Следующая дочь Семёна Александровича, Мария пыталась тоже устроиться в школу преподавателем, вместе с Антониной, но её туда не взяли, не хватило вакансий. Тогда она пошла в Бабаевский волостной Совет и предложила организовать школу в деревне Гарь, в бараке для наёмных рабочих, который ранее принадлежал Верещагиным. Председатель волостного Совета пообещал помочь с изготовлением парт и с приобретением необходимого инвентаря для школы. В конце сентября эта школа начала работать.

–

Здоровье у Семёна Александровича постепенно налаживалось, вернее, он начал привыкать к своей одышке, и часто не обращал на неё внимания.

Убрать оставшийся урожай ржи, Петя со своими партизанами не помог, его друзья не захотели высвечиваться. Но деревенские жители сами выразили желание, помочь Верещагиным безвозмездно, и зерно было спасено. Другое обещание Петя всё же сдержал, дров из лесу он с друзьями по ночам навозил много, и обитатели барского дома мылись в бане, сколько хотели. У большинства жителей Гари своих бань не было и, как прежде, Верещагины им тоже разрешали мыться в своей бане.

Наступил ноябрь, с затяжными дождями и грязью на дорогах. Как-то рано утром, Семён Александрович решил сходить на скотный двор посмотреть, как там управляются с тремя коровами Матрёна и старшие девочки Калачёвы. Ещё на улице не рассеялась ночная мгла, когда он вышел из дома. Вся деревня проснулась: слышались людские голоса, лаяли собаки, пели петухи и мычали коровы. В ближайшем, двухэтажном, доме Черновых, на первом этаже, зажгли свечи, и окна светились жёлтым светом, другие дома из-за деревьев, в темноте, было не видно. В коровнике при свете от свечей Верещагин увидел Матрёну и двух девушек, сидящих на низеньких скамеечках возле трёх коров, которых доили, и молоко струйками лилось в деревянные вёдра-кадушки. Услышав шаги, девушки посмотрели в сторону вошедшего хозяина.

– Здравствуйте, дядя Семён, – поздоровались они.

– Доброе утро, девчата! – бодрым голосом ответил Семён Александрович.

– Вчера я попробовал молоко, стоящее в кринках на творог, и обнаружил, что оно горчит. Вы, наверное, плохо моете вёдра после дойки.

Матрёна оторвалась от работы и возразила:

– Да вроде бы моют хорошо, я сама проверяла.

– И всё же сегодня нагрейте в бане воды и, как следует зашпарьте вёдра с можжевельником, – посоветовал Семён Александрович. – Я сам молоко не пью, это вам надо и маленьким детишкам. А от плохого молока могут у вас животы заболеть.

В коровнике кроме коров находились три телёнка, выросших за лето в крупных бычков. Они жевали корм, и хозяин подошёл к ним, взял в руки сено, которое лежало в кормушке, проверил, сухое ли. Его беспокоило качество сена. В период его отсутствия, пока он сидел в тюрьме и лежал в больнице, сено частично замокло от дождей, в плохо сложенных стогах. В хорошую погоду его пришлось пересушивать. Один из бычков покосился на хозяина. Хозяин погладил его по спине и подумал: «Почему так устроен мир, что одни живые существа поедают других. Этих бычков придётся зарезать на мясо. Но они тоже хотят жить, как и все, так же чувствуют боль, многое понимают».

Семён Александрович любил животных и жалел их. Сам он скотину никогда не резал, и до недавнего времени даже не задумывался, как добывается мясо, которое ел. Будучи городским жителем, раньше он ездил в деревню только отдыхать. Ему нравилась деревня, но окунувшись в крестьянскую действительность, в душе хотелось обратно в городскую цивилизацию, где есть электричество, водопровод и театры. Но теперь ему в городе места не было.

Работы в деревне много, и чтобы не упустить в хозяйстве важные дела, он составлял план в виде списка по дням на неделю вперёд. Когда появлялись новые дела, он дополнял этот список. Сегодня по плану предстояло убрать, морковь, свёклу и капусту в погреб на хранение. Эти овощи лежали пока в амбаре, разложенные на полу, чтобы просохли от дождей. Погреб был сделан на краю пригорка за барским прудом. Когда рыли пруд (ещё в начале девятнадцатого века), то из земли и глины сложили небольшой бугор. В этой возвышенности вырыли просторную яму на полтора метра глубиной, в неё поставили сруб из брёвен, а на крышу навалили толстый слой земли, поэтому в погребе летом было прохладно, а зимой держалась плюсовая температура. Картофель в погреб на хранение уже был заложен в отдельные отсеки из досок.

Семён Александрович, пока шёл к дому, обдумывал, кого привлечь к уборке овощей в погреб, нужен ещё человек, чтобы колоть дрова для отопления печей. Людей на все работы не хватало, а нанять человека со стороны нельзя, запишут в кулаки. Начинало светать, всё небо затянули облака, наступило пасмурное, осеннее утро. С севера подул сырой ветерок, а на лицо упали мелкие капельки дождя.

Войдя в дом, Верещагин в прихожей увидел двух бородатых мужиков, разговаривающих с сыном Сашей. Один из них, Лукьянов Кирюша, был здешний, а второго он не знал. Лукьянова выбрали жители деревни депутатом в Бабаевский волостной Совет. Гости поздоровались и объяснили, что им поручили провести учёт урожая и наличие скотины у всех крестьян. Семён Александрович до сих пор числился старостой деревни, хотя много раз отказывался от этой общественной должности. Незнакомый человек представился членом исполкома Бабаевского волостного Совета. Звали его Прохор.

– Вы должны вместе с нами участвовать в описи у крестьян, зерна, скотины и прочего урожая, – сказал он.

– Я не могу, – отказался Верещагин, – пусть вместо меня Саша поработает.

Александр объяснил незнакомцу, что у Семёна Александровича больное сердце и нервничать ему нельзя – это мероприятие крестьяне встретят очень не дружелюбно. Верещагины пригласили гостей с ними позавтракать и проводили в столовую. Там уже вкусно пахло медовой манной кашей, а дочь Мария с Дуней Калачёвой хлопотали на кухне. Девочки-подростки принимали из раздаточного окна тарелки с кашей и ставили их на столы. Прохор поинтересовался:

– Кто эти девочки, ваши дети? Что-то на вас не похожи.

Их неряшливый вид не соответствовал интеллигентным хозяевам дома, и не заметить такое было не возможно. Дети ходили босиком, а младшие девочки без штанов, полуголые. Семён Александрович объяснил:

– Эту многодетную семью Калачёвых к нам подселили по решению комитета бедноты.

Прохор с удивлением посмотрел на него:

– И они питаются вместе с вами?

– Да, у них ничего нет, и дом развалился.

После этого Семён Александрович указал гостям на тарелки с кашей и предложил:

– Кушайте, товарищи дорогие, не стесняйтесь. Каши всем хватит.

Он говорил с одышкой, а на бледном лице выступил пот. Сын заметил это и забеспокоился:

– Что с тобой, папа? Тебе плохо?

– Да ничего страшного, терпимо.

Прохор с ухмылкой спросил:

– Отчего у вас сердце больное, может от пьянства? Мой сосед много пил и тоже теперь еле дышит.

Сын Саша хотел объяснить причину болезни отца, но Лукьянов перебил его и сам кратко рассказал, как бывшего помещика Верещагина чуть не расстреляли в Ярославской тюрьме. Уже вся деревня Гарь знала эту историю. На Прохора рассказ о расстрелах произвел большое впечатление.

Когда завтрак закончился, он встал и, поблагодарив хозяина, сказал:

– Ну, пожалуй, пора ваше добро пересчитывать. Начнём?

Александр стал убеждать Прохора, чтобы он не всё записывал, а позволил утаить часть зерна и овощей. Он сослался на то, что в их доме много детей и их тоже надо кормить, как и городских. Чем деревенские дети хуже городских детей? Если у них всё отберут, то начнётся голод. Удалось, в конце концов, договориться и решили, что у остальных крестьян они тоже утаят часть урожая, ведь и без налогов зерна едва хватало до нового урожая, а теперь придётся очень сильно экономить. По решению Советской власти половину выращенной сельскохозяйственной продукции крестьяне должны добровольно сдать государству почти безвозмездно, власти платили только керенками. А если не выполнят предписания, то отряд продразвёрстки отберёт почти всё.