— Тебе противны шрамы?

— О, нет! Гилл выбрал меня очень давно! Я очень ждал, когда уеду с ним в горы. Я… люблю Гилла… кажется, — Римм замялся и опустил глазки.

— Это хорошо! — выдохнул Лив, — Если ты ничего не чувствуешь к своему партнёру и ложишься с ним в постель, это настоящая ложь, которой нет прощения.

— Гилл… смотрит на меня жадно…

— Ты — настоящее искушение, малыш!

— Н-не говори так! Ведь ты тоже смотришь, словно, хочешь обнять.

— И не только! — прорычал Лив, понимая, что теряет контроль. — Иди в лагерь, Римм, я не доверяю сам себе, когда нахожусь рядом с тобой.

Мальчик встал, но сильная рука молниеносно схватила его за запястье. Лив поднимался, нервно поводя плечами и шеей, по всему его телу прокатывалось напряжение, отчего бугрились узлы мускулов, золотые глаза потемнели. Гилл приготовился выскочить из убежища, но словно ждал чего-то.

— Риммуас, ты… чувствуешь меня? — глухо спросил молодой барс.

— Д-да…

— Знаешь почему?

— Мы п-пара? — омежка осторожно огляделся. — Я… мне… нравится твой запах, Лив… Но Гилл… Гиллу это не понравится.

— Гилл порвёт за тебя любого! Наверное, тебе повезло, что тебя выбрал такой могучий альфа. Он сможет тебя защитить, Малыш!

— А ты?! Ты уже спас меня!!! — всхлипнул Риммуас и закрыл лицо ладонями.

Лив сглотнул.

— Не плачь! Не будь таким беззащитным рядом со мной!

— Я хочу, чтобы ты обнял меня, — вдруг прошептал мальчик, губы его дрогнули. — Но… нельзя! Это поссорит вас с Гиллом.

Лив рванулся и сжал тонкое тело; безвольно откинулась головка принца, обнажая белое горло с пульсирующей голубой жилкой. И нежные плети рук обвили шею молодого барса.

…Дыхание сорвалось… пропало…

…Сердце забилось так сильно, словно хотело пробить грудную клетку… Губы обласкали линию изящного плеча, потянулись к сладкому постанывающему ротику…

Гилл было дёрнулся, с секундным порывом отбросить племянника от своего Младшего, но замер… Лив сам, с трудом владея собой, отстранил Римма.

— Я не имею права… ломать тебе жизнь, Малыш! Гилл доверяет мне и тебе. Ты — жизнь моя, дыхание моё! Прикажи, я умру у твоих лёгких ножек! Но… я опоздал полюбить тебя…

— Полюбить? Я так ждал, что хоть кто-нибудь меня… просто полюбит, — омежка вдруг тоскливо посмотрел на кусты.

Гилл с хрустом вылез из ракитника.

— Детский сад! — проворчал Барс. — И я, чёрт вас подери, чувствую себя последней сволочью.

Римм подбежал к будущему мужу, прижимая руки к груди:

— Прости меня! Это я допустил! Я! Лив не устоял!

— Я всё видел и слышал, дурашка! Забыл? — Гилл потрепал омежку по белоснежному затылку. — Мой племянник честен и смел, коли бросает мне вызов за вызовом. Бестолковые детки захотели счастья!

Римм побледнел:

— Н-не наказывай его! Прошу!

— Почему? — Гилл прищурился. — Я велел не говорить тебе о своих чувствах. Он ослушался и смутил твой покой.

— Не-е-ет! — ахнул мальчик. — Я не предам тебя! — он рухнул на колени, цепляясь за одежду альфы.

— Встань! — рявкнул барс и вздёрнул Римма с земли. — Не смей так унижаться даже передо мной! Я разве вёл себя с тобой грубо?! Я пылинки с тебя сдуваю! Глупый котёнок!

Лив подошёл к ним, тяжело дыша.

— Прости, Повелитель, но мне придётся уйти. Я не смогу жить рядом с Малышом, не смея к нему прикоснуться.

Римм всхлипнул и опустил глаза.

— Не уходи! — прошептал мальчик.

Гилл чертыхнулся ещё несколько раз.

— Я тебя не отпускаю, Лив! — рявкнул Крайт. — Более того, я не разлучаю тебя с Котёнком!

— Как такое возможно?! — ахнул молодой барс. — Отдашь?!

— Мне тяжело это признавать, но вы уже накрепко связаны. Смотреть, как угасает мой мальчик в тоске по тебе, я не хочу. И утратить силу твоих лап, зоркость глаз и ясность ума, я тоже не готов. Пройдёте по пути Осознания в Седых Скалах…

— Он не ступит на ту тропу! — зарычал Лив. — Это я с малолетства лазил по горам! А Римм… Он разобьётся!

— Если будет чувствовать тебя всем сознанием, то останется цел! Я позволю ему страховку. Первым пойдёшь ты — проложишь путь. А Риммуас двинется следом по твоему запаху.

Лив ссутулился от тревоги. Мальчик подошёл к молодому альфе, погладил его по могучему плечу.

— Я смогу, я пойду за тобой хоть в адово пекло, если это поможет нам быть вместе, — жарко шепнул этот слабый нежный омежка и невольно придал Ливу силу и уверенность.

— Вот бесёнок! Крутит нами, как хочет! — рыкнул Гилл. — Это непростое испытание! И омеги, и альфы, испытав хоть малейшее сомнение, гибли на этом пути.

— Значит, я погибну, Гилл. Но я не могу больше, так терять себя. Я поставил на себе крест и искал спасение в твоих руках, потому, что не видел другого выхода. Я тебя не люблю, как пару. Это нечестно. Плохо! Ты — настоящий мужчина без толики фальши. Твой Младший должен растворяться в тебе, плавясь от страсти, желая каждой клеточкой тела. А я… это чувствую к Ливу, не к тебе. Злишься? — снежноволосый мальчик подошёл к огромному барсу без страха и взял его за руку, склоняя головку. — Прости!

Гилл без стеснения схватил омежку и впился в сладкие губы жадно-горячим поцелуем под глухое рычание Лива.

— Глупый котёнок, я хочу тебя до дрожи! Но ты прав: ложь в постели хуже измены. До сего момента я просто желал единолично трахать тебя! Не хотел даже ждать твоё совершеннолетие! Со мной ты был бы, как за каменной стеной.

Омега вскинул бездонные влажные глаза: Гилл не лукавил. Его могучее тело, оплетённое мускулами, было мощнее, чем у Лива. Повелитель был старше, мудрее и сильнее. Но золотые глаза молодого барса грели жарче, руки ласкали нежнее и сердце билось и жило лишь для Римма Ляшера.

— Я предпочту минуту в объятиях любимого всей спокойной сытой жизни в твоих чертогах.

— Честно, Малыш! Не верится, что это говорит слабый неуверенный в себе омежка, — Гилл погладил мальчика по щеке. — Иди к нему! К чёрту испытание!

Риммуас бросился к Ливу, запрыгивая на него, как обезьянка. Молодой барс с немой благодарностью смотрел на Повелителя, с силой сжимая гибкое изящное вожделенное тело.

— Дотерпите до замка в Седых Горах, мелкие! Там в свеженаглаженной постели можете грешить сколько душе угодно! И поскорее подарите мне внуков! — прорычал Повелитель и махнул рукой: Лив и Римм уже целовались, как умалишённые.

— Котёнок мой, любимый! Сокровище моё! — хриплым от страсти голосом шептал Лив в промежутках между атаками на спелые атласные губки. — Не выпущу никогда! Не отдам никому! Выпью до дна и съем до последнего кусочка!

Риммуас уже не ощущал ничего, кроме наслаждения от ласк, дрожи от слов и дыхания, вибрирующих по его коже. Молодой альфа прижал своего мальчика спиной к огромному стволу, подхватывая под попку одной рукой и обнимая за плечики другой. Их трясло, как в лихорадке дыхание сбивалось. Лив был готов вот-вот перекинуться, внезапно Римм выгнулся в его руках, гортанно вскрикивая и мурча. По хребту котика прокатилось характерное потрескивание. Гилл подскочил к племяннику: Римм проходил через свой первый оборот. Десны юноши закровило от прорезывающихся клыков, ровно, как и кончики пальцев — от когтей, уши заострились, черты прекрасного лица поплыли, трансформируясь в не менее фактурную звериную мордочку. Лив опустил потяжелевшего Римма на землю, поглаживая по спине. Зрачки котика стали вертикальными, потом заняли почти всю роговицу, мальчик изломился в пояснице, падая на колени и локти, выпуская хвост. Потом грациозное поджарое тело покрылось мягкой шерстью белого цвета, словно посеребренной инеем.

— Оборачивайся, Лив! — хрипло приказал. — Ваш первый раз, похоже, будет сейчас!

Прекрасный зверь, молодая пантера уже ощупывала лапами землю, переминалась, хлопая себя по округлым бёдрам упругим хвостом, скалила на мужчин сахарные клыки, между которых вздрагивал розовый бархатный язычок.

Рядом глухо зарычал доминант. Великолепный барс уже приближался к возбуждённому, испуганному новыми ощущениями Римму. Пантера сморщила нос и зашипела. Барс раскатисто рыкнул и потёрся большой тяжёлой головой о шею Римма. Пантера отступила, напряжённо мурча и нервно облизываясь. От него уже исходил одуряющий запах просыпающегося в желании омеги.