— Успокойтесь месье! Я понимаю ваши чувства, что серьёзно пострадали ваши жена, племянник, сестра и крестница, но, позвольте: мой кузен и его супруга не могут влезть в голову этого ужасного существа, которое сидит в темницах, а уж тем более контролировать её греховные мысли, — умеренно спокойно возразил другой мужской голос, что был мне не знаком.

— О, вы удивитесь действиям вашего кузена и его супруги, когда я вам о них поведаю, — выплюнул зло Оливье.

— Господа, прекратите орать возле комнаты мадам графини! Меньше всего ей сейчас надо слушать ваши перебранки! — произнес сердитый голос месье Жаме. Мужчины тотчас замолкли, и вскоре я услышала удаляющиеся шаги и чьё-то сердитое бормотание.

Приоткрыв глаза, я увидела месье Жаме уже перед собой. Лекарь расставлял на прикроватном столике разные флакончики и несколько пергаментов с порошками.

— О, сударыня, вы очнулись… Это прекрасная новость, — улыбнулся он мне.

— Что со мной случилось??? — пробормотала я, заметив, что на мне была чистая ночная рубашка, а корсет и платье, пропитанные кровью, исчезли.

— Глубокий обморок. Вы перенесли сильное потрясение, и теперь вам нужно оставаться в постели длительное время. Вы будете поправляться, но для этого надо потреблять эти лекарства, — он указал на принесенные пакетики и флакончики.

Моя рука машинально коснулась живота.

— Не волнуйтесь, с вашим малышом всё в порядке. Просто вам и нерождённому чаду сейчас надобно проводить больше времени в спокойной обстановке. Вот, выпейте укрепляющий отвар, — он быстро развёл один из порошков в кружке с сидром, и протянул мне.

— Марианна, Эмиль… — начала я, вспомнив ужасные моменты.

— Они живы мадам, все живы, — улыбнулся мне месье Жаме.

— Но я видела, как Ребекка засадила нож в грудь девочки… Я хотела вытащить его… и там было столько крови…

— Сударыня, чтобы пронзить сердце требуется определённая меткость. А сделать это таким маленьким, хотя и острым ножом, довольно проблематично. Плюс ко всему, девочка вырывалась и от того лезвие ударилось о пластину в корсете, а затем соскользнуло и вошло возле груди рядом с плечом. Рана болезненная, она потеряла много крови, но не лёгкое, не сердце не задеты. Мы обнаружили её вовремя, смогли остановить кровотечение, и теперь ей следует, как и вам, отдыхать и пополнять свои силы.

Слушая лекаря, я выпила горьковатый порошок.

— А Эмиль?

— К моему удивлению, у этого молодого человека нет серьёзных повреждений. По его словам, Ребекка пыталась его избивать ногами, но словно невидимая сила сдерживала её. Она часто промахивалась, хотя, возможно, это ему показалось. А та ненормальная женщина просто не могла сосредоточиться.

— А мадам Эммильена? Как она?

— Долго отпаивали успокоительным. От Ребекки её оттаскивали трое мужчин — она довольно-таки решительная женщина, эмоциональная, — улыбка месье Жаме стала шире.

— А сама Ребекка???

— В темнице. Её хозяева допрошены с пристрастием, — более холодно ответил лекарь.

Я сильно зевнула, прикрывая рот ладонью. Он забрал у меня пустую кружку, и указал на подушку.

— Вам надо поспать. Пусть иное вас не беспокоит.

Я хотела возразить и продолжить расспросы, но мысли мои путались, в голове был туман, сон навалился на меня и я стремительно провалилась в мир грёз.

Сон медленно рассеивался, а ещё не вступившая в полные права реальность доносила до меня чьи-то голоса. Они были смутно знакомы, раздавались рядом, но не были особо громкими. Видимо, говорящие старались не разбудить меня. Я почувствовала сильную усталость и разбитость, словно я не отдыхала, а напротив — вымоталась, точно пахотный мерин. Сил хватило лишь на то, чтобы слегка приоткрыть глаза.

— Судя по этой шкатулке, полной украшений, семейная жизнь моей невестки идёт не плохо, — произнёс месье Филипп, указав на драгоценности, которые были на моём туалетном столике.

— Могу заверить вас, что наличие груды дорогих побрякушек не делает женщину счастливой в супружестве, — хмыкнула мадам Адели, и тем не менее, поближе подошла к столику, рассматривая его содержимое, — У меня было и поболее драгоценностей. Но счастья это мне не принесло — мой супруг убил меня без зазрения совести, — отстраненным голосом констатировала она.

— Мда, печально. Но позвольте спросить, что вы все здесь делаете? — месье Филипп кивнул на остальных, кто был в комнате: помимо мадам Адели, в спальне находился отец Далматий и отец Бертрам, старый священник.

— Собственно, я гуляю по своему замку, — хмыкнула мадам, — Да, он принадлежал мне, ещё до вашего рождения, месье Филипп. Вот… решила зайти, проведать это юное создание.

— Впрочем, аналогично и я. К тому же после встречи с этой безумной особой, я подумал, что участие отца Бертрама просто необходимо, — поведал Далматий.

Он стоял возле письменного столика, где лежала стопка книг, принесённых моим супругом из библиотеки. Видимо молодого священника они занимали сейчас более всего прочего.

— Я согласен с моим юным другом — мадам графиня нуждается в определённых молитвах за её здравие, — кивнул старый священник, до этого стоявший молча, и расположился в кресле возле камина.

— Что ж, я рад, что моя невестка сейчас в относительной целости. Если честно, я чуть не умер второй раз, когда увидел эту сумасшедшую, что тут ножом размахивала, — мрачно констатировал месье Филипп.

— Интересно зачем она всё это устроила? Требовала какое-то кольцо, — задумчиво протянула мадам Адели.

— Да от дури своей пошла на сие действие. Наверняка хотела выкрасть что-то ценное у Анны, пока её госпожа была внизу, да сбежать с драгоценностью. Все эти крестьяне тупы и алчны, — самоуверенно объяснил собеседнице месье Филипп.

— Вот это да! — несколько громко воскликнул отец Далматий, рассматривая одну из книг, которую ему удалось раскрыть.

Остальные, явно заинтригованные, подошли, дабы изучить его находку.

— Знаете, месье, у вашей невестки всё-таки маловато драгоценностей, если она терпит от супруга такие обращения — за это он ей сокровищницу должен преподнести, а не жалкие три нитки жемчуга. По мне так ваш сын скряга и извращенец, — холодно заключила мадам Адели.

— Мадам, попридержите свой острый язык. Не вижу ничего плохого в том, чтобы мой сын, состоя в священном браке, порадовал бы свою молодую жену некоторым новшеством в постели, — возразил месье Филипп, — Это, между прочим, делает женщину счастливой. За такое многие бы отдали любые свои побрякушки.

— Вы заблуждаетесь! Я прекрасно помню некоторые такие приёмы от моего супруга! Так вот, ничего приятного в них не было — всё было болезненно, грязно и греховно. Вот теперь мне искренне жаль эту практически девочку, — зло выпалила дама-призрак.

— По-моему, если бы всё было так плохо, то Анна бы не стала молчать, а, скажем, переехала бы к дяде… Пожаловалась хоть, например, своему священнику, — попытался успокоить мадам Адели отец Далматий.

— Тому напыщенному индюку? Я думаю, что если бы она и заикнулась о своей проблеме, то ей бы заткнули рот, и ещё обвинили бы в неблагодарности. Прекрасно я знаю эту «помощь» священнослужителей, — покачала головой мадам Адели.

Слушая их, я почувствовала, как у меня краснеет шея, а лицо стало наливаться пунцовыми пятнами.

— Мне кажется, вам следует оставить мадам графиню в покое, как и её личную жизнь, — тихо произнёс отец Бертрам, — Вы забываете, что сейчас не желательно ваше длительное нахождение рядом с ней.

— Вы правы, святой отец. Что ж, оставим девочку далее созерцать целительный сон, — кивнул месье Филипп.

— Да закройте вы уже эту развратную книгу!!! — напустилась на Далматия мадам Адели, в то время, как молодой священник попытался пролистать её далее.

Тот вздохнул, но показательно быстро её закрыл.

— Так… Святой отец, вы хорошо запомнили те позы, что просматривали? — шёпотом спросил его месье Филипп.

— Вполне, — кивнул Далматий.