— Кстати, моё приглашение всё ещё в силе, — сказал Эйвери, когда они шли по тёмным дорожкам к воротам парка. Он поправил белую лайковую перчатку и взял Грейвза под руку. — Малфои не ходят в театр, они вообще не разделяют моего увлечения маггловской музыкой. Только не думайте, что это приглашение с каким-то намёком, — уточнил он. — Я просто хочу иметь удовольствие общаться с вами. По-приятельски.

— Знаете… я соглашусь, — сказал Грейвз. — Мне будет очень приятно. Спасибо вам за этот вечер. Последние несколько… недель… были у меня непростыми.

— Последние полгода, я полагаю, — ответил тот. — Я следил за процессом над Гриндевальдом — он занял ваше место, кажется, в августе?..

— В конце июля, — негромко сказал Грейвз.

— А теперь вы вернулись в строй, — сказал Эйвери, дымя сигаретой, которой Грейвз угостил его. — И снова будете противостоять злу. Я не могу представить, насколько вам трудно… честно сказать, я даже боюсь представлять, — серьёзно добавил он. — Но вы пойдёте против него… И я не могу не восхищаться вами. Я один из тех… ради кого вы это делаете. Просто один из людей, которых вы защищаете. Если я могу поддержать вас на этом пути, хотя бы свой болтовнёй — можете на меня рассчитывать. Если передумаете насчёт остального… — он позволил себе короткую игривую улыбку, — то я тоже в вашем распоряжении.

Когда они прощались, Грейвз коротко поцеловал его в губы.

Не в знак чего-то большего.

А в благодарность.

Потому что он очень давно… много лет… не слышал ничего подобного в свой адрес.

Он вернулся домой с лёгким сердцем. Спокойный, но не с тем равнодушным отупением, которое не отпускало его все эти дни, а со спокойствием человека, который сделал правильный выбор. Наконец-то он снова чувствовал это. Наконец-то снова мог верить в себя и усмехаться бурчанию внутреннего голоса: ладно тебе, никто же не умер. Да, ты один, ты устал, ты не знаешь, куда идёшь, но ты идёшь, а не тонешь. Да, может быть, тебе придётся учиться быть левшой. А может быть, со временем станет лучше. Пока есть хоть один человек за спиной, который тебе благодарен — ты справишься.

Он стоял перед домом, где горели окна, набирался сил, чтобы войти. Чтобы снова быть терпеливым и ласковым, понимать этот птичий язык, в котором на десять сказанных слов — сто несказанных. Да, это трудно. Но ты же сам это выбрал. И каждый день выбираешь снова. Учить, а не подчинять.

И ведь получается же, а?

Криденс уже не сидит у себя, а шатается по всему дому. Говорит чище. Скоро в шахматы обыграет. Он старается. Ему тоже трудно. Ты-то хоть понимаешь, что к чему, а он — нет. Каково ему было пережить это всё со своей немотой?.. Ну — зато он говорить научится, а ты научишься спрашивать.

Криденс сбежал с лестницы, услышав хлопок входной двери. Замер на последних ступенях — по нему было видно, что весь извёл себя страхом, ревностью и надеждой.

— Иди обними меня, — сказал Грейвз, устало улыбаясь.

Тот подошёл, явно стараясь не бежать, обнял, ткнулся носом ему в шею. Замер, потом глубоко вздохнул, расслабляя плечи.

— Ну что, убедился?.. — Персиваль обнял его в ответ, погладил по спине. — Криденс, если бы я хотел от тебя что-то скрыть, неужели ты думаешь, что я не нашёл бы способ?.. — негромко спросил он. — Я ничего от тебя не скрываю. Верь мне. Иначе у нас ничего не получится.

— Вы изменились… — пробормотал тот, прижимаясь головой к плечу. — Вы другой. Вам стало… лучше?..

— Да, мне стало лучше. Потому что я провёл очень хороший вечер с очень хорошим человеком.

— Он что-то сделал для вас?.. — негромко спросил Криденс.

Он просто не трепал мне нервы, — подумал Грейвз, но вслух сказал:

— Мы просто болтали.

— О чём?.. — спросил тот.

Грейвз прислушался к его тону, но там на удивление не было требования. Скорее — настойчивая просьба. На просьбы Грейвз после короткого раздумья решил отвечать.

— О разной ерунде. Мы говорили про театр, про спорт… Про не-магов… Знаешь, люди иногда просто болтают, а не обсуждают важные вопросы. Мы с тобой иногда тоже так делали.

— И это вам помогло?.. — Криденс поднял голову, взгляд у него был серьёзным. — То, что вы разговаривали вот так, о простых вещах?..

— Да, и это тоже, — Грейвз убрал длинную чёлку у него со лба.

— А что ещё?..

— Криденс, уже ночь, — терпеливо сказал он. — Давай вернёмся к этому завтра. Мне нравится с тобой говорить и о простых вещах, и о сложных — но не круглые сутки.

— Да, сэр, — сказал тот и убрал руки, чтобы Грейвз мог отступить.

— Ты тоже изменился, — Персиваль смотрел на него и не видел того вечного оттенка вины, испуга и неуверенности, которое всплывало то в тоне голоса, то в выражении глаз. — Что-то случилось, пока меня не было?..

— Нет, сэр, — сразу ответил тот. — Я хотел сказать — ничего плохого не случилось.

— Случилось что-то хорошее?.. — Грейвз улыбнулся. — Как ты думаешь — мне стоит подождать с расспросами до завтра или лучше узнать прямо сейчас?..

— Это может подождать до завтра, — уверенно сказал Криденс.

— Хорошо, — Грейвз вздохнул. — Я сейчас немного устал, чтобы удивляться или радоваться. Расскажешь мне завтра. Иди спать.

— А вы?..

— А я побуду в кабинете, — он погладил его по плечу.

Ночь выкатилась из-за холмов, рассыпала звёзды. Их мягкий свет нежно серебрил оконную раму, такой густой, что, казалось, его можно было стереть ладонью, как изморось.

Грейвз стоял у стола в своём кабинете, опирался на него бедром и курил. Он мог держать сигарету в правой руке — только когда подносил её ко рту, пальцы подрагивали. Он устал, но спать не хотелось. Несколько прошлых ночей кошмары не приходили — то ли он был слишком измучен, чтобы видеть сны, то ли им мешало присутствие живого, настоящего Криденса. Но сейчас, когда ему стало лучше, когда он мог хотя бы спокойно дышать — он боялся, что они вернутся. Снова просыпаться от ужаса он был не готов. Того и гляди, придётся приглашать Криденса к себе в постель, чтобы высыпаться…

Но к этому Грейвз тоже был не готов. Одна мысль вызывала в нём раздражение. Хотя теперь он видел, что всё идёт к тому, что Криденс рано или поздно в ней окажется — но Персиваль не хотел укладывать его туда по такому поводу. Хватит и того, что Криденс сам без приглашения туда улёгся — и, кстати, если он не прекратит это делать, с ним придётся поговорить. Персиваль был согласен на ночные вторжения, пока им обоим было смертельно одиноко — но раз лёд начал таять, они снова будут спать раздельно.

— Можно войти, сэр?.. — спросил Криденс, вставая на пороге. Голос у него был довольно странный — напряжённый, как будто надтреснутый. Полный тихой решимости. Криденс всё ещё был одет. Он что-то держал в опущенной руке — в темноте было не разглядеть, что это.

— Входи, — сказал Грейвз, выпуская дым.

Тот шагнул в кабинет, прикрыл за собой дверь.

— Мистер Грейвз. Я очень виноват перед вами, — сказал он, и это прозвучало настолько значительно, что Персиваль насторожился.

— Да, Криденс, я знаю, — ответил он. — Мы уже говорили об этом.

— Вы сказали, что ваша рука — это ваша плата за ошибку, — негромко сказал Криденс. В темноте было не видно выражения его лица, а голос звучал обманчиво твёрдо. Это была твёрдость стекла, по которому бежали трещины, но оно ещё не рассыпалось на части.

— Да, это так.

Грейвз наконец разглядел, что он держит в руке, и волосы зашевелились у него на затылке. Это был старый широкий ремень с грубой пряжкой — тот самый, который Криденс носил раньше. Покидая зверинец Ньюта, он забрал с собой свои старые тряпки, и хотя Грейвз ещё тогда велел их выкинуть — не послушался, судя по всему.

— Я тоже ошибся, — сказал Криденс, явно заставляя себя продолжать из последних сил. — Я тоже… — он осёкся, голос дрогнул, но он собрался и закончил шепотом: — Я должен заплатить. Пожалуйста, накажите меня.

И протянул ремень, опустив голову.