Леонид Яковлевич знал о нездоровом увлечении Артурчика мыльницей (благо, везде видеокамеры), но относился к этому лояльно. Никаких мер для борьбы с этим расстройством он пока не принимал, поскольку Артурчик поступил совсем недавно, без году неделя, и на переходном этапе такие заместительные реакции считались даже полезными.

Артурчик обратился к Леониду Яковлевичу с жалобами на навязчивую идею, суть которой состояла в том, что все его постоянно пытаются обмануть; что ему специально, со злым умыслом, подсовывают прайсы с безбожными ценами; другие же там, где он переплачивает, получают громадные скидки. Эта идея преследовала его и в молодости, когда он с дипломом журналиста пошел работать менеджером в рекламное агентство. Но тогда она его мало беспокоила, и Артурчик мог легко скрывать свое негодование, раздражение и убеждать себя, что он платит правильную цену.

В настоящее время, когда Артурчик, пыхтя и неимоверно напрягаясь, добрался до середины карьерной лестницы и стал директором, но далеко не владельцем рекламного агентства, в котором начинал, ему стало невмоготу с этой его навязчивой идеей. То ли годы не те, то ли работать стало сложнее. Плюс к этому, идея отягощалась мыслью, что зарплаты он выдает зря, так как в агентстве работают одни бездельники и прощелыги. В общем, сдерживаться Артурчику становилось все сложнее. К тому же все чаще стал замечать, что клиенты удивляются, а подчиненные ропщут. И это вызвало у него дополнительное сильнейшее беспокойство.

Леонид Яковлевич предложил короткий курс стационарного лечения. В первые же дни выяснилось, что Артурчик еще и вполне сформированный хронический трудоголик: не умеет ни работать, ни отдыхать. Так что, судя по всему, его пребывание в 15-ом отделении будет более длительным, нежели предполагалось вначале…

…Графиня Кэтрин Демидова с племянницей Галлиной.

Кэтрин Демидова здесь проездом. Эта высокая и чопорная; прямая, как стрела; сжатая, как пружина; натянутая, как струна, женщина с седой прической очень напоминала макет средневекового замка. Да и одета она была соответствующе – в черное строгое платье, украшенное алмазной брошью на стоячем воротничке.

Кэтрин Демидова – англичанка. Ее родители вынужденно эмигрировали на туманный Альбион в начале двадцатого века, оставив на растерзание и поругание пролетариату и крестьянам несколько своих дворянских гнезд – крупных имений, дома в которых смело можно причислять к шедеврам русского зодчества и памятникам архитектуры.

И вот, чуть ли не через сто лет после бегства родителей из страны, престарелая, но довольно активная Кэтрин, которая ни разу еще не была на исторической Родине, решила восстановить справедливость – собрать воедино наследие Демидовых и вернуть родовое имущество в лоно любящей семьи.

Вместе с ней осуществлять этот благородный, но очень тяжелый замысел отправилась племянница Галлина – добрая, скромная, образованная, воспитанная девушка. Она искренне помогала тетушке во всех ее делах.

И дела, надо сказать, шли хорошо, местами даже отлично. Рекомендательные письма, связи, репутация, близкие и дальние родственники – все эти факторы играли положительную роль и графиня Демидова, где частью, а где и целиком, возвращала поместья или получала солидную компенсацию.

Дела шли неплохо, но, как по ходу оказалось, только на территории европейских стран, присоединенных к соцлагерю по окончании второй мировой войны.

Как только Кэтрин Демидова пересекла границу и, вкусив дым Отечества, попала на Родину, ее годами выдержанный, выпестованный лучшими педагогами, гувернерами и учителями английский консерватизм дал течь. Если описывать случившееся на русском, то «и на старуху нашлась проруха».

Достигнуть чего-либо не представлялось возможным. Чиновники подолгу рассматривали ее заявления и требования, неоднократно приглашали на встречи, намекали на вознаграждения и просили на благотворительность. Она то и дело оказывалась в длиннющих очередях, в которых никто не обращал на ее аристократическое происхождение ну совершенно никакого внимания. Ее чопорность и выдержка, попадая в бюрократическую машину, стали рассыпаться в пыль и развеиваться по ветру.

У графини начались жуткие мигрени.

Последней каплей, которая переполнила чашу, стал осмотр дома в одном из бывших поместий.

Кроме того, что эти невежды осмелились превратить любимейшую усадьбу родителей в сиротский приют, жестоко перепланировать ее, так они еще и не прилагают никаких усилий по сохранению этой архитектурной жемчужины для истории и потомков!

Сердце и разум Кэтрин Демидовой не выдержали надругательств и вандализма над семейными ценностями – с нею приключилась истерика.

Ближайшим достойным ее статуса и положения в обществе лечебным заведением оказалось 15-ое отделение.

И Леонид Яковлевич лично взялся восстановить былое равновесие графини, не забывая о предписанных протоколом правилах, естественно.

Кэтрин Демидовой здесь понравилось. Позже она собиралась для укрепления лечебного эффекта посетить еще и местный курорт минеральных вод.

Племянница следовала за тетей всюду, поэтому в 15-ом отделении они жили в одной палате. Галлина с интересом наблюдала больничную жизнь, соблюдала ее правила и вот уже два дня мечтала стать врачом. Каким именно, она пока не решила…

…Последним появился доктор. В отличие от врачей 15-го отделения, он был без халата – в джинсах, вельветовом пиджаке и белой рубашке.

Леонид Яковлевич приглашал его для проведения сеансов групповой психотерапии.

Антон Карлович со всей любовью к себе и своей профессии занимался порученным ему делом. Весь вид его располагал к задушевным беседам. Он был в меру упитанным, но с жирком про запас. Его открытое лицо с мягкими чертами украшали пышные усы. Весь вид доктора напоминал мягкотелого добродушного и безобидного моржа. Однако это не мешало ему бывать, когда надо, строгим и требовательным.

Антон Карлович не был приверженцем какого-то одного направления в психотерапии. Он удачно соединял разные подходы и стили, на основании личного опыта создавал свои техники, что делало его оригинальным и востребованным специалистом.

Кроме этого, следует отметить, что далеко не каждый психотерапевт мог сладить с пациентами 15-го отделения, собранными в одной комнате. В одно время Леонид Яковлевич проводил своеобразный необъявленный кастинг. И было много званых, да мало избранных. Антон Карлович сумел пройти предложенные ему испытания. И благодаря своим умениям справедливо снискал себе почет и уважение.

Также у Антона Карловича была привычка поглаживать себя по толстым ляжкам. Делал он это автоматически и по-разному – в зависимости от мыслительно-аналитических процессов, происходящих в его голове. Когда он думал интенсивно, поглаживания были синхронными и быстрыми; когда вспоминал что-то приятное – медленными с прижимом; когда принимал решение – ладони двигались вразнобой, а когда радовался, то даже похлопывал по ноге в такт мелодий военных маршей.

Антон Карлович сел, привычным рефлекторным движением положил ладони на ляжки и начал сеанс:

– Здравствуйте, – поздоровался он со всеми, а потом посмотрел на него и добавил: – Вижу, в нашем кругу новый человек. Расскажете о себе?

Хотя он обращался к нему, ответил Кондратий:

– Он бы рад рассказать, Антон Карлович, да не может. У него полнейшая потеря памяти.

Доктор улыбнулся в ответ и холодно заметил:

– Кондратий, вы же прекрасно знаете наши правила – здесь каждый отвечает сам за себя, – и вопросительно посмотрел на него.

Он почувствовал, что может просто отказаться говорить, но все же решил кое-что сообщить. И начал с имени:

– Меня зовут ИВАН Родстванепомнящий. Как меня звали до сегодняшнего дня, я не помню…

Доктор хотел что-то уточнить, но его опередила Оля и быстро протараторила:

– А давайте, мм-м, мы все сегодня будем под вымышленными именами. Давайте. Я буду принцесса Диана. М-да. Она ведь умерла и ей, наверное, все равно, кто возьмет себе ее имя.