Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

По пути в Цвигрипш, попутно останавливаясь в каждом селе, Сабыда набрал десять стаканов женского молока. Каждая молодая мать сочувствовала его горю и клялась в своей безукоризненности.

«Жигули» не одолели ухабистую дорогу высокогорного села Цвигрипш, и Сабыда отправился за бесценным молоком пешком.

Проходя мимо одного из дворов, он услышал голос женщины, бранившей сына, при этом она поклялась именем отца сына, что строго накажет его. «Если жена клянется именем мужа, она верна ему», — подумал он и решил спросить, нет ли у нее грудного младенца. Увидев у ворот гостя, женщина вышла к нему и радушно пригласила в дом. Сабыда, поблагодарив хозяйку, вошел во двор и присел на скамью под яблоней.

— Прошу прощения, но хозяин не может оказать вам достойного гостеприимства, — вынеся графин вина с закуской, пожалела она. — Он был удачливым охотником. Но три года назад случилось несчастье: в единоборстве с медведем он потерял зрение и с тех пор не может передвигаться без посторонней помощи. Он уединяется в саду, облегчая душу свою игрой на апхярце.

— Я вижу, в этом доме есть младенец? — спросил он, обратив внимание на пеленки, развешанные на бельевой веревке.

— Да, у меня грудной ребенок, — подтвердила она зардевшись.

Сабыда немедля рассказал, какая беда привела его. Молодая женщина, не произнося ни слова, вошла в дом. Через некоторое время появилась с грудным молоком.

— Пусть оно вернет вашего ребенка к жизни! — горячо пожелала она.

Сабыда поднял стакан черной «Изабеллы», пожелал этому гостеприимному дому благополучие и выпил. Вынув из кармана две пятирублевки, протянул двум малышам-карапузам, что с любопытством разглядывали его. Те, нерешительно взяв деньги, смущенно потупились.

— Ах, это совсем ни к чему! — всплеснула мать руками.

Простившись, Сабыда собрался в обратный путь. Когда он проходил мимо забора, до его слуха донесся звук апхярцы. Он приостановился, вслушиваясь в его проникновенное звучание. Слепой запел песню о Шарпиецве и Хулпиецве — двух братьях-охотниках.

…Уаа, рада радагущагья, оуа!

— И детей твоих превращу в послушных холопов, — сказал он. — Ты умрешь сегодня.

Уаа рад рарира — уа, и жена твоя давно мне нравится!

Уаа рад гущагья оу-оу уааа…

Расчувствовался Сабыда. На сердце и без того было скверно. Песня слепого охотника воскрешала полузабытую старую легенду…

Рано утром отправились на охоту в горы два брата. Шарпиецв пошел по следу шестнадцатирогого оленя. Лишь к концу дня настиг было его на неприступно высокой скале, но тут зашло солнце, и, не рискуя сорваться в глубокую пропасть, невозможно было спуститься. Тогда Шарпиецв запел песню, в которой звал на помощь своего брата.

Хулпиецв услышал брата и поспешил на зов к подножию скалы, но ничем помочь не мог — черная была ночь, хоть глаз выколи. Дабы брат, заснув, не сорвался со скалы, всю ночь пел Хулпиецв песни, в которых издевался, смеялся над ним, приводя его в ярость, которая не позволит сомкнуть глаз.

Но Шарпиецв не воспринял мудрую находчивость Хулпиецва. Возвращался он с охоты угрюмый, затаив злобу.

Солнце поднялось на высоту дерева, когда братья приближались к дому. Проходя через реку Кодор по висячему мосту, Шарпиецв выстрелил в спину брата. Бурный Кодор унес бездыханное тело веселого Хулпиецва.

Вернулся Шарпиецв домой один и признался о случившемся матери своей. Разъяснила мать сыну, что находчивость Хулпиевца спасла от верной смерти его, и пронзительным криком известила село о посетившем ее дом горе.

Потрясенный Шарпиецв пошел к реке, которая унесла тело убитого брата, и долго лил в нее горячие слезы. Не облегчили слезы душу. Завернувшись в бурку, бросился Шарпиевцв с моста в бурную реку. Река понесла его вдогонку Хулпиевцу.

Мерцают две звезды на небосклоне: Шарпиецв — утренняя звезда и Хулпиецв — вечерняя звезда.

Народ назвал их так в честь братьев-охотников.

…Отвергнув все десять стаканов, Сит взял в руки одиннадцатый.

— Порази меня гром, но рядом с этой женщиной я вижу мальчонку трех лет, — воскликнул он. — Отправляйся в Цвигрипш и узнай правду у женщины.

Не теряя времени, помчался удрученный Сабыда в Цвигрипш. А к вечеру вернулся, озаренный радостью, и изложил старцу услышанное.

Женщина долго ломала голову над словами ясновидца. И вспомнила одну милую историю и, рассмеявшись, поведала ему о ней. Пятнадцати лет она осиротела, и ее взял на воспитание родственник из Цвигрипша. У хозяев рос мальчик трех лет, который очень привязался к ней. Каждое утро, просыпаясь, малыш прибегал к ней и залезал в ее постель. Она целовала его и тискала. Как-то он обмочился на нее и увлажнил ее нижнее белье. Бог свидетель, другого греха за ней не водилось.

— Коли так, это молоко годится, — сказал Сит. — Остается тебе найти троих людей, представителей разных фамилий, с кристально чистой душой.

Всю Апсны — от Ингури до Псоу — изъездил Сабыда, но не смог найти человека с незапятнанной совестью.

— Дад Сабыда, — обратился к нему старец. — Не так легко встретить безгрешного, а время не ждет. Я хочу помочь тебе. Приведи ко мне своего младенца и белого бычка: на заре нового дня соберу я народ и проведу исцеление.

— Да продлит Господь твою жизнь! — возблагодарил его Сабыда.

Наутро во дворе Сита собрались жители Блаа. Старец вышел к народу в сопровождении женщины с младенцем в руках. Безысходно скорбный взгляд молодой матери был опущен на безжизненное личико младенца.

— Да обойду вокруг вас, уважаемые односельчане, да падут ваши болезни на меня! — обратился Сит-ясновидец к народу. — Ваши взоры скорбно устремлены на неподвижное тельце невинного дитя. И коли среди нас прозвучит истина устами трех с безупречной совестью людей, носящих разные фамилии, ваши глаза узреют, как бледность его расцветет, и услышат ваши уши лепет малыша. Да возрадуются сердца ваши! Затем я дам ему молоко женщины, честной, верной своему супругу, и младенец избавится от тяжелого недуга. Таковы всесильные свойства истины, чести, добра — истоков нашей человечности. Всевышний следит за нами со своих высот. Да снизойдет он до нас и поможет этому младенцу!

Старец зорким взглядом обвел толпу:

— Если кто свято уверен в своей безупречности, выходи.

Народ безмолвствовал.

Пригласите сюда мою мать и жену! — повелел он.

Привели мать и жену.

— Перед вами трое: я, моя мать, моя жена — представители разных фамилий. Сейчас каждый из нас будет говорить, и если мы будем правдивы и не слукавим — к младенцу вернется жизнь.

Народ с безмолвным вниманием слушал.

— Мать, я не помню своего отца, он оставил белый свет, когда я был ребенком. Как тебе жилось с моим отцом и как тебе живется со мной?

— Нелегко, нан, приходилось с твоим отцом, — отвечала старая женщина. — Моя жизнь была сплошной мукой. Когда он пахал поле, я становилась впереди быков. Солнце палило, пот глаза застилал. Возвратясь с поля, я бралась за новую работу: готовила ужин, нянчила тебя. Но подрос ты, и будто гора с плеч. После твоей женитьбы я не знала ни горя, ни забот — окружена невесткой вниманием и любовью… Но нет для меня человека ближе мужа. Память о нем дороже, чем ты, сын мой. Мне тяжело передвигаться, но каждый божий день наведываюсь на могилу мужа, чтобы провести рукой по могильной ограде. Мне легче живется с думой о нем.

Затем Сит обратился к жене:

— Не смущайся, жена, перед народом, скажи правду о себе.

— Мне нет причины краснеть перед народом, я была верна тебе и предана, — сказала жена. — Всем известно: ты был достойным мужем. Но, бывая на людях, мне нравилось ловить на себе мужские взгляды, я и сама, бывало, засматривалась иногда на них. Иной раз, да простит меня Господь, хотелось отдаться другому мужчине, пришедшемуся мне по душе.

— Эх, афасаайт, и я был таким, да и теперь порой взыграет кровь при виде красивых женщин! — воскликнул Сит.

77
{"b":"634813","o":1}