— Расскажите мне.

— Что?

Наивный взгляд был сыгран с таким великолепием, что Стрэндж невольно залюбовался и неожиданно отметил про себя, что брови у этого Локи, не в пример оригиналу, выразительные, подвижные. Взлетая вверх, они трогательно морщили лоб, почти по-детски.

— Что-нибудь интересное. Расскажите какой-нибудь свой секрет. Вот это будет знаком доверия. Не так много я и прошу.

— С какой стати? — скрытность была для Локи чем-то вроде крови в жилах, он с ней родился, вырос, она была частью его.

— Да просто так. Вы что, никогда в самолетах не летали? В поездах не ездили? Мы ведь с большим удовольствием выбалтываем попутчикам наши секреты? А знаете почему? Да потому, что мы хотим от них освободиться. Представьте, что я и есть такой случайный попутчик. Ни я вас больше никогда не увижу, ни вы меня. Воспользуйтесь моментом. Позвольте себе слабость быть откровенным, вытрясите из себя все грязное белье — и полегчает. Или боитесь?

— Нет. Но что, если я начну вам рассказывать что-то такое, что вам понравится? Не боитесь синдрома Шахерезады?

— Вот и узнаем, когда время придет.

Стрэндж надеялся, что сумеет контролировать игру, до тех пор, пока в этом будет смысл, пока этот Локи будет полезен и интересен. Недолго. Только поиграет в откровенность до того момента, как поймет, каким образом Локи контролирует и сохраняет свой мир. Поймет и сможет сделать подобный мир сам. А после можно будет разорвать контакт и искать путь к тессеракту. Так он думал и не осознавал, что эмоциональные качели его захватывают. Непреложный факт того, что Локи — это всего лишь результат волошбы и энергии тессеракта, отходил на второй план, переставал иметь значение.

— Ну, хорошо. Посмотрите еще раз вокруг. Вам ведь тоже приходила в голову мысль, что все это, — Локи обвел рукой виноградники. — обман? Ловушка. Секретов у меня нет, но есть ощущение, что я заперт в компьютерной игре, у меня есть полный набор кодов, но нет будущего. Каждый раз одно и то же. Понимаете, что я имею ввиду? По глазам вижу, что понимаете. Если бы у меня был выбор, я бы остановил этот шарик и перепрыгнул на другой.

У Стивена неожиданно защемило под сердцем. Словно его тело среагировало на эти слова быстрее, чем разум, и интуитивно приняло их за чистую монету. У Стивена возникло странное чувство, что последнюю фразу произнес не Локи, а он сам. Если так, то у них с биоаномалией должно быть много общего. Почему бы не общие интересы, разговоры о которых вскрывают людей, как устриц?

— Вы любите катастрофы? — Стрэндж точно не знал, почему выбрал именно этот вопрос. Наверное потому, что договорившись с Дормамму, так и не сумел договориться с собой. А может быть потому, что вдруг почувствовал необходимость дать своему телу и своему интеллекту возможность сбросить короткий поводок рациональности. В горле запершило, но он все равно продолжил хриплым, непослушным голосом. — Я их с некоторых пор изучаю. Вот, например, московский пожар тысяча пятьсот сорок седьмого года.

— Или мороз тысяча одиннадцатого года. Знаете? Когда у вас там все замерзло от Черного моря до Босфора. Даже Нил встал. У родителей есть… была… черт, да все равно. Одним словом, в библиотеке лежит подборка манускриптов. Есть что-то притягательное в том, как люди переживают катастрофы. Некий авангард. Искусство, если хотите, — Стрэндж краем глаза заметил, как пока Локи говорил, его лицо цвета магнолии слегка порозовело, а черные волосы слегка растрепались. — Не думал, что кто-то кроме меня таким интересуется. Или, — тут Локи запнулся и с тоской поглядел на Стивена — его пронзило неизбежное в последнее время чувство дежавю. — Такого не может быть. Я словно разговариваю с самим собой. Вы всего лишь мое больное воображение? Артефакт моего мозга?

Стивен каждой клеточкой кожи почувствовал, как дрогнул воздух, как квантовое поле поменяло частоту колебания, как осела земля под ногами, увидел, как Локи испугался, как его глаза начали терять блеск и интерес. Восьмой мир завибрировал на максимальной амплитуде, как все семь предыдущих до него перед взрывом.

Итак, вот оно — слабое место и ближняя зона хозяина «Чертога». Страх помешательства. Страх одиночества. Надави сильнее — и все, на этот раз уже окончательно, полетит в тартарары. Стивен прикинул, что собрать вещи и телепортироваться — не проблема. Беннер зарегистрировал уже достаточно всего, чтобы проложить дорогу дальше. Но не это было сейчас для Стивена в приоритете. Уходить из восьмого мира было рано. Слишком рано. Локи так и не сказал ничего важного. Не показал, как работает его мир. Стрэндж не понял, как этот мир искажает его магию, не понял его неповторимого плетения, не научился воссоздавать его сам. Да и как-то жалко стало уходить. Все здесь было и просто, и сложно. Невыносимо красиво устроено и предельно хрупко. Неограниченный потенциал зависел от банального настроения, от движения души, от каприза. Стивен решил вернуться к началу разговора и предложить то, что могло его выдернуть из трясины сомнений.

— Хотите увидеть конец света?

Он решил прогуляться на место устроенной Таносом катастрофы. Это было рискованно, но интересно: может ли восьмой мир существовать без Локи? Может ли этот Локи существовать без восьмого мира? У Стивена чесались руки проверить. С одной стороны, одна растянутая секунда универсального времени не должна была разрушить все. Только заставить чуть сдвинуться в нужную сторону. Кроме того, Беннер развернул аппаратуру сразу после ужина. Он сумеет зафиксировать изменения и стабилизировать материю, если вдруг у Стивена все выйдет из-под контроля.

С другой стороны, катастрофа всегда вызывала сочувствие. А сочувствие — это инструмент. Очень эффективный для сотрудничества и получения информации. А сочувствие Локи и его сотрудничество дорого стоят в поисках тессеракта. А может быть, они стоят и самого тессеракта.

Значит, решено. Исследователь в Стрэндже дрожал от возбуждения. Игрок потирал руки в предвкушении исключительной партии. Стрэндж вытянул руку и сделал другой несколько вращательных движений против часовой стрелки, в воздухе заискрило, как от огромного точильного круга, ткань мира сморщилась, сложилась безумной мозаикой, а потом открылась, как крышка старой большой кастрюли без дна. По ту сторону пространственного туннеля стал виден Нью-Йорк, покрытый слоем серого пепла, разбитый на множество железобетонных кусков, которые сверкали опрокинутыми гранями под вспышками электрических разрядов. Стивен шагнул в обрамленный фейерверками колодец и снова оказался в руинах, от которых его отделяло уже более года жизни, поисков, гонки за тессерактом.

Это не было его первое возвращение в прошлое. Возвращаясь то сюда, то на Титан, то на Ваканду, он каждый раз чувствовал себя мотыльком, прилетевшим на тепло старого пожарища. Чтобы согреться гневом, чтобы придать себе решимости. У Тора для того же самого был брат, которого он искал, прорубая своей секирой один мир за другим. Стивену человека заменила петля времени.

Стрэндж высунулся из колодца наполовину, протянул руку — Локи делать шаг вперед не спешил. Он верил и не верил своим глазам. Но всегда знал, что реальность — это прозрачная сетка, через которую утекает все самое интересное. Ни этого ли он ждал всю жизнь?

От руки Стрэнджа исходила уверенность и сила. Откуда-то это ощущение было ему знакомо. Ему хотелось его снова впитать, но он все медлил, а Стивен не торопил. Локи потянулся, оторвал от лозы забытую сборщиками гроздь мерло, сдавил ее, ощутил, как между пальцами побежал сладкий сок, капая на комья глины душистой кровью. Что такое реальность? Избирательность восприятия. Локи испытал странное удовольствие от этой мысли и своего акта вандализма, подбросил гроздь вверх, крепко схватился за холодную, как только что выловленная форель, руку:

— Надеюсь, путешествие будет со скидкой, — и шагнул в колодец. Где-то на периферии сознания шевельнулась мысль, что он будет об этом жалеть. Но было уже поздно.

Стивен стиснул костяшки Локи, рванул его на себя через пространственно-временной портал. Локи не рассыпался прахом, не превратился в камень. Сильное, мускулистое тело толкнулось в него, чуть не сбивая с ног. Чтобы сохранить равновесие, Стрэндж обхватил Локи за пояс, почувствовал под рукой тугие прогнувшиеся мышцы, и почему-то не поспешил убрать ладонь. Сначала втянул в себя застрявший в темных длинных волосах пряный аромат ночной земли и только после этого отступил.