Всадник въехал во двор к Аталыку-печальному. Оказывается, был он любовником его жены.

Наступил вечер. Аталык-печальный вернулся к себе во двор и видит: к коновязи привязана лошадь того всадника, которого он встретил в дороге. Аталык-печальный поставил коня в конюшню, обошел дом, заглянул в заднее окно, видит: тот всадник и его жена обнимаются.

Пока Аталык-печальный следил за женой и приезжим всадником, затрещала ограда из мгы, которая, словно каменная стена, опоясывала двор Хан-Заубида.

«Что это может означать?» — подумал Аталык-печальный и посмотрел в ту сторону, откуда раздался треск. И видит: через ограду перелетел какой-то всадник. Аталык-печальный узнал табунщика Хан-Заубида.

Табунщик подъехал к коновязи, привязал лошадь, быстро подошел к дому князя и постучал в окно. Жена князя отворила дверь и впустила табунщика.

— Ах ты, рожденная от собаки! Почему так долго не открывала? Разве не знала, что я должен прийти? Почему сразу не открыла двери? — сказал табунщик и трижды камчой стегнул жену князя. А та — ни слова. Напротив, вся светится радостью. — Быстрее накорми меня и дай дело сделать: мне некогда! — крикнул табунщик жене князя.

Жена князя поставила на стол все лучшее, что у нее было, накормила любовника, сделали они свое дело, и табунщик быстро вышел из дома, подошел к коновязи, отвязал лошадь, сел на нее, подъехал к изгороди, бросил на нее бурку, отъехал назад, пришпорил коня, ударил его плеткой, перелетел через ограду, забрал бурку и уехал к своему табуну.

А Хан-Заубид ничего этого не знает, сидит в кунацкой и рассказывает друзьям забавные небылицы.

Аталык-печальный все видел: и то, что делала княгиня, и то, что делала его собственная жена, но стерпел, ничего не сказал, решив ничего не предпринимать, пока утром не посоветуется с князем.

Аталык-печальный пошел в сарай, расстелил бурку и лег спать. Сказать, что он заснул, — значит сказать неправду: не мог он заснуть, увидев столько неожиданного за одну только ночь! Пусть наши враги так спят, как спал в ту ночь Аталык-печальный!

Аталык-печальный еле дождался утра и пошел к князю.

— Салам алейкум, Хан-Заубид! — приветствовал Аталык-печальный князя.

— Алейкум салам! — ответил князь и спросил: — Почему так скоро вернулся, Аталык?

Князь еще не умывался.

— Умывайся. Потом расскажу, — сказал Аталык-печальный.

— Дай умыться, — сказал князь жене.

Жена князя принесла тазик и кумган[60], дала мужу умыться. Подала она полотенце, но Хан-Заубиду показалось, что оно сырое.

— Почему не высушила полотенце? — сказал князь и бросил его княгине в лицо.

— Ой, убил меня, несчастную! — закричала княгиня.

— Князь, подними кофту и посмотри на спину жены. Увидишь, сколько на ней красных рубцов. Ты бросил ей в лицо полотенце, а она плачет, будто ее плетью избили. А когда на самом деле плетью полосовали, она, между прочим, не плакала, а радовалась, — сказал Аталык-печальный.

Хан-Заубид обнажил спину своей жены и увидел рубцы от камчи табунщика. Княгиня сразу перестала плакать, вся задрожала и выбежала из комнаты.

— Садись, Хан-Заубид, я тебе расскажу, почему я вернулся и что затем случилось, — сказал Аталык-печальный.

И Аталык-печальный рассказал князю все, и почему он вернулся, и что он увидел ночью.

Хан-Заубиду стало очень больно и горько. Он долго сидел молча, опустив голову и тяжело вздыхая.

— Ну, что будем делать, Хан-Заубид? Почему молчишь? — спросил Аталык-печальный.

— Что мне говорить? — сказал князь.

— Теперь ты знаешь, что делают наши жены. Хочу с тобой посоветоваться, как нам быть, — сказал Аталык-печальный.

— Не станем пока ничего говорить нашим женам. Оседлай коня, поезжай к нарту Сосруко[61] и расскажи ему все. Скажи, что я послал тебя к нему. Он больше нас видел, больше нас слышал. Мы сами не сможем судить наших жен: у нас с тобой на это ума не хватит. Поступим с ними так, как скажет Сосруко, — сказал Хан-Заубид.

— Хорошо, я поеду к Сосруко и расскажу ему все, — сказал Аталык-печальный.

Аталык-печальный приехал к Сосруко.

Сосруко пригласил гостя в кунацкую и позвал жену.

— У нас гость. Быстро подай обед. Наш гость очень устал и проголодался, — сказал Сосруко жене.

— Честное слово, Сосруко, не хочу я ни пить, ни есть. Приехал к тебе по очень срочному делу, — сказал Аталык-печальный.

— Раз ты так спешишь, рассказывай о своем деле, — сказал Сосруко.

Аталык-печальный рассказал Сосруко все от начала до конца.

Пока Аталык-печальный рассказывал, подали обед. Собеседники поели, попили.

Сосруко внимательно выслушал гостя, покачал головой и спросил:

— Аталык-печальный, кто прислал тебя ко мне за советом?

— Хан-Заубид, — сказал Аталык-печальный. — Надеемся, Сосруко, что ты посоветуешь, что нам делать с нашими женами. Как с ними поступить, знает только Аллах, а после него — ты. У нас с Хан-Заубидом одна боль, — сказал Аталык-печальный.

— Понял я, Аталык-печальный, вашу с князем боль. Это очень печальное дело. Ты приехал ко мне за советом, а я расскажу тебе, что случилось со мной, — сказал Сосруко.

— Я слушаю, Сосруко, рассказывай, — сказал Аталык-печальный.

— Так вот, Аталык-печальный, — начал Сосруко, — я целый месяц не появлялся дома. Были у меня три кунацкие. Одна стояла на Гуме, другая — на Инджиг-Чикуне[62], а третья — на Инджиг-Ду. Обедал я в одной кунацкой, а ужинал в другой. Позавтракаю и отправляюсь в путь. Пока доеду до следующей кунацкой, там уже все готово — и обед на столе, и молитвенный коврик расстелен. Пообедаю и пока доеду до третьей — там тоже все готово. Так я прожил целый месяц. Я не знал, кто готовил пищу и расстилал коврик для молитвы. Чтобы узнать, кто все это готовит, я однажды приехал в кунацкую раньше обычного. Приехал и вижу: какой-то молодой парень, засучив рукава, готовит обед. Он меня не видел. Я вошел в Кайдух[63].

Теперь парень увидел меня, и мы поздоровались. Он посадил меня в почетный угол и сказал:

— Как жаль, Сосруко, что я не успел приготовить обед. Ты приехал раньше времени. Лучше б мне умереть, чем так встретить тебя.

— Ничего, ничего, мальчик мой! И так тоже бывает. Не печалься из-за этого. Ты и так целый месяц работал на меня, — сказал я и пожал ему руку. Парень быстро принес тазик и кумган, дал мне умыться. Собрал на стол. Мы пообедали вместе. Парень убрал посуду, перемыл ее и аккуратно поставил на полку. Затем вернулся и сел слева от меня.

— Ты доволен, Сосруко, тем, что я сделал для тебя за месяц? — спросил меня парень.

— Доволен. Пусть Аллах будет доволен тобой! Столько добра мне еще никто не делал, — сказал я.

— Если ты доволен, я тоже доволен. А теперь хочу попросить тебя об одном одолжении. Если тебе нетрудно, выполни мою просьбу, — сказал парень.

— Конечно, выполню. Выполню, если даже погибну, выполняя ее, — ответил я.

— Коли так, то вот в чем моя просьба: одного моего брата убили великаны; я хочу отомстить им. Если тебе нетрудно, помоги мне в этом, — попросил меня парень.

— Разве это трудно! Если не окажу тебе такую малую услугу, на что я тогда? Поедем, мой мальчик. Сделаю все, как ты хочешь, — сказал я.

Я повесил на пояс большую палицу и вышел во двор. Парень тоже вышел, отвязал коня от большого дуба, к которому он был привязан железными цепями, погладил по голове, оседлал, и мы поехали в ту сторону, откуда восходит солнце.

Едем день, едем ночь. Я стал уставать. Устал и мой алып. А алып парня бежит все резвее и резвее, грызет удила, даже гарцует; придержит его седок чуть-чуть, он роет землю копытами. Долго, очень долго мы ехали. У меня сердце разрывается: куда этот парень ведет меня? Ведь нет на земле места, куда не ступала моя нога и копыта моего алыпа. А тут едем-едем, а конца пути нет. Вернуться стыдно. Что скажут люди? «Убью я этого парня и вернусь», — подумал я.