирается уехать жить за границу. Деньги кончаются, и за границей нас никто не ждёт. Если Вы меня любите, то скорее приезжайте, ещё всё можно исправить. Крепко Вас целую, Ваша Ольга Трубецкая».
Прочитав письмо, Семён Александрович стал думать: «Писать ответ Ольге или нет?» Любви он к ней уже не испытывал, потому что понял, что она расчётливая и хитрая особа. Конечно, ему жалко было девушку, что её жизнь складывалась так не удачно. Но сейчас всем живётся плохо. Поразмыслив, он решил, что ответное письмо писать не будет.
В очередное воскресенье, в Гарь к Верещагиным приехали неожиданно гости. Это, сват Семёна Александровича, земский врач, Пётр Егорович Смирнов, живущий в деревне Сумароково, и его сын Пётр Петрович. Вместе с ними приехала и Верещагина Антонина.
Пётр Егорович Смирнов являлся сыну Саше тестем. Раньше, ещё при жизни Александры Ивановны, Смирновы и Верещагины очень дружили, часто ездили, друг к другу в гости, но потом, из-за сложностей в семейных делах и событий в стране, давно не встречались, было не до этого. И теперь, они рады были встрече.
– Милости просим, заходите в дом, – радостно поприветствовал гостей Семён Александрович, встретив их, возле своего дома. Сам он в этот момент нёс охапку дров, чтобы вечером затопить печку.
– А где Саша? – спросила отца Тоня.
– Он колет дрова, а я таскаю, – тяжело дыша, сказал отец.
Тоне он поручил позвать Сашу и найти Матрёну. Пришлось работу с заготовкой дров отложить и уделить внимание гостям. Сложив дрова возле кухонной печки, он переоделся в приличный костюм и пришёл к гостям в столовую, куда проводила их Тоня. Когда Верещагин вошёл в столовую, то Пётр Егорович встал с места и стал пожимать руку главы семейства, приговаривая:
– Семён Александрович, как жаль, что умерла Александра Ивановна, царство ей небесное! Мне сын сообщил об этом, но я сам болел и не мог к вам приехать на похороны.
– Да, мы скорбим и часто её вспоминаем, – с грустью сказал Семён Александрович.
– А ваша супруга как поживает, как её здоровье?
– Она совсем плоха, ревматизм замучил, ноги пухнут, и ходить не может. Я хоть и врач, но медицина тут бессильна. Лечу её пчелиными укусами, но даже это не помогает.
Сам Пётр Егорович заметно постарел: подглазины увеличились, седины в бороде и на голове ещё прибавилось, было видно, что этот интеллигентный человек испытывал большие трудности за последние годы. До Верещагиных доходили слухи, что у Смирновых отобрали двухэтажный дом в Данилове и многие их родственники тоже пострадали за период революционных событий.
Вскоре пришёл Саша и предложил накрыть праздничный стол на втором этаже в уютной гостиной, где стены были оклеены обоями, чтобы поговорить в приятной, спокойной обстановке. Время приближалось к обеду, из школы пришла Мария, она в воскресение вела уроки для взрослых крестьян, из соседних деревень, учила их читать и писать. Она начала помогать Матрёне и Тоне, приготовить салат и накрыть стол в гостиной. На второй этаж детей не пускали (двери туда запирали), поэтому там сохранялся прежний порядок и уют. На столе в гостиной всегда была чистая, шёлковая скатерть, и на неё женщины красиво расставили тарелки из тонкого фарфора, и рядом с тарелками разложили ложки и вилки из серебра. За праздничным столом кроме гостей собрались: Семён Александрович, Саша, Тоня, Мария, Серёжа, Коля, Сашина жена Юля и служанка Матрёна.
– А вы знаете, ведь сегодня именины у Александра и Петра, – сообщила Матрёна. Она регулярно ходила в церковь и знала все именины и церковные праздники.
Пётр Егорович удивлённо произнёс:
– Я и не знал, что мы сегодня именинники. Мы с сыном (тоже Петром) редко отмечаем такие даты.
На столе стояла бутылка красного виноградного вина из старых запасов, и хозяин предложил:
– Давайте выпьем по такому случаю и поздравим именинников. Матрёша, открой, пожалуйста, бутылку.
Пётр и Тоня сидели рядом и как-то странно переглядывались. Тоня что-то смущённо прошептала ему на ухо, и он, встал.
– Семён Александрович,– волнуясь, сказал Пётр – я прошу руки вашей дочери Антонины. Мы с ней любим друг друга и хотим пожениться.
Семён Александрович уже догадывался, почему они сели рядом, по всему их поведению чувствовалось, что это влюблённые. Кроме того, сын Саша уже говорил о дружбе Смирнова Петра и Тони.
– Я конечно не против, – сказал он, вставая с места, – подойдите оба ко мне и я благословлю вас по старому обычаю, как меня благословил когда-то отец.
Влюблённые подошли к нему, он перекрестил их и поочереди поцеловал каждого в лоб. Затем жених и невеста поцеловались друг с другом. Пётр Егорович тоже благословил молодых, хотя он это уже сделал раньше, и все присутствующие захлопали в ладоши.
Пришлось изменить планы, и первый тост произнесли за жениха и невесту, а потом уже поднимали хрустальные рюмочки за именинников. К обеду у Верещагиных был приготовлен гороховый суп и на второе картошка с курицей. А на закуску женщины успели приготовить только салат из овощей под горчичным соусом. Салат состоял из варёной картошки, свёклы, красного лука и солёных огурцов. Несмотря на скромное угощение, все с аппетитом поели и за столом начались разговоры. Сначала обсудили, как будут справлять предстоящую свадьбу и наметили венчание, на десятое декабря. Решили, что свадьбу проведут скромно в кругу семьи. Затем углубились в воспоминания; каждый приводил примеры из своей свадьбы, вспомнили, как Саша на своей свадьбе наступил невесте на ногу во время вальса. Вспоминали это с улыбками.
– Хорошо и весело мы раньше жили, – с ностальгией говорил жених Пётр Петрович.
– Это верно, – согласились с ним сидящие за столом родственники.
– Но что с людьми стало? – продолжил он свою мысль. – Все, как с ума сошли; кругом расстрелы жестокости, на моих глазах по приказу большевиков арестовали троих железнодорожников в Данилове, и Семёна Александровича чуть не расстреляли.
