Рассудок птицей понёсся туда, к лучам приветливого солнца, к дарящей надежду радуге, от только что прошедшего слепого дождика. Роза даже почувствовала, будто последние капельки ударились о лицо. «Как здорово мечтать! Хоть тут осталось раздолье. Хвала мозгам за то, что на это способны. А может люди вовсе мечтают не ими?» – подкинуло сознание подлое колебание.

Неподражаемый визг Поганки, окончательно, разогнал удовольствие. Глаза открывать не хотелось, а пришлось.

Толстуха вытирала руки. «Она меня мыла…» – Роза ощутила, как удивление отпечаталось на лице, хорошо, что сокамерница увлеклась перешептыванием с Рыжухой. Чайник собирала с пола воду. Роза взяла у Климактерички полотенце и обернулась. Чайник подхватила таз, понесла к унитазу.

– Ой! Набрызгала много, – стушевалась Роза, вознамерившись вытереть лужи, потянулась за тряпкой.

– Совсем ошалела, – буркнула Чайник и оттолкнула её.

Роза растерялась, прижимая к себе мокрое полотенце.

– Накинь, и под одеяло, озябнешь, – выручила Климактеричка, подавая майку и трусы.

– Спасибо. Вы мой спаситель, – согласилась Роза.

Быстро одевшись, не без удовольствия юркнула в постель. За наслаждением, забыла про Поганку: получалось, худенькая женщина попала в некую мерку между приятным и досадным восприятием. Роза водила руками по одежде, не веря, что отсутствует привычная липкость, вызывающая скверное настроение. Она упивалась бы сладкой невесомостью и дальше, но негу разогнал стук зубов: ощущение сквозняка пронизывало насквозь.

– Ба! Стукачок подвалил, – голос Поганки усилил зябкость.

Роза натянула до подбородка одеяло, дыша шерстяным духом. «Хоть не плесенью воняет, и ладно», – радовалась она, надеясь оценить и тепло.

Удерживать дрожь не получалось.

Поганка нагло хихикала.

– Что смешного? Помогли бы, – вмешалась Золотка.

– Я-я-я! – закричала Рыжуха, поднимая высоко руку нетерпеливой первоклашкой.

– Давай, если завелась, – улыбнулась Золотка.

Рыжуха, усердно пыхтя, взгромоздилась на нижнюю перекладину кровати, просунула руки между перил и положила Розе на голову.

– Вылезай из берлоги! – Рыжуха потянула за волосы.

Роза поморщившись, приподнялась на подушке.

– Кочупатки вытяни, да котелком не крути, мечтай об Африке, – велела спасительница.

– Об Африке, ну загнула! Сама-то таковую зырила? – усмехнулась Поганка.

Зубы постукивали, а шея и плечи уже пропитывались теплом. Оно явно исходило от рук Рыжухи. Горячие пальцы перебирали мокрые волосы. Роза попыталась узнать, как это у той получается. Изловчившись, увидела огненно-рыжую шевелюру и залюбовалась.

Причёска Рыжухи состояла из туго заплетённой косы, уложенной венцом. Отдельные волоски торчали подобно начищенной медной проволоке, поблескивая очаровательным ореолом. Имей Кремовая Роза более мелкие черты лица, сошла бы за красавицу. Но Силы Рождения поскупились на красоту, одарив помимо крупных веснушек широким носом, лишив тем самым обаяния, вживив в смолянисто-чёрные навыкат глаза едко-пронизывающий блеск озлобленности. Пухлые алые губы, будто всегда накрашенные, кривились в ухмылке, показывая удивительной белизны зубы.

«Интересно, она маскируется под злюку или впрямь ненавидит мир?» Терялась в догадках Роза. Если бы пригляделась, то заметила, что плечи Рыжухи испуганно вздрагивали, а руки вечно что-то нервно теребили.

Нет на свете существ, обделённых полностью. Создатель обязательно чем-то утешит.

Вот и Кремовая Роза владела завидной силой и ловкостью. В свои тридцать шесть дала бы фору любому мужчине, рискнувшему вступить в поединок. К тому же Рыжуха искренне верила: удача всегда рядом, пока человек топчет землю.

Вскоре сладкая нега целиком завладела телом и разумом, навевая на Розу сон.

«Спать… спать… спать», – будто кто нашёптывал, она не удержалась и задремала.

Погрузившись в волшебную дрёму, чувствовала в шевелении волос игру южного ветерка. Слух ублажало мерное тиканье настенных часов. Она облачена в шёлковую, оранжевую рубашку. И будто – дома, в полдень, лежит на диване у открытого окна. Повсюду дурманящий аромат сирени. Главное, некуда спешить. Ничто не волнует. Она счастлива…

Кто-то из женщин громко чихнул. Глаза распахнулись сами, спугнув навеянное сновидение, беспощадно обнажив унылую реальность. Незамедлительно возникло старое любопытство. Роза потрогала волосы. Рыжуха легонько стукнула по пальцам.

– Заёрзала. Значит – баста. То перекалишься, – сказала она, набрав полные горсти волос, рассыпала по подушке.

Наблюдая за каштановым переливом, тяжело вздохнула и опустилась на пол. Роза поспешила осмотреться, питая надежду на разгадку волшебного тепла. Откровенный взгляд пришёлся той не по вкусу: тёмные зрачки блеснули, будто фыркнули. Роза спросила:

– Как вам удалось высушить волосы?

– Кверху каком! – резанула та.

– Вообще, я собиралась поблагодарить вас…

– Так говоришь, или… – перебила Рыжуха.

Роза покраснела.

– Говорит-говорит. Успокойся, – вступилась Климактеричка.

Рыжуху ответ не устроил. Глаза по-прежнему блестели густой смолью. Роза взяла прядь волос, понюхала кончик и сказала:

– Спасибо, вы волшебница. У меня слов нет для признательности. Вы, спасли меня от простуды, может больше…

– Да чё там! Прямо спасла… дрыхни дальше, – Рыжуха наклонилась и шепнула: – а ты красивая.

– Спасибо, – так же тихо ответила Роза.

Повеселевшая Рыжуха поправила на ней одеяло.

– Аркан мечешь?! – оскалилась Толстуха.

– Отвянь, – парировала Рыжуха.

– Вой-бой… Берлинская стена. Ей спасибо – она дойки на передовую! Недаром они по пуду – работать не буду!

– Нарываешься, зараза! – сверкнула глазищами Рыжуха.

К удивлению Розы, Поганка примолкла.

Роза лежала, ощущая напряжение. «Поистине, в каждом положении свои за и против: в горшке съедало одиночество, тут добьёт общество», – ворчали бессмертные мысли. Чтобы унять нарастающее недовольство, вспомнила глаза Рыжухи в момент благодарности, то, как в них появился влажный глянец. «Неужели ей никто не говорил добрых слов? Что удивительного, если взять во внимание отношения между сокамерницами». Размышления оборвались возникшей суматохой.

Женщины суетились возле стола, кроме Толстухи, сопевшей над раковиной, заканчивавшей стирку.

«Наверно, обед. Так не хочется постель покидать». Роза неохотно спрыгнула вниз, пригладила распушенные волосы, жалея, что нет ленточки.

– Платок в загашнике. И падай, твоя седушка, – распорядилась Толстуха, потянув за рукав.

Роза нашла в кармане платья белый ситцевый платок.

– Почему должна сидеть, где велишь? – возмутилась она, желая сесть на край лавки.

– По кочану? Падай и всё… И вообще… чёй-то… всем вы, мне так… ты?

Роза вознамерилась ответить, но открылась дверь, пришлось смириться, оказавшись между Климактеричкой и Чайником.

…Вошла, точно вкатилась женщина в арестантской одежде, поражая скользящей походкой. Роза приподнялась убедиться, нет ли у той чего на ногах. Заключённая стукнула по столу кастрюлей, стараясь вежливо улыбаться, но лицо напоминало трагичную маску. «Ну и уродиха», – возникла у Розы оценка сама по себе.

– Ой, подсадочка! Шустро кималька ковырялку получила. Фартит вам! – загнусавила вошедшая.

Роза невольно взглянула на проваленный нос незнакомки.

– Не в жилу, да? – спросила та, уловив на себе взгляд.

Роза промолчала.

– Афедрончик жидковат, а буферочки в теме! – выпалила хамка, уставившись на Розину грудь.

Находись Роза с краю, та задрала бы кофту, а так, изловчившись, хлопнула ладошкой по верхней части ягодицы. Затем бесцеремонно ухватилась за груди, больно сжимая. Роза оценила настойчивость Поганки, то бы, не думая о последствиях, вцепилась в оскорбительницу.