– Разумеется. Я так понимаю, вы заметили на стенах свои любимые знаки? Сакры, кажется, да? А Ролан, будучи внимательным, – Лисандр демонстративно взглянул на Ролана, – уже обнаружил ту самую сакру, что должна тревожить вас больше всего.

– Nassa, – озвучил Ролан.

– Nassa, – повторил Лисандр. – Или «Аркан». Ну и названия вы им даете. В общем, люди мои не скучали и даже провели жертвоприношение, чтобы требуемый ритуал сработал.

– В нашем случае не требуются столь радикальные меры, – сквозь зубы выговорил Александр. Напоминание о том, на что посягнули догмары – на их священные, родовые сакры, вызвало сложно контролируемый гнев.

– Это в вашем случае. А в нашем очень даже требуются. Поскольку мы собираемся использовать ваше оружие против вас же, а значит, жертва нам нужна.

Александр сжал кулаки: как он узнал, как же он узнал?

Пора было что-то делать – нападать, защищаться, убивать. Но не продолжать эту светскую беседу на тему того, как их расчленят.

– Почему бы нам не приступить к кульминационной части? – поинтересовался Лисандр. – Мне кажется, с приветствием я затянул.

И не дожидаясь ответа Александра, догмар достал из кармана нож и разрезал правую ладонь.

Ferus пришли в движение. Александр тут же кинулся на Лисандра, но был отброшен невидимой силой: кровь успела коснуться земли, и ударная волна откинула его назад.

Заклинание сакры «Аркан». Это было заклинание сакры «Аркан», которое отвечая своему названию, предназначалось для того, чтобы замыкать, затягивать пространства обычно с кем-то или чем-то внутри. И теперь этими «кем-то» оказались ferus – прародители сакр, тем самым получив подтверждение того, что при неправильном, извращенном использовании сакры способны вредить своим же.

– Ты – сучий ублюдок, – прохрипел Александр, рефлекторно перевоплощаясь в истинного belua ferus.

Сдерживаемая сущность рвалась наружу, желая высвободиться от сковывающих пут. И она освобождалась, освобождалась бурно: ferus рычали, метались как в клетке, кидались на невидимую воздушную стену, однако раз за разом отбрасывались назад.

– Как только выберемся – сожжем на костре, а позже заставим захлебнуться нашим ядом. – Дей на глазах менялся в размерах, раздавался в алеющих, венозных плечах. Черты лица становились уже, жесткая кожа все больше натягивалась. Он становился выше, а вместе с тем под кожей зарождалась дымчатая субстанция, темная, будто эфемерная, что живой струей пробегая по телу, заполняла каждый измененный участок.

– В том-то и дело, что не выберетесь, – голос Лисандра глох. – Парни! – обратился к догмарам, – запомните выдающихся ferus именно такими: чудовищными, неразумными и…беспомощными. Какой бесславный конец…

Больше он ничего не слышал. Кровь ударила в мозг, глаза накрыло пеленой – красной, глухой и тяжелой…

Александр взглянул на свои ладони: сетка тонких энергетических нитей просвечивала сквозь грубую потемневшую кожу; нити исчезали и появлялись вновь, они мелькали призрачным обманчивым слоем, чтобы под звуки колотящего сердца расползаться выше по дрожащим рукам.

И как-то резко пришло понимание, каким задумал их конец Лисандр.

Специфика их противостояния состояла в том, что в глазах вселенной, по законам мироздания, догмары и ferus были равны. Ferus могли уничтожить догмар – природа наделила их нужной особенностью, но вместе с тем Александр забывал, что при желании и должном умение догмары могли уничтожить ferus. Это было сложно, практически невозможно, однако осуществимо. Для этого следовало прочесть над ferus scriptio – заклинание, лишающее души. Но слов из scriptio не знал никто, ferus даже в мыслях его не произносили, словно эти мысли, для них запретные, могли просочиться в бренный мир.

Однако Лисандр заклинание узнал, и собирался его использовать. Как только обратит их оболочки в пыль.

Откуда он узнал заклинание?

То была последняя мысль Александра.

На место с лязгом вернулась дверь: «щелк», – сказало железо. А затем прогремел оглушающий взрыв.

Нелли бежала. Снова. Стремительно, быстро, без передышек, выжимая последние внутренние резервы. Останавливаться было нельзя, несмотря на то, что находилась на последнем издыхание, покалывал бок, и хотелось пить. Да еще непереносимая июльская жара желала лишить ее остатков сил.

Нелли бежала восьмой день. Нет: Нелли бегала восьмой день, поскольку Нелли занималась пробежкой. По четыре дня с паузой в день. Километр за километром преодолевала установленные Зойлом расстояния. Это его затея, чья же еще. Он взялся за нее основательно.

Когда неделями ранее Зойл заявил, что будет обучать ее самозащите, она и предположить не могла во что это выльется. Да и удивилась, а как иначе? Зойл, владелец бара, будет учить Нелли драться? Выглядел Зойл неплохо, с учетом возраста и вовсе великолепно – подтянутый, с хорошей мускулатурой. Очевидно, что в молодости Зойл не ленился и спорту уделял должное внимание. Однако Нелли никогда бы не подумала, что его познания одними спортивными упражнениями не ограничиваются, а распространяются куда как далее, охватывая профессиональное владение техникой боя.

Зря, что не подумала: Зойл оказался знатоком своего дела.

Как выяснилось, после положенного срока в армии, он остался служить там по контракту. Нужно было зарабатывать на жизнь, а другого способа в то время для себя он не представлял – «не возвращаться же словно школьник за прилавок». Вот и научился всему, что умел сейчас, а значит, мог научить и Нелли. И в первую очередь он стал преподавать ей уроки самозащиты. Драться с громилами-убийцами и уж тем более справиться с ними она не могла. Однако могла постоять за себя, в случае возникновения такой необходимости, и, выиграв время, убежать.

Зойл обучал ее всему, вплоть до того, как правильно ставить подножки – этого Нелли тоже не умела. Ей показывали приемы обороны, учили обращаться с холодным оружием, временами даже демонстрировали, как правильно нападать – кто знает, может, пригодится. И параллельно с этими уроками заставляли пробегать по несколько километров каждое утро. Логика была проста: от противника нужно не только отбиться, но и убежать, желательно быстро.

К нагрузкам и подобной активности Нелли привыкала тяжело. Вроде бы раньше увлекалась аэробикой, а, значит, с физикой, казалось бы, ладила, пускай великой спортсменкой не была. Однако те пятнадцать-двадцать минут, которые предписывалось пробегать для начала, да и то, чередуя минуту бега с минутой ходьбы, Нелли преодолевала с трудом.

Нелли была размазней.

Однако сейчас, на исходе восьмого дня, Нелли чувствовала себя намного лучше: быстрее справлялась, меньше уставала, и одышка почти прекратилась. А ведь путь преодолевался солидный: спускалась улицу до замечательного парка, пробегала по узким парковым дорожкам, после чего возвращалась обратно, к своему успевшему полюбиться дому. Не такой уж размазней она была! О других испытаниях, что готовились Зойлом, Нелли думать отказывалась.

Нелли свернула плейлист и посмотрела на время: восемь утра, через час на работу, а вечером снова череда кулачных приемов. Каких? Это сюрприз. Заранее Зойл не травмировал.

Подспудно ловя на своих ягодицах небезразличные мужские взгляды, Нелли трусцой побежала домой. С некоторых пор любая форма внимания Нелли оставляла равнодушной – не волновала, не раздражала и совершенно ей не льстила. Нелли душевно очерствела?

Нелли пробежала мимо аккуратной лавки, мимо второй, мимо клумбы с цветами… Нелли посмотрела по сторонам, замедлилась, оглянулась назад…

Что-то было не так. Сегодня все было по-другому. Этот день отличался ото всех остальных, как, впрочем, и два предыдущих до этого. Что ее смущало?

Она не ощущала чужого присутствия – вот что ее смущало. За Нелли никто не следил.

На четвертый день после откровенного разговора с Зойлом, Нелли начала каждодневные пробежки, и в этот же день в ней зародилась убежденность, что за ней пристально наблюдают. Померещилось?