И Маркус, и Гэвин, и Элайджа ждут незамедлительных последствий разговора за завтраком. Но ничего не происходит. Отец словно забывает о Маркусе.

Гроза разражается после Дня Труда. Советник приглашает сыновей зайти в его кабинет на пару слов во вторник перед ужином. Он не хочет улетать в Вашингтон не поговорив.

— Иметь друзей — это правильно. Это приятно и полезно. Но это еще и ответственно, — начинает Советник, неторопливо закуривая сигару и, внимательно глядя то на одного сына, то на другого, продолжает:

— Друзья — это те, для кого мы готовы сделать все. Это семья — которую мы сами себе выбираем. Я видел, что Гэвин сдружился с Маркусом, а теперь и ты, Элайджа. Я ничего не имею против. Пока. Но… Как бы лучше это вам сказать… Поверьте моему опыту, лучше иметь друзей своего круга. Пусть не таких ярких, как Маркус, но зато и без сюрпризов. Я не говорю, что Маркус ненадежный. Я не говорю, что Маркус не заслуживает нашего расположения и доверия. Но я бы предпочитал, чтобы он дружил с вами, а не вы с ним. Одностороннее движение эмоций всегда безопаснее. Пусть лучше он будет готов на все ради дружбы с вами, а не вы! Подумайте над этим. Больше я от вас ничего не прошу. Пока. Договорились?

Гэвин кивает головой сразу. Элайджа — поразмыслив несколько секунд. Но от этого его согласие кажется более уверенным и заслуживающим доверия. Советник Рид удовлетворенно улыбается. Практически сразу после ужина он вылетает назад в Вашингтон координировать «программу правового регулирования в сфере клонирования и трансгенных мутаций», а Маркус остается. Через два дня начало учебного года. Гэвину надо снова войти в ритм, Элайдже — собраться с духом.

***

Учебный год начинается с того, что Элайджа сдает экстерном программу за шестой, седьмой и восьмой класс и просит разрешения учиться с ноября на одном потоке с Гэвином. Пока директор решает эту проблему, Маркус, Элайджа и Гэвин сидят в приемной и снова чувствуют себя одной командой.

Но этот момент проходит, и Гэвин опять в стороне. Гэвин знает по себе, что есть в брате что-то такое, что заставляет хотеть о нем заботиться, но здесь другое. Для Маркуса Элайджи больше чем работа, больше, чем дружба. В отношении Маркуса есть что-то глубоко личное, исключающее и исключительное. Если бы Гэвин захотел копнуть поглубже, он бы употребил слово «фатальное». Но он не копает. А ведь еще весной ничего такого не было.

Сейчас Маркус целиком занят Элайджей, планирует его утро и вечер по минутам. На Гэвина остается все меньше и меньше времени, совместные тренировки теперь только по субботам. Гэвин чувствует себя третьим лишним, а Элайджа ничего не замечает вокруг, кроме учебников. Гэвин думает, что так неправильно. Он хочет, чтобы все стало по-прежнему, как было до его отъезда в летний лагерь:

— Ты ненормальный, Лайджа! — не выдерживает он к Рождеству, — Так учиться, так тренироваться. У тебя крыша поехала второй раз, только в другую сторону.

— А мне кажется, что наоборот, что наконец я стал нормальным.

— Ну если ты нормальный, то я дебил.

— Только не для меня, — Элайджа так серьезен, что это обидно вдвойне. Гэвин с досады дает брату затрещину. Его ладонь вскользь проходит по густым мягким волосам на затылке.

— Это была шутка, — примирительно говорит Элайджа, но Гэвин-то знает, что он не шутил. Он не умеет.

***

В апреле Элайджа с Гэвином опять учатся в разных классах. Гэвин еще в десятом специализируется на общих предметах, а Лайджа уже в одиннадцатом — на академических.

К удивлению Гэвина, Элайджа выигрывает конкурс Интел. Семья едет в Вашингтон на вручение. Это первый выход Элайджа в свет. Хотя Маркус и провел с ним перед отъездом всю ночь успокаивая, убеждая, уговаривая, это помогло лишь отчасти. Элайджа спокоен внешне, но внутри у него все дрожит. Гэвин видит, как его глаза иногда закатываются, как пальцы, которые он прячет в карманы брюк от чужих глаз подальше, скрючены, а губы почти белые.

В таком состоянии брат не может ни фотографироваться, ни говорить благодарственную речь с трибуны. Гэвин не понимает, почему отец не взял Маркуса. Что и кому он хотел доказать? Может быть Элайдже и можно волноваться, но Маркусу в этот момент лучше быть рядом. Так думает Гэвин, держа Элайджу за руку за кулисами и слушая, как отец вместо него тоном экскурсовода вещает на весь зал:

— Я горжусь своим сыном. Его детство прошло в трудных условиях, но он, как потомственный Рид, преодолел все преграды на своем пути. Духовный голод, который он пережил в детстве, вызвал повышенный аппетит к знаниям. Однозначно. Главная трудность для нас всех была в том, чтобы разбудить этот аппетит, но наша семья с этим справилась. Поэтому эта награда не только для моего мальчика, но и для всей семьи Рид, и я, как ее глава, сегодня благодарю жюри конкурса Интел за высокую честь выступить перед всеми собравшимися в зале. Я уверен, что это только первый шаг Элайджа Рида к новым открытиям на благо всего человечества.

Гэвину стыдно, что Маркус, который стоит за всеми достижениями Элайджа и та докторша из программы «быстрый мир», Аманда Смит, не то что не приглашены, но даже не упомянуты.

Отец продолжает:

— Я благодарю фонд Интел за выдающуюся роль в поиске и продвижении работ таких молодых новаторов, как мой сын. Я считаю, что нашей стране надо всесторонне поддерживать программы развития детей именно с дисфункцией нейронной сети. Как говорит статистика, такие дети становятся особо выдающимися учеными. За ними будущее нации.

— Люди неблагодарные существа, — в то же самое время говорит Лайджа вполголоса, но Гэвин слышит очень хорошо и чувствует стыд, словно получил пощечину. Хотя при чем тут он?

***

Уже в мае Элайджа становится знаменитостью в узких кругах. Ему прочат блестящее будущее. В июне неинвазивная модель нейроинтерфейса, которую он предложил на конкурс Интел, привлекает к себе внимание Google DeepMind. Их главный пишет письмо с просьбой о сотрудничестве и прилагает к нему очень интересный договор. Советник Рид снимает очки и начинает их усердно протирать, энергично двигает желваками. Советник Рид не может ничего подписать без Маркуса — он не опекун собственного сына, он не может патентовать результаты идей Элайджа и заключать договора. Оплошность с его стороны.

Маркус из решения всех проблем сам становится проблемой. Советник Рид начинает плохо переносить его присутствие и все чаще раздражается, делает замечания. Гэвин старается понять отца, а не осуждать, но все равно в его голове не укладывается: как может то, что раньше ставилось Маркусу в заслугу, теперь мешать.

Потом Гэвин случайно слышит, как отец непривычно громко, голосом неправого человека говорит дяде Карлу по телефону:

— Я уверен, что этот человек плохо влияет на Элайджу. Однозначно. Я должен принять меры.

Гэвин уходит в свою комнату, готовится к завтрашнему тесту и думает: «Нужен тот, кто нужен? Нужен, пока нужен? Неужели отец руководствовался этой философией? Нет, не философией — зачем такие красивые понятия! — просто-напросто выгодой?»

К июлю Советник Рид больше не хочет слышать ни про родовую травму, ни про кровоизлияние в мозг. Теперь для него Элайджа — тот человек, на которого можно сделать ставку. Но его статус умственно-отсталого, записанный во всех медицинских документах, и опекунство Маркуса, официально оформленное при поступлении того на работу, напрягают.

Советник Рид привык с самого рождения сына вести борьбу за его нормальность. В июле он с тем же энтузиазмом готовится вступить в войну за самоутверждение рядом с будущей мировой знаменитостью. Как раньше, Советник Рид не собирается жалеть средств и не собирается их выбирать. Стремление добиваться своих целей немедленно и любой ценой остается опасным признаком его волевого характера.

В августе мистер Рид организует домашний консилиум. Приглашает человек десять, с именами и степенями. Никого из них Гэвин никогда не видел, ни в Институте, ни позже. Почти все они обслуживают армию. Аманды Стерн среди светил науки нет.