Свешниковы ещё сомневались, погиб Иван Николаевич в тюрьме, или нет. Геннадий Иванович даже решил туда ехать спасать отца, но родственники и друзья, его отговаривали, они понимали, что это уже поздно и опасно для самого. Потом, от Семёна Александровича они узнали, что Свешников умер в камере, не дождавшись расстрела. И всё же их мучила совесть, что отец похоронен неизвестно как, и неизвестно где.

Дмитрий жил у Сержпинских до сентября, и потом решил уехать в Петербург. Там он планировал устроиться на работу по солдатскому удостоверению, которое нашёл у мёртвого солдата. По этому документу он станет Смирновым Владимиром Павловичем. Смирновых на свете много, и он надеялся, что его будет трудно разоблачить. Солдатские удостоверения в тот период были без фотографий. С Таней они решили, что если он устроится в Петрограде и найдёт жильё, то она приедет к нему. Перед отъездом он попросил Евпраксию:

– Тётя Планя, можно я буду посылать письма для Тани на ваш адрес, от имени женщины, Например, от вашей подруги?

– Ладно, Дима, я буду передавать письма твоей жене. Только для конспирации ты её имя в письмах не называй, – посоветовала Евпраксия.

Чтобы изменить свою внешность, по совету Евпраксии, Дмитрий сбрил усы и подстригся наголо. Дома у Сержпинских за чашкой чая, с ним попрощались Таня и Геннадий Иванович. На вокзал, соблюдая осторожность, его никто не провожал.

Евпраксия очень переживала из-за трагических событий в Ярославле. Она даже написала письмо своему знакомому большевику Луначарскому Анатолию Васильевичу. Из газет она узнала, что Луначарский входил в состав правительств, и является членом ВЦИК. Точного его адреса она не знала и указала на конверте: «Москва, Кремль, Луначарскому А.В.». В письме она подробно описывала историю по насильственной мобилизации Сергея в Даниловский отряд, об убийствах в Ярославле и в Данилове, произошедших по вине большевиков. Словом, обо всех случаях беззакония, которые ей были известны.

–

В конце августа в Данилове начала работать новая властная структура – чрезвычайная комиссия. План Евпраксии, внедрить в эту структуру своего человека, удался. Сергея Воденкова заслушали, на заседании исполкома уездного Совета, и утвердили в составе чрезвычайной комиссии, состоящей из десяти человек. Он рассказал своим родственникам, что начальником Даниловской чека стал большевик Александр Сидоров, присланный Ярославским Губревкомом. До этого он работал в Рыбинске милиционером. Был он грамотным молодым парнем, в возрасте двадцати двух лет.

По инициативе Сидорова в Данилове в первые дни его деятельности, провели перепись населения, и отдельно пересчитали всех купцов и прочих зажиточных граждан. А в сентябре он организовал выдачу новых удостоверений (с фотографией) всем Даниловским военным, охранникам, работникам милиции, и служащим.

Когда с утра, в здание земской и городской управы пришёл фотограф, чтобы делать снимки на документы, Сергей Сержпинский собирался идти домой после дежурства. Вместе с фотографом пришли начальник чрезвычайной комиссии Сидоров и Сергей Воденков. Они ходили по зданию управы и объявляли всем служащим, что надо идти фотографироваться в «приёмную» председателя исполкома.

Сергей туда тоже пришёл и стал дожидаться своей очереди. Начальник чека выглядел обычным молодым человеком. Чтобы казаться постарше он начал отращивать усы и бородку. Но всё равно было видно и чувствовалось по голосу, что он довольно молод. Солидности ему придавал костюм с галстуком, а из-под растёгнутого пиджака выглядывала кобура с пистолетом. Люди стали его спрашивать:

– Правда, что Ленина ранили?

–Да, его ранила женщина по заданию эсеров и его скоро вылечат, – кратко ответил Сидоров. – Кто хочет послушать лекцию о положении в стране, приходите к десяти часам в зал для совещаний.

Сержпинский решил прийти на лекцию. Он, как и большинство Даниловцев, ощущал информационный голод. Газеты привозили не регулярно и порой с опозданием на неделю. В городе ходили слухи, что Россия разделилась на несколько отдельных государств и, что скоро Москву и всю центральную часть страны займут войска Англии, Франции и Америки. Сергей не понимал, чем это грозит для него и его семье. Ему, казалось, что всё будет хорошо, как бы не сложилась обстановка в стране, и ему было безразлично, чья власть установится – красных, белых или придёт Антанта. Но всё же, хотелось узнать правду.

До начала лекции ещё было много времени, и Сергей пошёл домой, чтобы позавтракать. Мать находилась дома одна, Павлик и Глеб ушли в школу. Павлик начал новый учебный год в седьмом классе, а Глеб пошёл в первый класс. Помог устроить Глеба в школу Володя Шишерин.

Узнав от сына, что в исполкоме будет лекция о положении в стране, Евпраксия решила тоже сходить послушать. В отличие от сына, ей было не безразлично, чья власть установится в стране. Ей хотелось, чтобы опять к власти пришёл царь. Пусть не Николай, а кто-нибудь другой из семьи Романовых.

На лекцию Сержпинские пошли вдвоём. Комната, где проводились совещания, вмещала не более тридцати человек, а собралось слушателей в два раза больше. Многим пришлось слушать стоя, так как сидячих мест не хватало. Сидоров принёс несколько газет и ученическую тетрадку с записями. Начал он со слов о том, что ему уже доводилось быть агитатором в Рыбинске, но долго говорить он не собирается, нет времени.

«В первую очередь всех интересует здоровье Ленина, – говорил Сидоров, – его жизнь вне опасности. Лучшие врачи находятся возле вождя пролетариата. Его в Москве ранила эсерка Фанни Каплан. В этот же день, тридцатого августа, убит председатель Петроградской ЧК Урицкий студентом-эсером Канегиссером. Советская власть заявляет, что на "белый террор" ответит "красным террором". Каплан и тот студент пойманы и будут расстреляны. Кроме них по всей стране идут аресты эсеров. Народный комиссар внутренних дел Петровский издал приказ о взятии в заложники части буржуазии и контрреволюционных элементов. Принято решение начать красный террор в ответ на белый террор. В этом приказе так же написано: «Чрезвычайные комиссии должны принять меры к выяснению и аресту всех лиц, скрывающихся под чужими именами и фамилиями, с безусловным расстрелом всех замешанных в белогвардейской работе. Тыл наших армий должен быть, наконец, окончательно очищен от всякой белогвардейщины, и подлых заговорщиков против власти рабочего класса и беднейшего крестьянства. Ни малейших колебаний, ни малейшей нерешительности в применении массового террора».

– Надеюсь, товарищи на вашу поддержку, – сказал в заключение своей лекции Сидоров. – Как видите, у меня предстоит тяжёлая работа по выявлению врагов революции».

Сидоров закончил говорить и осмотрел присутствующих:

– Какие будут вопросы, товарищи?

– Где сейчас Николай второй и его семья?

– Их место ссылки засекречено и мне не известно.

– Говорят, что англичане и Французы заняли Вологду. Правда это или врут? – спросил один из служащих.

– Это не правда, – ответил Сидоров, – тех, кто распространяет подобные слухи, будем арестовывать и расстреливать.

После такого предупреждения вопросы больше никто не задавал. В завершение разговора, председатель исполкома Попёнков, сделал объявление:

– Товарищи, принято постановление Советского правительства о национализации жилых домов в городах. Так, что теперь платить за квартиру не надо, если вы снимаете жильё у хозяина. Кроме того будут уплотняться большие квартиры. В них будем вселять других жильцов, которым негде жить.

После окончания лекции, Сержпинские вышли на улицу.

– Хоть одна новость хорошая, – сказала Евпраксия сыну. – У меня как раз деньги закончились, и платить Дерюгиным за квартиру не чем.

Кроме Сержпинских, Дерюгины давали приют ещё двум семьям. Но с них они брали денег меньше. Так получилось, что Евпраксия с самого начала платила им за квартиру серебряными монетами, которые теперь закончились. А когда она предложила хозяйке царские бумажные купюры, та была очень не довольна.