Грейвз шёл по тихим пустым галереям комнат, шаги гулко отражались от стен. Талиесин следовал за ним, не догоняя и не отставая, Персиваль слышал его сдержанно-возбуждённое дыхание. Эйвери был полностью в его вкусе. Хорошо сложенный, высокий, с гладко зачёсанными на пробор светлыми волосами. Умные зелёные глаза, чувственные яркие губы, сильная шея, широкий разворот плеч. Он одевался дорого, в светлые песочные тона и лёгкие ткани.
В пустой музыкальной комнате, где молчал рояль, Грейвз толкнул его за портьеру у окна. Талиесин с готовностью опустился на колени, вскинул глаза, провёл языком по верхней губе:
— Вы позволите, сэр?..
— Быстро, — приказал тот.
Эйвери взялся расстёгивать ему ширинку, добавил с хищной улыбкой:
— Мне нравятся мужчины пожёстче…
Грейвз ударил его по щеке твёрдой ладонью:
— Я не разрешал тебе разговаривать.
У Эйвери вспыхнули глаза, он покраснел от возбуждения, прошептал, глядя вверх:
— Да, сэр…
— Руки за спину, — приказал Грейвз, высвободив из белья член. — Открой рот.
Тот послушался, глаза у него потемнели. Ноздри нетерпеливо вздрогнули. Он жадно смотрел вверх, стоя на коленях и подняв лицо. Грейвз положил ему руку на голову, придержал член рукой и толкнул Эйвери к себе за затылок. Тот наделся на член ртом, сходу взяв до основания, с коротким стоном сомкнул губы, прикрыл глаза.
Он был умелым и превосходно знал, что надо делать. Грейвз позволил ему несколько минут знакомства, лишь направляя и придерживая за волосы. Эйвери ловил каждое нажатие пальцев, подчиняясь мгновенно и пылко. С наслаждением брал член за щёку, постанывал, роняя капли слюны, сглатывал, пропуская член в горло. Он старался, как человек, который делает это исключительно для себя. Это даже завораживало — прикрытые дрожащими веками глаза, покрасневшие крылья носа, влажные всхлипы, когда он выпускал член и ловил его языком, снова направляя в рот, изгибаясь, держа руки за спиной.
Талиесина не надо было учить, за ним не надо было следить, ему ничего не надо было подсказывать — он знал всё сам и откровенно обожал держать член во рту. Грейвз медленно выдыхал, расслабляясь, пил шампанское из ледяного бокала, поглаживал Эйвери по уху, прислонившись затылком и лопатками к стене.
Тот громко и длинно застонал, взяв член так глубоко, что коснулся губами коротких жёстких волос в паху, заметных над приспущенным бельём.
— С тебя хватит, — сказал Грейвз и крепко взял его рукой за затылок. Талиесин застонал ещё громче, кивнул, пытаясь взять глубже. — Я сказал — хватит! — Грейвз прижался лобком к его зубам, Эйвери судорожно выдохнул через нос, едва не обмякнув. У него по щекам текли невольные слёзы, он мелко дрожал и дышал часто, со всхлипами, сдерживая рефлекс. Жалобно поскуливал от нетерпения и послушно ждал.
— Спрячь зубы, — приказал Грейвз.
Тот развёл челюсть шире, не размыкая губ, приласкал ствол языком.
— Смотри на меня.
Глаза у Эйвери были огромные, голодные, мутные от слёз. Грейвз покрепче взял его под затылок.
Первый толчок был медленным, длинным, скользящим. Эйвери плотно сжал губы, не опуская глаз.
— Не шевелись, — приказал Грейвз.
Он трахал его быстро, резко и глубоко, нависая над ним, заставляя отклоняться назад. Дёрнув за волосы, прижимал лицом к ширинке, приказывал вылизать основание члена и яйца. Эйвери ласкал их языком, полностью забирая в рот, перекатывал там, посасывал, слизывал с них собственную слюну. Грейвз держал его за волосы, направляя голову, шлёпал членом по лицу и по губам, постукивал головкой по высунутому дрожащему языку и снова трахал — глубоко, резко, жёстко, не давая даже вдохнуть, загоняя член прямо в горло. Эйвери давился, сдерживал кашель, мычал. Его лицо было мокрым от слёз.
Грейвз кончил ему в глотку размашисто и сильно, ни на секунду не позволив отстраниться и передохнуть. Эйвери жадно сглотнул, вздохнул судорожно, покачнувшись на коленях. Потом тщательно и аккуратно вылизал член.
Грейвз стоял, закрыв глаза, поглаживая его лицо костяшками пальцев. На ладони осталось жирное средство для укладки волос, причёска у Эйвери была в полном беспорядке.
— Я давно не встречал такого, как вы, мистер Грейвз, — выдохнул Талиесин, поднявшись на ноги. Вынув платок из рукава, он промокнул пылающие губы, языком потрогал трещинку в углу рта и улыбнулся.
— Благодарю вас, — негромко сказал Грейвз и улыбнулся в ответ, приводя свой костюм в порядок.
Эйвери вышел из-за портьеры, подошёл к зеркалу на стене.
— Большинство англичан очень чопорны, — сказал он, маленьким гребнем причесывая густые золотистые волосы, чуть вьющиеся на концах. — Связаны вежливостью по рукам и ногам. Очень трудно… найти понимающего человека, — он посмотрел на отражение Грейвза, который следил за ним от окна, сунув руки в карманы. — Мне было очевидно, что вам ничего не придётся объяснять.
— Спасибо, Эйвери, — спокойно сказал Грейвз. — Мне сейчас очень не хватало такого, как вы.
— Рад это слышать, — тот озорно улыбнулся и показался совсем мальчишкой. — Вы любите театр, сэр?.. Я часто бываю в Ковент-Гарден. На следующей неделе дают «Аполлона и Гиацинта» Моцарта.
— С удовольствием, — сказал Грейвз, подходя ближе. Добавил, глядя, как тот приглаживает волосы: — И приведите с собой друга.
— О, — Эйвери игриво поднял бровь, — у вас высокая планка…
— У меня давно никого не было, — пояснил Грейвз, усмехнувшись.
Вернувшись, остаток вечера они провели порознь — не для того, чтобы что-то скрыть, а потому что ещё остались незаконченные разговоры, и потому что вокруг было множество других приятных людей.
Собственно, почему нет?.. — думал Грейвз, улыбаясь в ответ на какую-то нелепую идею Мабона Флинта о том, как помешать Гриндевальду прийти к власти в Германии. — Почему нет?.. Он займётся привычным делом. Заведёт постоянного любовника. Перестанет пускать слюни на Криденса, будет ему внимательным, заботливым наставником. Найдёт ему дополнительных учителей. А потом, когда тот вырастет и оперится, отпустит его с лёгким сердцем. Надо просто взять себя в руки, и всё наладится…
Было два часа ночи, но в окнах горел свет. Грейвз был немного пьян и полон надежды. Надо поговорить с мальчишкой. Хватит угрюмо молчать, от этого никому не станет легче. Вот сейчас Криденс ждёт его, и это отличный момент для разговора. И надо ещё прояснить этот странный эпизод… с полотенцем.
Грейвз нахмурился. Воспоминание кольнуло его неожиданно остро.
Он зашёл в дом. Заглянул в гостиную. Криденс лежал на ковре возле едва тлеющего камина, положив голову на раскрытую книгу. Он спал.
Грейвз остановился на пороге, тихо размотал шарф, снял пальто и аккуратно опустил на спинку кресла.
— Криденс, — негромко позвал он.
Тот пошевелился, открыл глаза. Резко выпрямился, моргая сонно и хмуро.
— Иди ко мне, — Грейвз раскрыл руки.
Криденс подскочил, почти всхлипнув, бросился к Грейвзу, ударившись коленом о кресло и не заметив этого. Ударился в его грудь своим немаленьким весом, так что Грейвз едва не покачнулся, обнял обеими руками, вжался носом в шею. Персиваль обнял его в ответ, погладил между лопаток. Глубоко вздохнул.
— Я дома, Криденс, — тихо улыбнулся он, будто это было не очевидно.
Тот вдруг напрягся. Медленно поднял голову с плеча. Отодвинулся, взглянул в лицо Грейвзу. Радость у него в глазах потускнела и погасла, сменившись угрюмым недоверием, в котором сквозила боль.
— Спокойной ночи, мистер Грейвз, — сказал он странным дрогнувшим голосом и отступил на шаг.
— Криденс?.. — тот нахмурился.
Криденс опустил руки, повесил голову. Обогнул Грейвза и вышел из комнаты. Персиваль последовал за ним.
— Криденс, — позвал он.
Не оборачиваясь, тот поднялся по лестнице, зашёл в свою комнату и закрыл дверь. Щёлкнул замок.
— Криденс, — сказал Персиваль, подойдя к двери. — Я хочу поговорить с тобой.
— Я не хочу разговаривать, мистер Грейвз, — услышал он спустя короткое время.