— То есть украли, и скорее всего из оружейной, — пояснил для всех аббат, — Когда Оливье закончит с осмотром подвалов, то я поведаю ему о печальной ситуации с племянником-вором. Надеюсь, что он позволит мне вас пороть, — на лице Рене появился зловещий оскал, и Эмиль дёрнулся, отступив на шаг от него.
— Мне кажется воспитательный процесс следует отложить на потом. Сейчас надо пойти и посмотреть, что случилось с Марий, — вмешалась я в перепалку мужчины и мальчика.
Наскоро я пересказала то, что случилось в детской, повторив, что няньке, возможно, сейчас требуется наша помощь и лекарь.
— Я схожу, посмотрю, что с ней, — кивнул аббат, взяв с собой шпагу, но оставил с нами собаку, заявив, что от лая этого существа у него начинается мигрень.
Как только он ушёл, Мод сразу заперла дверь, вновь подставив под неё стул и для большей уверенности села на него.
— Надеюсь, что с мадам Эммильеной и нашими гостями тоже всё в порядке, — произнесла Марианна.
— Мою матушку всегда защищает Господь, она сама так нам об этом говорит. Поэтому я уверен, что с ней всё в порядке. А граф и графиня де Брионнн — их комнаты рядом, так что, полагаю, они тоже сумеют противостоять этой нечисти, — спокойно ответил Эммиль.
— То есть, ты считаешь, что Господь бы не пришёл мне на помощь? — поморщившись, заметила Марианна.
— Моя матушка говорит, что твоя вера не сильна и ты подвержена проискам Искусителя. Поэтому я посчитал, что эта Дама в Сером придёт прежде всего за неокрепшими душами, — постарался прояснить суть своих действий юный идальго.
Марианна явно готова была съязвить, но Мод быстро прервала их спор.
— Нам всем не мешало бы помолиться, когда такое опасное создание бродит по замку. Да и негоже пустой болтовнёй утомлять мадам графиню — она и так вся бледная от переживаний…
Её решительность и некая житейская мудрость произвели должное впечатление на всех. Даже на юного сеньора дель Альваро; было видно что мальчик несколько побаивался её.
Однако, долго шептать слова молитвы нам не дали, ибо минут через десять в коридоре раздались стоны и причитания, которые нарастали, двигаясь в сторону нашей с Оливье спальни. Вскоре в дверь постучали.
— Это мы! — раздражённо произнёс Рене, ожидая пока Мод отопрёт дверь.
В комнату вошёл аббат поддерживая за плечи Марию. Женщина стонала, плакала и причитала. Её голова, чепец и лицо были залиты кровью. Видимо она пыталась вытирать небольшие, но быстрые струйки крови рукавом, но в итоге ещё больше размазала её по лицу и обляпала ею платье.
— За что мне это наказание? Я честно зарабатываю на свой хлеб, хожу каждый день по три раза в часовню, исповедуюсь часто, за что Господь покарал меня? — причитала нянька.
— Помолчите, вы, глупая женщина! Вы наоборот должны быть благодарны Богу, что живы остались после такого броска вазой, — холодно заметил аббат.
Он усадил Марию в кресло возле камина, а Мод уже подбежала с тазиком чистой воды, что я использовала для умывания. В руках служанка сжимала чистую тряпочку.
— Я схожу за месье Жаме и графом, — произнёс аббат, но в это время в коридоре раздались голоса и в нашу комнату зашёл Оливье с сестрой и лекарем.
— Мне кажется, стоит осмотреть мадам графиню — она сегодня сильно переволновалась, — говорил он на ходу месье Жаме, однако все они оторопели, увидев Марию в крови.
— Святая Мадонна, что тут у вас случилось?! — воскликнула Эммильена.
Мария, постанывая, поведала, как она уложила мальчиков и вздремнула в кресле возле камина, где обычно любила сидеть. Проснулась она от шагов по тёмной комнате и шороха юбок. Возле стола была женщина — силуэт в сером плаще, с накинутым на голову капюшоном. Дама что-то искала; она открывала шкатулки, что были на столе, листала книги Рауля и трясла их, ощупывала одежду мальчиков, развешенную на стульях.
— Я возмутилась, подумала, может, кто из слуг подворовывает? Ведь потом и не докажешь, что это не я взяла брошь или монетки, — простонала Мария, — Я воскликнула: «Что вы тут делаете? Это не ваши вещи, прочь от них!». В это время мальчики проснулись и закричали. Женщина схватила большую вазу с розами, что стояла рядом с письменным столом, и запустила в меня, а я спросонья не увернулась. Боль была страшная, голова гудела, и я, наверное, потеряла сознание на какое-то время. Я пришла в себя, а в спальне никого нет. Подняться не могу — голова кругом идёт. Слава Богу, месье аббат подоспел, помог встать и дойти до этой комнаты, — всхлипнула Мария.
— Вы закрыли дверь в комнату, перед сном? — спросил внезапно молча слушавший её Оливье.
— Зачем, ваша светлость? Я ведь не знала о нападении на месье Гримо, а та девочка сама утопла, как я слышала. От кого же мне было защищаться? — воскликнула служанка.
— Всё, месье. Хватит расспросов. Мадам Марии сейчас нужно обработать рану, принять снотворное и лечь спать, — вмешался лекарь, — Мадам, пройдёмте в вашу комнату, — обратился он к пострадавшей.
— Я не могу идти, у меня кружится голова, — пробормотала женщина, попытавшись приподняться.
Выйдя в коридор, Оливье окликнул слугу. Через пять минут пришёл здоровый детина — сын главного конюха, двадцатилетний Дюпре. Он с лёгкостью взял на руки довольно полную Марию, и аккуратно понёс пострадавшую в её каморку. За ним проследовал и месье Жаме.
— Да, хлопотная ночка у нашего лекаря — врачевать голову уже второго пострадавшего, — проговорил граф, наблюдая за удаляющейся процессией.
— Но Гримо ведь был убит? — непонимающе посмотрела я на супруга.
— К счастью, только оглушён. Нападавший сильно ударил его по голове чем-то тяжёлым. Он не смог разглядеть орудие удара в полутьме, да и вообще помнит довольно мало. Только фигуру в плаще, которая склонилась над телом девочки, а потом кинулась на него, — ответил Оливье.
Но тут он заметил, что кроме меня, его словам молча, с неподдельной тревогой на лицах внимают и остальные присутствующие в комнате.
— Так, нам всем следует помолиться и лечь спать. Хватит на сегодня происшествий, — произнёс он с недовольством.
— Кстати, насчёт происшествий, мой друг. Вам следует получше запирать оружейную, а то некоторые ценные образчики её содержимого уже перекочевали в распоряжение одного юного, но не очень умного идальго, — холодно произнёс аббат и показал старую шпагу.
Эмиль понурил голову.
— Боже, дорогой, зачем тебе эта рухлядь?! — воскликнула Эммиильена, видимо, больше шокированная выбором сына, чем самим фактом воровства шпаги.
— Рухлядь, мадам?! Эта шпага принадлежала нашему прадеду — Гюго «Кровавому», так что проявите уважение. Однако, Эмиль, для чего ты её взял? — спросил граф, — Если тебе хотелось поупражняться в фехтовании, то в тренировочном зале всегда есть безопасное оружие.
— Я… я… Я хотел, чтобы шпага всегда была при мне, ведь после тренировки в зале оружие надо оставлять там же, мне его не давали вынести, — неуверенно пробормотал старший племянник Оливье, — А тут ещё я услышал крики, подумал, что с Марианной могло что-то случиться, они ведь доносились с того коридора, где была её комната…
Эммильена зло поджала губы, видимо, собираясь произнести нечто резкое по поводу поступка сына. Но Оливье поднял руку, заставляя её тем самым оставить эту попытку при себе.
— Что ж защищать честь и жизнь дамы — похвально. Однако если бы это была ваша вещь, сударь, — указал он на шпагу, — Я бы вам и слова не сказал. Но вы совершили низкий поступок — украли у человека, который взял заботу о вас.
Эмиль понурил голову.
— Меня выпорят? — спросил он.
— О своём наказании вы узнаете позже, молодой человек, но оно, непременно, будет. Сегодня же мы все устали, перенервничали и затевать что-то новое довольно поздно, — ответил мой супруг.
— Брат, мой сын побеспокоился об этой девочке, рисковал своей жизнью… Ведь он мог столкнуться с этим чудищем в коридоре! Прошу вас, оставьте его в покое, он… — начала было мадам дель Альваро, но Оливье прервал её.
