Умберто поднялся и протянул пыльному ковбою руку.

– Я – Охос. А вы – Джон Лоуренс Плагфорд или его сын?

Ковбой пожал протянутую руку.

– Сын. Брент.

Пожимая руку, Умберто заметил промелькнувшее на лице гринго выражение то ли недоверия, то ли неприязни.

– Я Томас Уэстон, – представился джентльмен, в свою очередь протягивая руку.

Умберто пожал и ее и не заметил на лице второго гринго ни неприязни, ни недоверия.

– Me llamo Ojos.

Артист отпустил руку джентльмена и жестом указал гостям на мягкие стулья, окружавшие стол, украшенный красными, коричневыми и зелеными кафельными плитками.

– Пожалуйста, садитесь.

Американцы сели.

– Что вы хотели бы выпить? – осведомился Умберто.

– Ничего, – ответил ковбой.

Музыкант тоже сел.

– Я, с вашего позволения, все же выпью, поскольку вино уже налито.

Он уже понял, что Брент Плагфорд – человек не очень благовоспитанный.

Опустившись на стул, ковбой положил на стол шляпу, достал из-под бежевой рубахи потертый кошель на шнурке и стянул через голову.

– Ваше золото.

Умберто взял кошель, положил на стол, развязал, заглянул внутрь и увидел поблескивающие разнокалиберные самородки.

– Торговаться не будем, – сказал ковбой. – Это все, что у нас есть.

– Похоже, здесь ровно столько, сколько и было обещано в объявлении, – заметил музыкант.

– Можете положить на весы и убедиться, что все честно.

– Не думаю, что вы проделали такой путь только для того, чтобы обмануть меня на унцию золота.

– Я человек честный, – заявил ковбой как о всем известном факте. – А теперь расскажите о сестрах.

– Как я уже писал, мне известны две персоны, имевшие отношение к одной или обеим вашим сестрам. Девять недель…

– Как вы поняли, – с явным недоверием перебил артиста ковбой, – что эти двое мужчин знают моих сестер?

– Пожалуйста, позвольте мне рассказать небольшую историю, которая ответит на все ваши вопросы.

– Ладно, рассказывайте.

– Девять недель назад, навещая родственников в Мехико, я увидел на почте ваше объявление с предложением награды и вскоре после этого написал песню о пропавшей женщине.

– Вы написали песню о моих сестрах?

– Да.

Лицо ковбоя полыхнуло гневом. Джентльмен положил руку на плечо своему спутнику.

– Прошу прощения, если огорчил вас, – сказал Умберто.

Не в силах выдавить ни звука, ковбой молча кипел.

– Почему вы написали песню о них? – спросил джентльмен.

– Их история тронула меня. Хотя гринго-тексиканцы убили моего отца и отняли землю, по праву принадлежавшую Мексике, я думал об этих прекрасных и невинных женщинах, и… – Умберто покачал головой. – Я проникся сочувствием к ним. У меня самого две дочери… и я разозлился на мир, в котором не ценят, а похищают и оскверняют красоту. – Он подумал о своей роскошной красавице-кузине, Елене, исчезнувшей двадцать лет назад и считавшейся умершей. – Ваши сестры – не единственные женщины, пропавшие в этой стране.

Ковбой выразительно кивнул.

Лезвие пронзило правый глаз нарисованного голубым мелком медведя.

Умберто взглянул на пьяного метателя ножа и снова повернулся к гринго.

– Балладу я писал с тяжелым сердцем. По-английски ее название звучит так: «То, что нельзя украсть». – Он указал на футляр. – У меня особенная гитара, с четырьмя струнами. Я играю в таких вот барах и на улице. «То, что нельзя украсть» я исполнял много раз. Ближе к концу баллады есть строки с описанием одной из женщин в…

– Откуда вы узнали, как они выглядят? – спросил джентльмен.

– В объявлении были их фотографии.

– Продолжайте, – сказал ковбой.

– Ближе к концу баллады есть строки описания одной из женщин в подробностях. Нарисовав портрет, я зову ее по имени. – Умберто вдохнул и душераздирающе пропел вибрирующим голосом: – Иветта!

По лицу ковбоя катились слезы.

– В заключительном пассаже, детально описав вторую женщину, я тоже зову ее по имени: Долорес!

Ковбой вытер слезы полями шляпы.

– Я исполнял эту песню много раз – в городах, деревнях и дважды в поезде. И везде она трогала людские сердца. (Умберто не стал говорить, что баллада оказалась одной из самых прибыльных его песен.) А несколько недель назад я вернулся домой, в Нуэва-Вида. И вот одиннадцать дней назад, когда я исполнял «То, что нельзя украсть» на городской площади, двое мужчин повели себя очень необычно. Они побледнели. Глаза их повлажнели. Они испугались. Уверен – они знают одну или даже обеих женщин из песни.

– Кто они? – Слова ковбоя упали тяжело, как падает тупой топор.

На мгновение Умберто заколебался.

– Вы должны пообещать, что джентльмен будет разговаривать с ними культурно, как подобает. Они…

– Не ставь мне условий, – рявкнул ковбой. – Я заплатил за информацию. – Он ткнул пальцем в кошель с золотом.

– Возможно, эти люди и не догадываются о несчастной доле, выпавшей вашим сестрам.

– Вы этого не знаете наверняка.

– Правильно, – согласился Умберто. – Я не знаю, откуда им известно о ваших сестрах. Но люди они важные и для города сделали много хорошего. Вы должны пообещать, что не сделаете им ничего плохого, не станете их убивать.

– Что понадобится, то и сделаем, – мрачно ответил Брент.

Музыкант затянул завязки и толкнул кошель через стол.

– Можете забрать ваше золото и возвращаться в Америку.

Ковбой посмотрел на него с нескрываемой ненавистью.

Умберто отпил вина из стакана.

Ковбой взял себя в руки и, немного успокоившись, сказал:

– А если эти добрые люди не так уж и добры?

– Если кто-либо из этих джентльменов пострадает или будет убит, я назову имена Джона Лоуренса Плагфорда и Брента Плагфорда действительно плохим мексиканцам. – Умберто произнес угрозу, на мгновение приподнявшись со стула. – А если я случайно отрежу себе голову или по невнимательности двадцать девять раз ударю себя ножом в печень, найдутся другие разговорчивые люди, которые донесут эту информацию до бандитов.

– Дьявол. – Брент по-лошадиному фыркнул. – Хитрый мексиканец.

– Один из многих миллионов.

Ковбой задумался.

– Что же касается тех, кто удерживает ваших сестер… – Умберто пожал плечами. Убийство людей, похитивших женщин и надругавшихся над ними, артиста не беспокоило.

Ковбой толкнул золото обратно.

– Мы не тронем тех, с кем вы нас свяжете. Мое слово твердое.

– Bueno. – Хотя Умберто не испытывал симпатии к ковбою, в его верности слову он не сомневался. – Я знаю место, куда эти два джентльмена ходят играть и выпивать. Это приличное заведение. – Артист посмотрел на высокого светловолосого гринго. – Вам нужно пойти туда.

– А почему бы вам самому не поговорить с ними? – спросил джентльмен.

– Не желаю участвовать в этом напрямую. – Умберто не стал бы участвовать вообще, но совесть не позволяла молчать, да и деньги семье не помешали бы. – Сядьте играть с одним из них, угостите выпивкой. Когда он расслабится, расскажите, что за женщину вы ищете. Он и поведает, куда идти и где искать. ¿Comprendes?[38]

– Понимаю, – с сомнением сказал джентльмен.

– Es muy fácil[39], – заверил Кальес.

– Думаете, сестер держат в городе? – спросил ковбой.

– В Нуэва-Вида такого рода борделя нет, разве что это какое-то тайное место, подвальная темница. Может быть, они в другом городе или в какой-нибудь пещере в горах.

Джентльмен побледнел.

– Вам заплатили за неделю, – напомнил спутнику ковбой.

– Я не забыл.

Брент посмотрел на Умберто.

– Приходилось ли вам слышать об испанце по имени Грис? Одноглазом?

– Нет.

– Ладно. – В голосе ковбоя послышалось разочарование. – Теперь расскажите нам об этих джентльменах.

Стромлер откинул болтавшуюся у входа клетчатую занавесь и окунулся в ночь. Воздух снаружи оказался намного холоднее того, что был заключен внутри, и пот на лбу и шее джентльмена мгновенно остыл, как чуть раньше это сделали кишки.